На съемках нового фильма известный актер тонул в проруби
Поделиться
За столиком кафе он сверкает белозубой улыбкой, сияет глазами — словом, очаровывает: “Давайте, я вас сигаретой угощу, у меня хорошие, из Лондона привез”.
Однако на вопрос о том, что в столице Великобритании делал, ответа не дает. Даже обозревателю своей любимой газеты “МК”.
А между тем ради этого проекта, по сути, забыл о своем 50-летии, сорвался на съемки, где провел почти все лето. Настоящий артист!
— Вам ведь пятьдесят исполнилось недавно. Как-то незаметно, правда?
— Хороший возраст. Уже есть большой опыт. Есть усталость от навязывания своего опыта окружающим. И еще осталось что посмотреть, узнать, почитать, доработать. Есть определенное спокойствие.
— А нога заболела, спину прострелило?
— Это было и в молодости, просто тогда на это внимания не обращали. Балетные всю жизнь с самых юных лет говорят: “Если ты встал утром и у тебя ничего не болит, значит, ты умер”.
— Вы все лето за границей провели. Что там делали?
— Снимался во французской картине под рабочим названием “Концерт”. C трепетом жду ее выхода. У меня ничего подобного в жизни не было. Шесть месяцев жил в волшебном мире классической музыки. Вы извините, я по условиям контракта не могу рассказывать о фильме подробно, иначе будут санкции. Скажу только, что фильм музыкальный. И он как бы о столкновении трех разных культур — американской, европейской и славянской.
— Говорят, там кроме вас еще много звезд мирового уровня задействовано.
— Да, у нас была сильная команда. Но их имена назвать не могу, опять же контракт такой.
“Мой герой — демон добра”
— Вы недавно сыграли сотрудника милиции, который ищет маньяка…
— Я фильм еще не смотрел — занят был, не было возможности.
— Зато я смотрела и могу рассказать. “Тот, кто гасит свет” — про благородного, усталого следователя, который вопреки всевозможным препятствиям занимается тяжелыми, мучительными поисками маньяка, убившего нескольких девочек и зверски расчленившего их трупы. Еще знаю, что, прочитав сценарий, вы заявили: это мое! Чем привлек герой?
— Сценарий был очень хорош, выгодно выделялся отлично прописанными характерами. История ментовская, а значит, вечная. Про это делали и будут делать бесконечно в разных вариантах. Я для себя определил героя как “демона добра”.
Смысл его жизни — прервать цепочку зла. Хотя его отстраняют от ведения дела, бьют, пытаются уничтожить, но он возрождается и идет к своей цели. Не чувствует физической боли, потому что обожжен несправедливостью того, что кто-то обрывает невинные детские жизни.
— Вы когда-нибудь в реальности встречали такого человека, как ваш герой?
— Далеко за примерами ходить не надо — Высоцкий. Он сжигал себя. Ему это надо было? Наверное, надо. И в итоге оказалось, что его самосожжение столько дало всем нам.
— Так это творчество, в котором есть и счастье, и даже эгоизм.
— Помните, как в “Преступлении и наказании” Порфирий Петрович говорил: “Дело следователя — это, так сказать, свободное художество”.
— А такого следователя, самоотверженного и нечеловечески выносливого, как в фильме “Тот, кто гасит свет”, вы в жизни встречали?
— Хочется верить, что люди, служащие закону, обладают такими качествами. Вспомните, в нашей недавней истории Гдляна и Иванова, которых резали, били, лупили, а они все равно шли своим путем. Заложники чести, заложники положительных человеческих качеств. Иначе человек перестал бы существовать.
“Хотелось бы сыграть в чаплиновской истории”
— Вы можете прийти на площадку выспавшимся, румяным, сытым и играть запрессованного, бесконечно усталого человека?
— Невозможно. Я мальчик взрослый и мог бы сам по крышам не лазить, в прорубь не прыгать. Но мне нужно было устать. (Смеется.) Нужно было рано вставать, чтобы создать образ человека, который через силу, через не могу будет ползти к своей цели. Я с удовольствием работал в этой картине и по причине молодости режиссера Андрея Либенсона. Он человек насмотренный. И полностью освобожденный от того, в чем растили наше поколение: мол, “искусство должно учить”. А что мы будем делать с кинокассой, куда от нее деться? Зритель ходит в кино за другим.
— За своей порцией страха, которую предлагает фильм “Тот, кто гасит свет”?
— За порцией эмоций. Не знаю, почему существуют хоррор, страшилки. Почему “Кошмар на улице Вязов” пользуется успехом. Люди, вероятно, свой страх с помощью таких фильмов из себя выдавливают. Зритель воспринимает искусство на эмоциональном уровне. Если ему чему-то нужно поучиться, то он спросит авторитетов в жизни, а не экранных героев. Думаю, заблуждение о том, что кино чему-то учит, развеяно. Для моего-то поколения точно. Вот один артист, от которого я такого ответа не ожидал, на вопрос “искусство или деньги?” сказал: деньги. Не знаю, как бы я ответил.
Правда не знаю. У меня есть картины — по Чехову, Платонову, которые очень люблю и в которых снимался независимо от гонорара. Хотелось бы сыграть в какой-то чаплиновской истории, когда обычный человек попадает в необычную ситуацию. Да хотя бы в этом фильме — обычный опер попадает в необычайную ситуацию.
— С вами в страшных финальных сценах снималась девочка. Не жалко было ребенка пугать?
— Так с ней же не как со взрослыми актерами работали. Играли, ставили простые задачи. Заплачь — она плач изображает. И бежала она не от убийцы, а от актера, которого знала. Все понарошку. А когда Артур Смолянинов ее волочил по земле, то девочку в этих кадрах вообще муляж заменял. Но, надо сказать, очень тяжелое было чувство, когда снимали в Питере сцену с убитым ребенком, где в кадре расчлененный труп. Долго спорили: показывать — не показывать, оставлять — не оставлять эти кадры.
“Не думал, что в свой полтинник так оттопырюсь”
— В фильме много фотографий мертвых девочек. Как, по-вашему, это честно — использовать детей как рычаг воздействия на зрителей?
— Интересный вопрос… (Надолго задумывается.) Ищу примеры… Если это предмет искусства, то можно, наверное. Вот Тарковский на съемках “Андрея Рублева” сжег корову.
— Да не сжигал он ее!
— Ну и слава богу. У нас все же попытка была достоверно рассказать историю. Ведь откуда-то берутся такие уроды. И совершают поступки еще более страшные, чем те, которые в нашей картине маньяк совершал. И откуда-то берется герой, который это остановит по-любому. И он это останавливает, не жалея себя.
— Вы тоже себя не жалели. Сами все трюки делали.
— Все сам делал. Только с карниза не прыгал, скользко было. Меня берегли — впереди было сорок съемочных дней. Но на тросе висел. В проруби сам тонул.
— Окунаться в прорубь в мороз, в одежде — это же самый что ни на есть хоррор!
— Очень неприятно, честно скажу. Но актеры — люди особой природы. Я во МХАТе видел, как привозили больную Ольгу Андровскую на спектакль. Она выходила на сцену, плясала, пела, а потом ее “скорая” увозила. В нашей профессии задействуются другие человеческие возможности. Это уж лучше, чем на льду кататься или под куполом цирка летать. Во всяком случае, для меня. Я, честно говоря, не думал, что в своем возрасте так оттопырюсь. (Смеется.)
“Сын отрекся от фамилии”
— А ваш сын Митя по-прежнему пишет сценарии и стихи?
— Нет. Бросил это дело. (Смеется.) У него сейчас трудный период — ему пятнадцать лет.
— Зато ваш старший — Володя — учится в Щукинском училище. А вы как педагог на него свое влияние не распространяете?
— Что вы! Он такой самостоятельный, что это даже пугает. Он отрекся от фамилии. (Смеется.) На самом деле ему нелегко.
— В смысле, что вы и ваша жена Лидия Вележева — известные актеры?
— Ну да. А в конце второго курса Володя сказал: “Папа, я ничего не умею”. Наконец-то слова не мальчика, но мужа. “Все, ты молодец. Вперед! Иди учись”.
— Стали бы помогать своему сыну как продюсер?
— Есть такое выражение в нашей профессии: вы скажите, что я талантлив, а дальше я сам. Вот таким образом помочь, сказав, что он способный, я бы мог. А дальше сам.
— Своих детей воспитываете так, чтобы им в жизни было легче, или так, чтобы другим с ними было легко?
— Набоков сказал: “Побольше балуйте своих детей, ибо не знаете, что им предстоит в жизни”. А воспитываю… как мама меня воспитывала.
— Жан Габен как-то сказал, что для мужчины профессия актера — самый простой способ зарабатывать деньги. Вы с этим можете согласиться?
— Видимо, Габен это сказал уже в зрелом возрасте. Такое высказывание — показатель скромности большого таланта. Чем больше талант, тем человек скромнее. Марлон Брандо, например, продал своего “Оскара”. А еще кто-то из великих артистов — не помню кто — сказал: “Где еще мне за такую ерунду будут платить столько денег!”. И все же профессия, если ею заниматься всерьез, это всегда труд. А настоящий труд для всех одинаково сложен.
— Представим невероятную ситуацию: у вас месяц полной свободы. Как бы вы его провели?
(После паузы, задумчиво.) — Поеду отдыхать. Если и моя семья будет свободна, то с семьей.
— В глухую русскую деревеньку или, напротив, в Куршевель?
— Ни то, ни другое. Поеду туда, где я не был. А не был я много где. Например, не видел Неаполь. Не был в Южной Америке. Не бывал в Китае. Поехал бы в какое-нибудь из этих мест. С семьей — везде хорошо!