— Это было в Сталинграде, — закадровый голос Федора Бондарчука разлетается по черному экрану, разрезаемому яркими вспышками взрывов далеко на горизонте.
Там, на другом берегу Волги, разворачивается крупнейшее сражение двадцатого века, унесшее жизни в общей сложности более двух миллионов человек (это ровно в два раза больше населения современного Волгограда). Бондарчук здесь не просто берет на себя роль голоса рассказчика. По задумке режиссера, история Сталинграда спрятана внутри современной катастрофы. Ее — причем на немецком языке! — рассказывает 70-летний спасатель МЧС, чтобы отвлечь и успокоить немецкую семью, попавшую под завалы взорвавшейся Фукусимы. Так уже с первых кадров Бондарчук протягивает телескопическую связь между прошлым и настоящим (благодаря такой тонкой трубке, протиснутой между обломков, спасатель сверху видит то, что творится внизу, а те, с кем он разговаривает, — слышат его голос). И одновременно намекает на интернациональность поднятой в фильме проблемы.
Второй, внутренний сюжет — собственно битвы при Сталинграде — в свою очередь подан как история обороны дома Громова (имеется в виду легендарный дом Павлова) в ста метрах от Волги. Стратегически важный объект, он служит для Советской армии прикрытием для стягивания основных сил к берегу реки, а для немецкой — одной из последних не взятых преград. В дом после кровопролитного боя забираются уцелевшие бойцы во главе с домкомом Громовым (Петр Федоров). Здесь они с удивлением обнаруживают одного жильца — скромную девочку Катю (Мария Смольникова), которую война оставила круглой сиротой. В первую же минуту в Катю влюбляется весь боевой состав, отчего принимается защищать дом с удвоенной силой. Немецких солдат в наступление ведет бравый офицер Петер Кан (Томас Кречманн). Его вперед тоже гонит не только долг, но и пылкое сердце. Среди пленных он отыскал одну, самую непохожую на других — белокурую Машу (Янина Студилина). Они не понимают ни слова в разговоре друг с другом, но и без всяких слов ясно: пока идет война, вместе им не быть. Так и у немецкого офицера появляется дополнительный довод покончить с этим домом как можно скорее.
Показанная в рамках ММКФ в этом году ретроспектива «Сталинградская битва. Победители и побежденные», приуроченная к 70-летию сражения, наглядно показала эволюцию образа войны на экране. Сражение при Сталинграде использовали для поднятия боевого духа армии, совмещая на экране разухабистую легкость, с которой советский солдат одолевает противника, с высоким пафосом антифашистского плаката («Дни и ночи» Александра Столпера, 1944). После войны — для укрепления культа личности Сталина, чуть ли не единолично присвоившего себе победу («Сталинградская битва» Владимира Петрова, 1949). Позже за дело взялись непосредственные свидетели тех событий. Сначала в литературе («В окопах Сталинграда» Виктора Некрасова), потом в кино («Солдаты» Александра Иванова по сценарию того же Виктора Некрасова, 1956). Так идеология отступила в сторону, а на первый план вышли обычные солдаты и их военный быт. Наконец, «Сталинград» Юрия Озерова (1989), как и положено эпопее, закрепил в сознании масштаб подвига всего советского народа, а также чуть ли не впервые проговорил ряд гуманистических идей. Вроде момента, в котором маршал Жуков в исполнении Михаила Ульянова вступает в жесткую полемику с начальником особого отдела, чтобы спасти жизнь солдатам, вопреки приказу оставившим свои позиции. В новейшей истории российского кино самый яркий пример — телесериал Сергея Урсуляка «Жизнь и судьба» по одноименному произведению Василия Гроссмана. «Сталинград» — последний, но не закрывающий фильм на эту тему. Сознательно позаимствовав находки своих предшественников (у одного — фольклорность языка, у другого — внимание к таким бытовым мелочам, как ванна с горячей водой, у третьего — тягу к масштабным боевым действиям), Бондарчук поставил перед собой задачу снять новое кино о войне.
Самая очевидная инновация — пир мультикультурализма на экране. Голливудские стандарты изображения. Немецкая речь 70-летней давности в исполнении немецких актеров. Художники-постановщики, работающие по стандартам классической советской школы. Подобный интернационал на экране сам собой расставляет акценты, политкорректности которых позавидует любой дипломат: немцы — грозные соперники, достойные уважения, но русские одержали великую победу и тем спасли миллионы жизней.
«Сталинград» Федора Бондарчука в своем наступлении использует преимущественно одну и ту же тактику: марш-бросок от частного к общему. От истории спасения отдельной семьи во время аварии на Фукусиме — к самой кровопролитной битве в истории человечества. От одной операции по удержанию дома Громова — к победе во всей войне. От защиты одной девушки Кати — к спасению родины целиком. Некоторые из этих атак можно назвать удачными: они выполняют поставленные задачи с минимальными потерями. Другие заметно уступают им в эффектности или здравом смысле. За этой громоздкой конструкцией вдруг теряется самое главное — то, с чего все начиналось: простая человеческая история. Повествование идет своим чередом: медленно, неторопливо. Будто за стеной не смертельная битва, а боевые учения. Даже самые динамичные сцены, вроде дерзкой вылазки русских солдат против значительно превосходящего по силам противника, сняты в рапиде. По сути, здесь нет кульминации — все два часа экранного времени проходят в одном и том же темпе. За кульминации — в каждом отдельном эпизоде — отвечает сам Бондарчук. Его закадровый голос рассказывает нам о героях то, о чем сами они молчат. По идее, этот рассказ должен заострять наши ощущения — как пролетающий буквально перед 3D-очками черный пепел, а он только отвлекает от происходящего на экране.
Но пафос финала заставляет забыть все промежуточные маневры, удачные и не очень. В нем вместе с домом Громова разрушается одна из самых стойких — и самых страшных — идей, лучше всех сформулированная Булатом Окуджавой и ставшая центральным образом фильма Андрея Смирнова «Белорусский вокзал». Вот она: ради победы мы за ценой не постоим. Конечно, защитники Сталинграда, которых Бондарчук называет «профессиональными героями», себя не жалеют. И само собой, победа им нужна больше, чем кому бы то ни было. Но цена у их победы есть — миллионы потерянных жизней. А вместе с ценой есть у победы и одна большая ценность — человек. В фильме у этого человека есть конкретное имя — Катя. Есть ее собственный дом, где на стенах ее фотографии, а у стен рядом — могила родных. И именно за нее (а не за родину и не за Сталина) они готовы стоять до конца.