Актер и продюсер Сергей Жигунов в эксклюзивном интервью “МК” — вся правда о его отношениях с Анастасией Заворотнюк
Поделиться
Он назначил встречу на своей студии. Ждать пришлось не меньше часа: продюсер Сергей Жигунов проводил совещание. Наконец уселись в небольшом, делового стиля кабинете. Сергей одарил своей фирменной улыбкой: невероятная смесь хитрости и простодушия. Актер, шармер! Правда, улыбки и шутки заканчивались, едва речь заходила о наболевшем: Сергей Жигунов и Анастасия Заворотнюк — самая скандальная пара отечественного шоу-бизнеса. Говорить об этом — все равно что идти по тонкому льду. Так что начинаю издалека.
— Сергей, почему-то кажется, что для зрителей вы должны ассоциироваться с Пупковым, которого сыграли в фильме “Принцесса на бобах”. Он — бизнесмен, вы — продюсер, он — романтик, вы — тоже. Возможно, кто-то думает: “Да Жигунов точно такой же! Пьянствует, страстно влюбляется”.
— (Смеется.) Не думаю, что ко мне относятся, как к Пупкову. Хотя “Принцесса на бобах” был очень хороший и популярный фильм, это прошлое. А сейчас идет, кажется, тринадцатый показ “Моей прекрасной няни”. Так что зритель, вероятно, меня ассоциирует с музыкальным продюсером Максимом Шаталиным. Наверное, думают, что я рохля, воспитываю детей, не знаю, как завязывать шнурки, и плохо разбираюсь в собственной работе.
— А в реальности вы детей не воспитываете?
— Сложный вопрос — в связи с моим нынешним семейным положением. Свою дочь я вижу редко, поскольку она живет с матерью. Настиных детей я пытаюсь воспитывать, но в рамках сложившейся ситуации: у них есть отец и мать.
“Мой день заканчивается всегда одинаково — мордой вниз”
— Как проходит день человека, который руководит студией, выпускает множество проектов, да еще как актер снимается? Встаете в шесть утра?
— Только если мне куда-то нужно успеть к семи. День мой каждый раз начинается по-разному, но заканчивается всегда одинаково — мордой вниз. Падаю от усталости. Во сколько бы ни начался рабочий день, он всегда заканчивается поздно. Последний рекорд был, когда в полчетвертого утра позвонил журналист с просьбой об интервью. Я спросил: “Вы видели, который час?” Но внятного ответа не получил. Бывает, до часа ночи крутишься, решая какие-то неотложные проблемы. Нет времени побыть собой, телевизор посмотреть, за чайком посидеть. Я отдыхаю, когда в кино снимаюсь.
— Слагаете с себя обязанности продюсера на этот период?
— На студии с меня снимают часть нагрузки. Пока я на съемочной площадке, выключаю телефон. В этот момент я расслабляюсь.
— Когда же вы книги читаете, кино смотрите?
— Читаю в основном сценарии. Причем по нескольку раз, так как я их правлю. И кино смотрю — производства моей студии. (Смеется.) Когда материал хороший, перестаю быть продюсером, получаю чисто зрительское удовольствие. Вот сейчас смотрел картину Вячеслава Криштофовича “Тормозной путь” и даже не вспомнил о том, что мне надо сделать замечания. Но чаще во мне бывает два человека — один как зритель смотрит, другой видит ошибки, оценивает.
— Вы стали продюсером в момент, когда наше кино было в упадке. Серьезный риск.
— У меня была травма глаза, и медицинский прогноз в тот момент звучал неутешительно. А мне не хотелось из кино уходить. Я решил попробовать стать продюсером.
— У вас есть свое определение понятия “продюсер”?
— Я только о себе в этом смысле могу говорить. К примеру, сейчас я заканчиваю картину “Шекспиру не снилось”. Снимаю музыкальную комедию с песнями в стиле шансон. Получается слегка блатной водевиль, который вызовет, по моим расчетам, интерес самой широкой аудитории. Потому что у нас сейчас с комедиями плохо, тем более — с музыкальными.
“Ребята, не надо врать!”
— Легко прощаете обиды?
— По-разному. Чем старше становлюсь, тем обидчивее.
— Прессу прощаете?
— Как это говорится? “Ничего личного, только бизнес”? Я знаю, что и зачем обо мне пишут. Это абсолютно сухая схема. Я не ненавижу журналистов. И понимаю, что ничего изменить нельзя.
— Смиряетесь?
— К желтой прессе я испытываю интерес. Пытаюсь понять, что с этим можно сделать, и пока не могу придумать. Настя, правда, запрещает мне показывать, что про нее пишут, и сама не читает.
— Многие считают, что скандальные публикации спровоцированы вами. Нечто вроде PR-кампании.
— Это самое неприятное! Но мы же не эстрадные артисты и никаких денег из скандалов извлечь не можем. Вот если бы я пел в ночном клубе, то мой менеджер, пользуясь ситуацией, поднимал бы на меня цену. В кино я от этого дороже не становлюсь. Кроме человеческих страданий, которые мы с Настей испытываем от того, что про нас пишут, мы еще теряем доверие зрителей. Я один раз собирался стать депутатом Государственной думы, и меня мерили по округу, в котором я должен был баллотироваться. Рейтинг доверия был высокий, по мнению политтехнологов. Боюсь, теперь этот рейтинг падает.
— В кино скандальная слава — помеха?
— Одиозность, которая окружает наши имена, сокращает количество предложений. Она мешает Насте, не стыкуясь с образом спецагента в “Коде апокалипсиса”, и серьезно раздражает заказчика. Сказывается на рекламных контрактах, потому что скандальная репутация не может проецироваться на серьезный бренд производителей с позитивным имиджем. Вся эта суета не нужна хорошим режиссерам. Недовольно Российское телевидение, которое не хотело бы видеть в качестве ведущей одну из самых скандальных актрис. Так что, к сожалению, я вынужден судиться с некоторыми изданиями. Хотя ни к чему хорошему это не приведет.
— Почему?
— Потому что не простят. Связываться с медиаимпериями, которые богаты и будут карать, не очень перспективно. Тем не менее два моих иска в суде: один — журналу по поводу “сейшельской” публикации, другой — газете. Эта газета ссылается на какую-то аудиозапись и на человека, который дал некий материал.
— Какой материал?
—Будто бы Настя снималась голой, а я ей запрещал. Получалось, что я, продюсер фильма, не знал, что написано у меня в сценарии, над которым я же и работал с автором. Режиссер будто бы не пускал меня на площадку, а я силой туда прорвался и устроил скандал. Все это за гранью добра и зла. Заворотнюк якобы куда-то прилетала на личном самолете… Люди, пишущие такое, живут в нереальном мире.
— Они прекрасно знают, чем читателя привлечь.
— Значит, буду судиться со всеми. Предупредил все таблоиды: “Ребята, осторожней! Спрашивайте — мы вам расскажем. Не надо врать”.
— Вы же самая интересная пара в шоу-бизнесе, поэтому вас и подают на завтрак, ужин и обед.
— Но мы-то не в состоянии выдавать такое количество информационных поводов. Есть какие-то вещи, которые реальны, как это ни печально. Действительно, заведено уголовное дело на бывшего Настиного мужа.
— Я думала, что о нем очень густо присочинили.
— Многое правда, к сожалению. Так вот, поскольку мы не можем выдавать нужное количество поводов, то их за нас придумывают. Одна газета пишет, что у Насти роман с Венсаном Пересом, другая это перепечатывает.
Ровно через две публикации у нее уже отношения с Оскаром Кучерой. Дальше фантазия без берегов: мол, в сцене в душе должна была сниматься Шэрон Стоун, но в последний момент Настя решила сняться сама. И сразу после этого я читаю, что Заворотнюк — любовница не чья-нибудь, а президента страны.
— Однако… Ну, а Венсан Перес как к слухам относится?
— Он очень боится сплетен. У них с женой ведь все непросто складывалось. В результате Перес воспитывает дочь Депардье, и у них с Жераром прекрасные отношения. Мне нужны были съемки на Кубе, но возникли проблемы. Венсан при мне позвонил Депардье, который дружит с Кастро. Депардье сказал: “Если надо, я слетаю на Кубу”.
— Высокие отношения.
— Перес очень дорожит своей супругой. У них славные детки, особенно двойняшки. И если кто-то начинал намекать на то, что между ним и Настей что-то есть, Венсан страшно пугался. На всех пресс-конференциях он подчеркивал: “Настя мне как сестра”.
“Из нас с Настей делают кумиров, а потом сбрасывают вниз”
— Может, вам с Анастасией стоит попросту уйти в тень, ни на какие сплетни не реагировать?
— Мы не можем. Хотя бы потому, что должны комментировать обвинения, которые звучат в наш адрес. Не давать информацию нельзя. Если ее не дашь, придумывают такие вещи! Например, Заворотнюк якобы говорит: “Я беременна, поэтому не могу сниматься в кино”. И я вынужден делать официальное заявление, что она не беременна. Пишут: “Мы ей позвонили, и она подтвердила”. Ей, может быть, и позвонили, но она сказала: “Я не могу сейчас разговаривать”. Этого достаточно, чтобы опубликовать: “Мы с ней разговаривали, она сказала то-то и то-то”.
— То есть эту машину уже не остановишь?
— Сейчас пресса становится властью. И с ней надо вырабатывать принципы сосуществования. Я вижу, что люди гораздо влиятельнее меня не справляются с этой ситуацией. Несмотря на то что такие издания печатаются чуть ли не на туалетной бумаге, это не нищие борцы-правдолюбцы. Они зарабатывают очень большие деньги на подобных публикациях. И остановить их в стремлении эти деньги заработать практически невозможно. Против денег нет приема.
— К кумирам всегда повышенный и не всегда здоровый интерес.
— Из нас делают кумиров. Начинают писать, что мы звезды, потом — суперзвезды, мегазвезды. Затаскивают на какие-то высоты, а потом оттуда скидывают вниз. “Смотри-ка! Хорошо полетели”. Но, по-моему, в сознании зрителей мы существуем параллельно — как живые люди и как персонажи мыльной оперы. Один психолог мне сказал: “Вокруг вас развивается поразительный феномен. При том, что с вами на страницах изданий происходят чудовищные вещи, вы остаетесь позитивными персонажами”. Как бы я ни ревновал, ни бил Настю до синяков, все равно мы хорошие.
— Так это же глубокое чувство: бьет — значит, любит!
— Все знают, что я Настин агент, что я веду ее дела. Если она снимается в кино, значит, я вел переговоры. А потом я же категорически запрещаю ей сниматься? И она со скандалом от меня вырывается и, получив в глаз, идет сниматься в фильм Андрея Соколова? Бред! Когда я подавал иск на газету, юрист меня спросил: “Какую компенсацию требовать? Рубль?” А завтра в той же газете появится публикация, что Жигунов оценил свою честь и достоинство в рубль. По пятьдесят копеек на двоих с Заворотнюк. По совету юриста направлен иск на пять миллионов.
“Пляшу на столе матросский танец “Веревочка”
— Анастасии Заворотнюк многие сулили участь “вечной няни”. Это вам удалось “убить няню” — оторвать актрису от прилипшего образа?
— Не только мне. Возникали обстоятельства, которые нам очень помогли. Во-первых, “Танцы со звездами” и “Танцы на льду”, которые Настя ведет на Российском ТВ. “Две звезды” на Первом канале. Американцы в это же время предлагали ей версию “Няни” — фильм “Гувернантка”. По просьбе Александра Роднянского мы встречались с вице-президентом “Коламбии”, который уверял: “Ты ошибаешься! Надо плавно менять имидж. У нас это все давно отработано”. Настя отказалась, хотя это было не просто. Это был риск, и риск себя оправдал.
Был период, когда Насте казалось, что она все потеряет. Я убеждал, что надо ждать и выбирать более выгодные предложения. Это профессиональный страх: “Быстрее, сейчас! Неизвестно, что будет потом!”
Убедить актера подождать очень нелегко. Ведь ты просто даешь советы, а человек рискует своей карьерой.
— А что вообще делает актерский агент?
— Оказывает услуги советника по ряду вопросов, осуществляет юридическую и административную поддержку в составлении графиков, в переговорах. Стратегически выстраивает карьеру своему подопечному. Агенты в кино получают крайне незначительную часть от вознаграждения артиста. У меня два артиста, и в мои обязанности входит увеличение их благосостояния.
— Кто ваш второй подопечный?
— Костя Лавроненко.
— Давно?
— Года четыре. Настя позже ко мне пришла. А раньше я смеялся, что я агент одного актера.
— Зато какого — Канны-то наши! А Лавроненко простоев не боится?
— Смеетесь? Его Спилберг приглашал в “Индиану IV” на главную отрицательную роль. Сейчас идут переговоры с Фридкиным, который снял “Французского связного”, “Жить и умереть в Лос-Анджелесе”, “Изгоняющий дьявола”… Эшпай приглашает на роль Ивана Грозного.
— И что Константин?
— Константин недавно отказался от роли русского режиссера в фильме “Мистер Бин на отдыхе” и рванул в отечественный сериал.
— Точно по анекдоту: “У меня елки”!
— Если Заворотнюк мне удается уговорить, хотя я для этого едва не пляшу на столе матросский танец “Веревочка”, то с Лавроненко этот фокус не проходит. Чего мне стоило привезти его на “Кинотавр”! Чтобы он просто показался коллегам, чтобы не думали, что он где-то в небесах парит и к нему ни с каким предложением не обратишься. Еле уговорил.
— Так фестивали же, Спилберги — это пустое, суета…
— Я чувствую себя чудовищем, которое их дергает: “Надо это, надо то!” А они меня не слушаются! С уважением относятся, но не слушаются. “Вот, заставил...” Да заставь их, попробуй!
— Да, работа — сплошной стресс. Неужели вы никак не релаксируете?
— Цветочки сажаю на даче.
— А сугубо мужские радости типа охоты?
— Иногда хожу с друзьями поохотиться. Рыбалку люблю, подводной охотой занимаюсь, но чаще, к сожалению, в компьютерные игры играю.
— Говорят, вы кулинар хороший.
— Я готовлю не очень здоровую пищу — жареную, жирную, перченую. Поэтому получается вкусно.
— Часто готовите?
— Периодически. Настя любит мою еду.
— А сама она вкусно готовит?
— Настя рыбу любит и очень хорошо ее делает. Рыбу готовить проще, с ней невозможно промахнуться. Мясо — упустил, и все, оно пропало.