Британский «Шерлок» нащупал свой стиль с первого же сезона. Как заправские химики, его создатели смешали в одной колбе две мощные и совершенно разные актерские харизмы (Бенедикт Камбербетч и Мартин Фриман), элегантный английский юмор, лихой детективный сюжет и последние достижения технического прогресса. В результате получившейся экзотермической реакции произошел взрыв такой силы, что слава о новом старом герое с Бейкер-стрит тут же облетела земной шар со скоростью 100 Мб/с.
Моффат и Гатисс, прежде чем браться за канонического героя, хорошенько подумали, как выделиться из бессчетного числа экранизаций. Взять хотя бы нестандартный формат сериала: вместо привычного набора из 8–12 серий по 45–55 минут — три полноценных выпуска по полтора часа. Каждый из которых амбициозно замышлялся (да и снимался) как отдельный фильм. Но вряд ли даже при таких усилиях и по-хорошему высоком самомнении авторы рассчитывали на подобный успех. Потому при всей модернизации первые два сезона были зрелищными, но довольно предсказуемыми — вплоть до драматичного разговора Мориарти и Холмса на крыше больницы в финале второго сезона. Если кто не помнит, он закончился двойным самоубийством.
Как оказалось, тогда вместе с Холмсом разбились об асфальт последние оковы, которыми авторы сдерживали свое воображение. Кто бы мог подумать, что консервативные англичане, взяв за основу одного из ключевых героев массовой культуры, устроят ему настоящий постмодернизм. Но именно подобное безропотное, почти беспардонное обращение с национальным достоянием раз за разом доказывает свою успешность. (Не зря именно англичанин Джо Райт снял одну из самых оригинальных экранизаций «Анны Карениной» — без дрожи перед первоисточником Толстого и с любовью к зрителям.)
Вот и создатели нового британского «Шерлока Холмса» в своей работе следуют единственному правилу: никаких правил нет. Другими словами: можно все.
Шерлок и раньше был не очень похож на человека, но в новом сезоне и он сам, и все вокруг — не люди, а сплошная фига в кармане. Любой, даже самый драматичный момент можно оборвать очередной едкой шуткой. Любой, даже самый невероятный поворот сюжета можно обернуть вспять.
Единственная связь с реальностью здесь — доктор Джон Ватсон. Он, как и мы, не устает клевать на один и тот же прием (хоть и реализованный каждый раз по-новому). А после — искренне негодовать, чтобы тут же за все простить Холмса и словно по мановению флейты пойти за ним хоть на край света.
Есть только один англичанин, который может посоперничать с Шерлоком по силе влияния — агент 007. Да и тот давно уже находится под колпаком Голливуда. Вот и выходит, что Холмс сегодня — самый свободный, самый бескомпромиссный из британских героев массовой культуры. При этом даже такому заправскому цинику и социопату не чужды традиционные ценности. Нерушимые, как стены Вестминстерского аббатства, и неприступные, как честь королевы. Шерлок по очереди отдает по заслугам как террористам под маской Гая Фокса, так и зарвавшимся медиамагнатам (главный злодей третьего сезона явно намекает на Руперта Мердока). Но гораздо чаще — и охотнее — спасает жизнь лучшего друга. А с третьего сезона — и жизнь любимой жены Ватсона, Мэри.
В конечном итоге британский «Шерлок» больше всего похож на главный лондонский универмаг «Хэрродс». И это тот единственный случай, когда торговать родиной — выгодно и приятно. Причем как для продавца, так и для покупателя, то есть зрителя.
Да, это не корона Британской империи, а только ее витрина. Да, все, кого вы видите, — манекены. Да, всё, чем они занимаются, — ловкость рук и сплошное мошенничество. Красивый обман, конечная цель которого — облегчить ваши кошельки.
Зато там, внутри — товар самой высокой пробы.