Что это? Мемуары? Расширенный энциклопедический справочник? Личный дневник, предназначенный тем не менее для широкого читателя? Десять лет день за днем журналист, писатель, не чуждый политики неравнодушный летописец фиксировал наиболее яркие, принципиально важные мгновения бытия, перемежая их воспоминаниям о встречах с теми, кого принято величать культовыми фигурами…
— Аркадий Петрович, книга объемная и необычная…
— В 1998 году я покинул должность главного редактора “Литературной газеты”…
— А до “ЛГ” возглавляли “МК”…
— В 70-х годах. Но последнее пристанище — “ЛГ”. Откуда и ушел на преподавательскую работу. Учу студентов делать качественную газету. Можно было бы, конечно, засесть за капитальные мемуары. Жизнь-то за плечами осталась интересная. Я хоть и мальчишкой, но был свидетелем Великой войны. Пережил бомбежки, эвакуацию, голод. Встречался с бесчисленным количеством интересных людей: Жак-Ив Кусто и канцлер Коль, президент Никсон и наши Ельцин и Горбачев, патриарх Алексий II, Гайдар, Чубайс и многие-многие другие.
— Но не ваш стиль — вспоминать год за годом, день за днем свою жизнь. Вы человек стремительный…
— Я взялся даже не за дневники, а за этакие заметки по истории современности. По итогам каждого месяца (1999 — 2008 гг.), не пропуская ничего. 120 месяцев — 120 эссе. Предыдущие 90-е очень значимы для нашей страны, но они толком не описаны никем и не осмыслены. Кто помнит, что за клич “да, да, нет, да”? Редкий читатель. А когда появились слова “джакузи”, “евроремонт”? Даже о “коробке из-под ксерокса” не все вспомнят. Теперь сочиняют… То “лихие девяностые” — смесь правды, полуправды и откровенного вранья. То “святые девяностые”… Хотелось зафиксировать с максимальной точностью хотя бы следующее десятилетие. Оно тоже получилось “лихим”. Я начал писать книгу, когда в Кремле еще был Ельцин, а закончил, когда президентом стал Медведев. Но все равно это были годы Путина. К тому же время охвачено от дефолта до кризиса.
— Все зафиксировать невозможно…
— Эпиграфом к книге я взял слова Александра Родченко, он призывал фиксировать на фотобумаге наиболее существенные моменты эпохи. То же самое я попытался сделать на бумаге обыкновенной, занося на нее главное, то, что интересовало большинство людей.
— Значит, все же дневники?
— Нет. Записывал сегодняшние события, а в памяти всплывали самые яркие (только самые яркие, а не все подряд) эпизоды прошедшей жизни. Дневниковая составляющая сплеталась с мемуарной. Я, повторюсь, прожил интересную жизнь. Помню, как 23 или 24 июня 1941 года нас бомбили на мосту через Днепр в Смоленске. Потом довелось объехать добрую половину мира.
— Ну что-нибудь навскидку подробнее…
—100-летие со дня рождения Ленина я встретил в самом центре капитализма, Нью-Йорке. Шел 1970 год. Наша поездка называлась “Молодые журналисты в Америке”. Нас собрал руководитель группы, поздравил и пояснил, что в США, чтобы не отмечать 100-летие Ленина, учредили и празднуют День Земли. И ведь мы поверили! Позднее выяснил: День Земли был учрежден несколько десятилетий назад. Да чего тогда только не было! В день рождения моего сына все газеты вышли с аршинными заголовками “Нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме!” С приветом из XXI века, дорогой Никита Сергеевич! И Горбачев обещал, что каждая семья к 2000 году будет иметь по отдельной квартире.
— Обратимся к главной теме книги — прошедшему десятилетию…
— Да, это история. Хоть и близкая, но не все ее знают. Вы только вспомните: перед выборами в Думу 1999 года за 2—3 месяца создали новую партию “Медведь”, включив туда буквально кого попало, а через пару лет она стала правящей партией, “Единой Россией”. Как это могло случиться? А споры о восстановлении мелодии “сталинского” гимна? Конечно, я вспоминаю о том, как привозил Высоцкого на выступление в клуб города Жуковского, о том, как спектакль “Добрый человек из Сезуана” перевернул мое представление о театре. Как перевернул все мое существо “Один день Ивана Денисовича”.
— А с Ельциным общались?
— И с Ельциным, и с Горбачевым. Многие их не любят (и об этом также пишу в книге), но уверен: памятники будут установлены им обоим. Один начал слом системы, другой завершил. Я не раз встречался с Борисом Николаевичем вместе с другими главными редакторами, слушал его речи, задавал вопросы, ужинал, чокался. А Ростропович? Он, великий человек, заставлял называть себя только Славой и в надписи на книге, подаренной мне, расписался “твой Слава”. Мстислав Леопольдович заехал к нам в день своего 70-летия и от нас должен был ехать к Ельцину, получать очередной орден. Сопровождающие его торопили, но каждый раз он твердо отвечал: вот выпьем с Аркадием (со мной то есть) еще по рюмке — и поеду.
— Тяжелое было время — десятилетие, которое вы описываете?
— Тяжелее некуда. Две чеченские войны, гибель “Курска”, захват театра на Дубровке, взрывы жилых домов, масса других терактов, в том числе и в Нью-Йорке, и в Лондоне, и в Мадриде. А трагедия Беслана? Что сегодня может о ней сказать большинство? Захват школы, мучения детей. У бандитов был разработан целый план, чтобы ввергнуть Россию в страх и хаос, и начался он за пару недель до 1 сентября 2004 года. 21 августа боевики вошли в Грозный и убили более ста милиционеров и военнослужащих. 24 августа на автобусной остановке на Каширском шоссе в Москве сработало взрывное устройство. 25 августа с разницей в 9 секунд две террористки-смертницы взорвали два пассажирских лайнера, вылетевших из “Домодедово” почти одновременно. 26 августа еще одна смертница взорвала себя у выхода со станции метро “Рижская”. А 1 сентября случилось то, что случилось, об этом я старался писать очень подробно. Бандиты требовали к себе на переговоры руководителей кавказских республик и доктора Рошаля. Как потом выяснилось, не на переговоры они их звали, а хотели убить, чтобы усилить ужас.
— Как сформулировать основную идею вашей книги?
— Я начал писать ее в год дефолта, когда люди только-только оправились от первых “ельцинских” реформ и думали, что началась спокойная жизнь. Вдруг, неожиданно получили удар страшной силы. Цены сразу выросли вдвое, предприятия прекращали существование. Не каждой семье удалось с этим справиться. Но страна устояла. Тем интереснее, казалось мне, фиксировать, что же будет с родиной после всего, пронесшегося по ней, как очистительный ураган. А любой ураган, даже очистительный, мы знаем, приносит много обломков, рухнувших деревьев, погибших и раненых и просто грязного мусора. Все эти десять лет я внимательно наблюдал и записывал, как страна поднималась с колен. А в конце записок, в последние месяцы 2008 года, начал разворачиваться глобальный финансовый и экономический кризис. Книгу, о которой мы говорим, можно было бы назвать “От дефолта до кризиса”. Что будет дальше? Попробую продолжить записи.