— Игорь Матвеевич, отпуск закончился, театральный сезон начинается. Каким спектаклем открываетесь?
— Мы начинаем спектаклем «Пунтила» по Брехту, а мой ближайший выход — в «Талантах и поклонниках». Театр у нас сейчас живет продуктивно. Много новых спектаклей, много приглашенных режиссеров. Работа в театре кипит, и мне это очень нравится.
— Ну, под чутким руководством товарища Карбаускиса.
— Да. Пришел режиссер, который строит. Сам для себя что-то в театре открывает, что-то меняет, что-то предлагает. У нас сейчас активно работает молодежь, да вообще все работают, и у каждого есть возможность попробовать себя. Так что лично я просто рад за театр, в котором отработал уже 40 лет.
— Кошмар какой! А сколько у вас самого спектаклей?
— Ну смотрите: «Враг народа», «Таланты и поклонники», «Мертвые души» и «Женитьба». А сейчас я репетирую роль в пьесе «Кант» литовского драматурга Мариуса Ивашкявичуса. Это такая философская притча, что ли. Но жизни там больше, чем философии. В пьесе много смешного, забавного. Впрочем, посмотрим…
— То есть вы довольны. Но когда главным режиссером был Арцибашев, вы ведь тоже не жаловались, верно?
— Да, с Сергеем Арцибашевым я сделал работы, которые сыграли в моей судьбе очень важную роль, и я помню и благодарен.
— А когда вы смотрите на то, что происходит в других театрах? Люди долго работают вместе, и вдруг приходит совершенно новый режиссер…
— Я не сторонник актерских бунтов. Поскольку я учился у Гончарова, то знаю, что такое режиссура, и к режиссерам испытываю огромное уважение. Всегда! Вообще в театре нужен монарх, желательно просвещенный.
— Гончаров таким и был? Но известно, что вам жилось при нем непросто.
— Да уж, не могу сказать, что был его фаворитом. Обид у меня много. Но этот человек поистине исповедовал высокие принципы. У него, кроме театра, не было ничего. Он жил им, горел… И это оправдывало все.
— Когда театр возглавлял Гончаров, его фаворитами были Гундарева, Джигарханян, остальные служили лишь фоном. Вы же в театре годами не получали серьезных ролей.
— Спасибо кино, там в ролях недостатка не было. Так что я счастливый человек, потому что, в принципе, не сидел без работы. А меньше я сыграл в театре или больше… Однажды замечательный актер Борис Михайлович Тенин пришел в учебный театр на спектакль, где я в «Дикарке» играл возрастную роль Ашметьева. Тенин посмотрел, ему понравилось. Мы разговорились, и я ему начал жаловаться на то, что мало играю. «Не переживай, — сказал он. — Мало играешь в молодости, будешь больше играть в старости». Прав оказался.
— Актер и продюсер Алексей Гуськов как-то сказал, что театр — это кладбище уязвленных самолюбий. Согласны?
— Все зависит от установки, которую ты сам себе даешь. Если ты хочешь, чтобы тебя жалели, хочешь ходить все время жаловаться, быть недовольным — ну так ты и будешь недовольным. Когда я был молодым и только пришел в театр, то наблюдал очень неплохих артистов, которые потратили свою жизнь на то, что годами сидели в гримерках и жаловались на несчастливую актерскую судьбу. Но когда судьба давала шанс и этому артисту надо было выйти на сцену, он уже ничего не мог сделать. Потому что не был готов. А надо быть всегда готовым, что тебя призовут. Чем больше работы, тем меньше места для самолюбий.
— Так ведь хочется, чтобы давали главные роли, чтобы был успех, чтобы всегда хвалили.
— Не бывает, чтобы всегда. Да и не надо. У меня тоже были неудачи, и достаточно серьезные, но я только благодарен судьбе за это. Не будь их, я, может, потом бы не сделал чего-то другого, что принесло бы успех. Вообще, театр — место мистическое. Здесь всегда возможно какое-то «вдруг»…
«Когда на меня обрушилась слава, я пустился во все тяжкие»
— Вы сами-то довольны, что с вами случилось в кино? Ведь режиссеры в основном люди очень заскорузлые, они западают на штампы, на фактуру артиста и только их эксплуатируют. Шаг вправо, влево — расстрел.
— Во-первых, они не все заскорузлые, а во-вторых, у меня хватило чувства опасности. После «Звезды пленительного счастья» Владимира Яковлевича Мотыля и «Безымянной звезды» у Миша Козакова я быстро понял, что меня начинают эксплуатировать в одном и том же качестве, и постарался в театре и в кино уйти от этого.
— Но вы же сами рассказывали, что приходили в магазин, вдруг тишина, вы оглядываетесь, а вокруг вас на расстоянии стоит куча народа и трепетно осматривает. Это же приятно на самом деле, хотя мне кажется, что по сути вы не такой человек, не из тех, кто будет в своей славе купаться.
— Хотите верьте, хотите нет, но я никогда сознательно не стремился к популярности. Наоборот, я настолько не был к ней готов, что когда она свалилась на меня после «Звезды пленительного счастья», я даже впал в депрессию. А потом бросился во все тяжкие. Гулял, выпивал… Но вовремя закончил. Не знаю почему — может быть, сработала прививка Гончарова. Он нас так воспитывал, обозначал такую высокую планку мастерства, что возникал какой-то иммунитет от головокружения. Это сейчас каждый, кто мелькнет один раз в телесериале, уже великий, выдающийся и культовый. А тогда рядом со мной были действительно громадные актеры. Я сидел в одной гримерке с Владимиром Яковлевичем Самойловым, с Борисом Михайловичем Тениным, выходил на сцену с Арменом Джигарханяном, с Наташей Гундаревой. В общем, у меня хватило ума понять разницу между популярностью и талантом.
— Жизнь сама поправила, больно ударив по голове?
— Очень быстро. Как только я начинаю восхищаться собой, меня тут же жизнь ставит на место. Мне не надо долго ждать.
— О вас говорят «интеллигентный артист». А интеллигентный человек — тоже вы?
— Не знаю, что это такое. Я здороваюсь, извиняюсь, пропускаю вперед… А всерьез — я последний, кто может об этом судить.
«Мне всегда ставили в упрек мою внешность»
— Вам не хотелось спрятаться, убежать от своей фактуры героя-любовника?
— Надеюсь, иногда мне это удавалось. Понимаете, в молодости казалось, что все обращают внимание только на мою внешность. А мне хотелось крикнуть: «Посмотрите на мой богатый внутренний мир, насколько я духовно богат, насколько одухотворен!»
— У вас есть чувство юмора?
— Надеюсь. Вообще Гончаров дал мне амплуа «комедийный простак».
— Специально, чтобы вы нос не задирали?
— Нет-нет. Я у него играл в «Характерах» Шукшина, играл алкоголика Рисположенского в «Свои люди — сочтемся»… Да тот же спектакль «Кин» Григория Горина. Для меня человек без юмора — беда.
— Но в кинокомедиях вы почти не играли. Только у Рязанова в «Гараже».
— Ну почему же, был еще «Законный брак»… А в «Гараже»… Все так быстро произошло, что я даже ничего сказать не могу особенного. Мизерная роль. Но потом вдруг мне стали говорить: ты там так сыграл!
— А как насчет тщеславия, Игорь Матвеевич?
— Думаю, что оно не самое главное мое качество.
— Есть же люди, которые ежеминутно смотрят в Интернете, что про них пишут.
— Нет, вы знаете, я не кликаю. Я стараюсь относиться к себе с юмором, стараюсь не говорить о себе «моя жизнь в искусстве», «мое творчество». Если вы услышите, что я начну это говорить, скажите мне обязательно, я тут же уйду из профессии.
— И маска ролей к вам не прилипает? Хотя зря я вас пытаю, я же вижу, как вы общаетесь с вахтером, гардеробщицей…
— Но вот видите, и с вахтером, и с гардеробщицей… (Смеется). А серьезно… Если вокруг меня существуют люди и они мне за что-то благодарны, то я им очень признателен. Потому что если бы их не было, я бы перед вами тут не сидел.
— Вы играли Аполлона в «Орестее», Александра I — такие героические роли.
— Да, по королям, царям я норму выполнил.
— А среди тех ролей, где вы совсем другой, какую бы хотелось вспомнить?
— Например, мы со Славой Любшиным играли в фильме «Вечный муж» по Достоевскому, его мало кто видел. Там я совсем другой. Или я снимался в сериале «Усадьба», играл артиста-бомжа.
— А вот это я видел. Простите, но, честно говоря, подумал тогда: зачем вы согласились? Вы же всегда очень избирательно относились к ролям в кино? Режиссерски «Усадьба» была сделана совсем не на том уровне.
— Возможно. Но мне очень понравилась роль.
— Но мы же знаем, как снимаются сериалы, большинство из них. Вот вы сидите дома, включаете телевизор, смотрите такой «шедевр». Тут же выключаете или просто плюетесь?
— Часто обидно за коллег-артистов, в общем, за профессию. Но сам-то по себе сериал — не хорошо и не плохо. Просто жанр. Я вот сейчас снимаюсь в сериале Владимира Хотиненко, он делает «Бесов» Достоевского. Он мне предложил роль отца Верховенского. Надеюсь на лучшее…
— Но давайте от Достоевского к личной жизни, можно?
— Если только немножко.
— Но это же важная часть жизни?
— Но она не должна быть такой важной для общественности.
— Тем не менее общественность у нас любопытная и о вас знает тоже достаточно. Известно, что ваша жена Консуэло — представитель главы РЖД Якунина в Париже. Говорят, что поезд Москва—Париж во многом появился благодаря вашей жене, так как у нее аэрофобия, а приезжать к вам в Москву ей просто необходимо.
— Да, это так, она придумала такой проект. И еще поезд Москва—Ницца.
— Вы с ней живете на два дома, на две страны, как Высоцкий с Мариной Влади?
— Нет, дом все-таки один, в Москве. Просто моя любимая жена часто уезжает по делам в Париж.
— А к хулиганству как вы относитесь?
— Замечательно! Я в детстве был большим хулиганом, меня выгоняли из всех школ. Каждую неделю мама ходила разбираться с учителями, мой дневник пестрел от замечаний по поведению.
— Вот потому, что вы были таким хулиганом в детстве, теперь стали таким правильным?
— Если вы считаете, что я правильный, пусть будет так.
— Но о ваших неправильностях вы же никому не рассказываете, их не показываете и имеете на это полное право.
— Я актер, я готов представлять на всеобщее обозрение то, что делаю на экране и на сцене. А личная жизнь — она же личная. Пусть она останется лично мне.