И главное здесь не количество и качество (на внешнюю красивость он как раз в общем не обращает внимания) обнаженной натуры. Голые тела и гениталии крупным планом — очередная игрушка-дразнилка для замороченных на политкорректности обывателей. Есть здесь и слово «негр», и небольшое обсуждение его смысла главными героями, которое сводится все к тому же «негр — это негр, и ничего больше». Рассуждения о религии, о церкви западной и восточной, о католичестве и христианстве так же просты и бесхитростны. Никаких сложных слов и мыслей — слова, как вода и хлеб, чтобы насытиться, а не объесться или устроить дегустацию, катая их по рту ради вкусовых ощущений.
Сюжетная канва — все та же. Она (Шарлотта Генсбур) — немолодая избитая женщина, которая не хочет скорой помощи, а только чашку чая и чтобы выслушали. Он (Стеллан Скарсгард) — одинокий пожилой мужчина, который всем удовольствиям в жизни предпочел книжные. Она — нимфоманка. Он — девственник. Он подобрал ее на улице и уступил свою кровать. Они продолжают разговор, начатый в первой части. Она рассказывает про свою жизнь, полную страданий из-за того, что она не такая, как все. Говорит как про что-то обычное, будничным голосом — ну да, другого у нее и не было. И через них он исповедуется нам. Он, обычный гений — режиссер, владеющий магией кино. Ларс фон Триер, которого изгнали с самой большой ярмарки тщеславия — Каннского фестиваля, за показавшуюся кому-то неудачной и неполиткорректной шутку. И он снял «Нимфоманку» — как хотел и о чем хотел — как ответ всем, кто его осудил. Он никому не мстит и ничему не учит — он улыбается губами Стеллана Скарсгарда, он ироничен и самоироничен, он спокоен. И он никого не обманывает.
Если в сюжете появляется пистолет, он обязательно выстрелит. И не в картонного героя — мужчину мечты главной героини, хотя она и целилась в него. Он, ее первый мужчина и единственная любовь, ее муж, действует стандартно для стареющего ловеласа — выбрав молодую (пусть и с изуродованным ухом, но с телом-то у нее все в порядке) и оттоптавшись (и в прямом смысле слова) на бывшей жене. Что ж, за это убивать? Она (Шарлотта Генсбур) и сама воспринимает обыденность, не сопротивляясь и не закрывая руками лицо, живот, — все, куда он бьет. И не выказывает удивления, когда ее приемная дочь (Миа Гот), которая завела интрижку с ее бывшим мужем, мочится (в прямом смысле слова) на нее. Это все тоже стандартно. Пистолет стреляет в того, в кого хочет публика. Можно сказать, что и в режиссера. Причем в финале, когда упал занавес — в темноте, где каждый волен дорисовать любые возбуждающие его подробности.
В того, кто вел нас за руку весь фильм, пытаясь своими аллюзиями и культурными ассоциациями примирить рассказ героини с нашей действительностью. Призывая не понять причины поступка человека, не просто, в конце концов, внимательно выслушать, кивая головой, а именно тут же переложить все для себя — перевести в свою систему координат, в ясные именно тебе и потому неопасные по своей сути символы. Как самый яркий пример — еще из первой части: охота девушек за мужчинами в поезде (у кого будет больше сексуальных партнеров за время между остановками) и способов рыбалки. Она ему — про свой первый сексуальный эксперимент, который определил весь ход ее жизни, а он — про мормышки и прочие радости своего хобби, которым толком-то и не занимался в общем. Вот он — самый простой и яркий пример непонимания. Говорящего и слушающего. Женщины и мужчины. Жертвы и спасителя. Режиссера и публики.
Но в «Нимфоманке» нет и капли снобизма. Наоборот, Ларс фон Триер вовремя дает ключик к фильму. Никаких ребусов. Все просто. На работе героиню вынуждают пройти лечение. Несколько дам рядовой внешности собираются на сцене пустующего Дома культуры. Занятия ведет доброжелательный психолог, блондинка средних лет и средней комплекции. Надо представиться. Героиня говорит: «Меня зовут Джо. Я нимфоманка». «Нет, мы говорим: сексуально зависимая», — поправляет ее психолог-блондинка. Героиня соглашается и даже следует методам лечения — закрывается в пустой квартире с заклеенными окнами и замотанными кранами — чтобы никакого движения, никаких капель жизни. Так она проводит три недели и пять дней — лежа в одежде на голом матрасе и зажимая руки коленями. И она приходит отчитаться о своем подвиге. Она даже написала свое покаяние на бумаге и начинает читать: «Я, сексуально зависимая...» И тут в зеркале, оставшемся на сцене от предыдущего кружка самодеятельности, она видит отражение себя. В зеркале — она, девочка лет одиннадцати, сидит на кресле в зале и смотрит на сцену. Героиня оглядывается. На креслах только их пальто. В зеркале — она. Еще один взгляд назад. Небольшая заминка, и листы покаяния летят на пол, в порванном виде. «Я — нимфоманка», — говорит Джо. Вот она точка невозврата и момент истины.
Трудно быть богом. Просто быть собой. Бог тебя замыслил такой, какая есть. И ты, значит, собралась себя, то есть его, оспорить, перекроить, переделать? Что ж, тогда тебя ждут заклеенные окна, заклеенная жизнь. И это очень трудно. Собой — просто. Никто не обещает пути из роз, но все шипы — твои, ты знаешь, на что идешь. Не прячешься и не притворяешься. И потому тебе не стыдно за себя. Когда не предаешь себя, жалеешь всех. Даже человека, который сам от себя скрывал, что он педофил. И это еще одна зарубка, еще один привет от мудрого Ларса. Да, успешный господин (Жан Марк Барр), в себе уверен, все у него есть и ничего он не боится. И когда героиня находит в нем тот самый крючок, что выворачивает его наружу, который он сам от себя так запрятал, что боялся себе в этом признаться, она его жалеет. Она, мать маленького мальчика, которого отняли у нее обстоятельства, жалеет человека, которого возбуждают маленькие мальчики. Только так.
Ну и пара новостей о том, как идет мировой прокат «Нимфоманки». Власти Турции запретили демонстрацию фильма в своей стране. Представители Пензенского регионального отделения Союза женщин России выступили против показа в Пензе фильма Ларса фон Триера «Нимфоманка».
И две цитаты из фильма:
«Я никогда не встречал плохих людей»
«Нет, так не пойдет. Большинство людей не кричат до того, как их ударят».