Съемочная группа Карена Шахназарова обосновалась в одном из подмосковных санаториев. Небольшой кабинет, офисные стулья в ряд, широкий, натертый до блеска стол — попав на съемочную площадку, никак не подумаешь, что снимается “Палата №6”. А все дело в том, что Карен Георгиевич своей властной рукой перенес действие повести в наши дни. И теперь на главных героях не сюртуки, а элегантные костюмы цвета металлик, а вместо полуразрушенного флигеля палаты №6 целая психиатрическая больница.
— На самом деле вы попали на комфортабельную съемку, — успокаивает Карен Георгиевич корр. “МК”. — До этого мы снимали в психоневрологическом интернате в Николо-Пешножском монастыре, так там условия совсем другие.
Монастырь построен в четырнадцатом веке, потрясающая архитектура. И многие пациенты у нас снимались, не просто снимались, а с текстом! Конечно, у нас играют те люди, которые могут согласиться, которые за себя отвечают. Одним словом, мы постарались в реальную атмосферу ввести все действие Чехова.
Роль Андрея Ефимовича Рагина играет Владимир Ильин. Он сидит за столом в пиджаке режиссера и с улыбкой признается, что пиджак помогает ему без слов понимать Карена Георгиевича. Снимают сцену беседы Рагина с районными начальниками, которые подозревают, что тот сходит с ума. Роль доктора Хоботова, который претендует на занимаемое Рагиным место главврача, досталась Евгению Стычкину. В перерывах между дублями он острит, что-то оживленно рассказывает, но с командой “мотор” моментально перевоплощается, как сам говорит, в жесткого, хваткого человека.
— Я снимаюсь у Карена Георгиевича в третьей картине, — рассказывает Стычкин, — то есть у нас уже долгая связь. (Смеется.) Он не любит театральной, открытой манеры игры, любит, чтобы было все просто. Работать с ним интересно. Это, знаете, как в советские времена на товарищеском суде судят девушку, доярку, которая стала валютной проституткой. И ей говорят: “Как же ты, Маша, до такого докатилась?” А она отвечает: “Знаете, ну, считай, повезло”. Мне кажется, что тут я только так могу сказать — повезло.
Воспользовавшись техническим перерывом, “МК” побеседовал с режиссером о литературе, Чехове и, конечно, кризисе…
— Карен Георгиевич, как давно вам пришла идея экранизировать “Палату №6”?
— Эту работу я начинал еще двадцать лет назад, когда мы с Александром Бородянским написали сценарий. “Палату №6” планировали снимать совместно с итальянцами, у фильма был итальянский продюсер. Роль доктора Рагина в фильме должен был играть Марчелло Мастроянни. Но у нас было слишком много разногласий: итальянцам хотелось снимать классическую костюмированную версию, а нам — современную, перенесенную в наше время. Как-то мы на этом тогда не сошлись…
— Почему вы решили перенести действие из начала двадцатого века в наши дни?
— Мне эта история показалась очень современной. Нам даже не пришлось менять реплики, написанные Чеховым, потому что они абсолютно не режут слух. Ведь не зря же его “Чайка” стала символом МХАТа. В нем есть огромный потенциал, и сколько Чехова ни ставь, он не потеряет своей ценности и актуальности. Но если бы мы оставили действие в начале двадцатого века, было бы ощущение искусственного, кинематографического, а здесь — попытка погрузить чеховский сюжет в современную, подчеркиваю, реальную атмосферу.
— Чем руководствовались, выбирая актеров на главные роли в фильме?
— С Володей Ильиным встречался уже не раз. Он появлялся в моих фильмах в нескольких небольших ролях и замечательно сыграл в финальной сцене “Исчезнувшей империи”. Сейчас он находится в великолепной творческой форме. Сценарий как будто был написан под него. Мысль о том, чтобы вернуться к “Палате”, возникла, как раз когда я почувствовал, что есть человек, который может сыграть Андрея Ефимовича Рагина.
— А сами вы как к Чехову относитесь?
— Я, естественно, много читал и люблю Чехова, но, честно говоря, для меня работа над этой картиной его как-то еще открыла. В свое время, я помню, делал для дипломной работы Шукшина. Я выбрал его случайно, просто мне ничего другого как бы и не давали. Тогда я тоже открыл для себя этого писателя. Сейчас же я работаю над “Палатой №6” и открываю какие-то совершенно невероятные вещи, непонятные раньше, по-новому, можно сказать, смотрю на Чехова. Это подтолкнет меня еще раз его серьезно перечитать.
— Пусть это и неблагодарное дело определять жанр будущего фильма, но все же…
— Это драма, может быть, даже трагедия. “Палата №6” — вещь, которая, наверное, и для самого Чехова стоит на грани.
Там такая правда жизни, которую мы и от себя прячем. В этом и есть ее величественный трагизм. Чехов в этой повести подошел к краю бездны и заглянул в нее. Он открывает нам то, о чем мы знаем, даже подсознательно знаем, но стараемся не думать. Хотя, как ни странно, во время съемок оказалось, что в повести масса юмора. Это вылезает, когда начинаешь разбираться, проговаривать все с актерами. У нас снимался пациент, очень интересный человек. Вот он хорошо сказал: “Не надо заканчивать как у Чехова, надо оставить героя живым, оставить какую-то надежду зрителям”.
Хотя он сам находится в таком месте, где живут брошенные люди с разбитыми судьбами…
— Вам как режиссеру трудно было работать с душевнобольными?
— С ними не легче, чем с так называемыми здоровыми. (Смеется.) С другой стороны… Во-первых, им нравится сниматься. Во-вторых, они очень дисциплинированные, стараются, что им скажешь, то и сделают. Они как дети, только взрослые… (Улыбается.) Потом шизофрения, как и все психические заболевания, протекает по-разному. Сложность в том, что ты никогда не знаешь, чего от них ждать. Но я ожидал худшего. Правда, у меня был опыт работы с душевнобольными, я в “Цареубийце” снимал в Ногинской психиатрической больнице. Но там они фоном, а здесь они часть драматургии, постоянно присутствуют, участвуют. Я с удовольствием с ними работал. Хотя бывало достаточно страшно.
— У актеров не возникло проблем с перевоплощением в пациентов “Палаты №6”?
— Володя Ильин в первый день, когда как раз снималась сцена, где он уже сошел с ума, сыграл так, что персонал интерната подумал, что он один из пациентов. По их мнению, это был абсолютно их клиент. (Смеется.)
— Вы говорили, что с 90-х годов отечественная киноиндустрия существенно шагнула вперед. Как кризис повлияет на наше кино?
— К сожалению, на “Мосфильме” мы замечаем, что падение идет. Многие картины закрываются, падает загрузка. Пока ситуация не очень. Еще месяц назад меня спрашивали и я был спокоен, а сейчас… Во что все это выльется, не знаю.
Правда, у нас это накладывается еще на то, что Министерство культуры после реорганизации никак не начнет выдавать гранты. Может стать еще хуже. Думаю, к весне все будет понятно.
— В одном из интервью вы говорили, что кино — это нечто быстродействующее, и невозможно снять фильм, который будет волновать столетиями, как литература. А сочетание кино и литературы, как в “Палате №6”, может взволновать век?
— Мне кажется, что высокая настоящая литература все равно сильнее. Я с большим сомнением отношусь к современной литературе. Вот во времена Чехова уже знали, что Чехов останется надолго. А что касается кино, то оно, конечно, способно прожить 20—30 лет. Но в принципе мы не очень-то смотрим старые фильмы. Они остаются в памяти, связываются с воспоминаниями нашей молодости. Вы же не будете “Броненосец “Потемкин”, гениальную картину, пересматривать. Сомнительно, что вы к этому обращаетесь, а к книгам будете. Вы можете время от времени перечитывать Пушкина, Толстого. Я даже не могу сказать, почему так. Может быть, потому, что кино, на мой взгляд, это полуискусство. Кино — это часть индустрии. В литературе все гораздо более субъективно, лично. Там существует только писатель, который в одиночестве пишет книгу, а посмотрите, как мы снимаем кино! За этим всегда стоит какая-то производственная часть, и большее значение имеет современность. Хотя это не значит, что кино хуже! (Смеется.)