«Вернадка» (Большой московский цирк) при Запашных обрела лоск, стиль, выправку. Да, впереди еще всяческие ремонты (расширение фойе, декор купола, замена движков под манежем), но уже читается главное – молодой задор, наличие необычной режиссуры, уважение к публике… а то есть, пардон, иные директора, которые рассуждают так: «в Москве 8 миллионов зрителей, а по сему я могу лежать на печке, не париться, гонять одну программу взад-вперед, всё равно каждый раз народ приходит новый». Убийственный аргумент, которым те же Запашные никогда руководствоваться не будут. Ибо поднимают свое искусство на очень солидный уровень. И в этом свете очень странно, что на последний Совет по культуре при Президенте РФ опять не был приглашен ни один деятель цирка (аудитория жанра, на минуточку, свыше 10 миллионов россиян в год)...
Белые души жонглерской Преисподней
…Двенадцать дня; на «Вернадке» переполох: Эдгард проводит собрание за собранием, только прибывшая китайская делегация осматривает гримерки, на главной арене с суматранскими тиграми «разминается» наша цирковая легенда – специальный гость форума Николай Павленко, которому 21 ноября исполнится 70 лет… короче, дым коромыслом. Все смешалось – люди, кони (пардон, тигры, сивучи, пингвины), чьи-то дети, инспектора манежа, переводчики. Еще бы – в одно время в одном месте столкнулись все звезды из Канады, Ганы, Венгрии, Китая, Германии, Франции, Японии, Испании, Эфиопии, Штатов.
Меня едва не выталкивают на тренировочный манеж, – а там – бац, на странном аппарате в форме цветка с лепестками изо льда стоит себе в наушниках жонглер, кидая мячики попарно… Знакомьтесь – Денис Чиндяскин, 25 лет, уроженец Самары; шесть золотых и серебряных призов на различных смотрах. Учится в ГИТИСе на режиссерском.
– Слушай, Денис, – терзаю его в момент передышки, – а что такого интересного, прогрессивного можно создать в твоем жанре?
– Новаторства здесь немного, почти – если не всё – уже придумано. Тем не менее, я нашел свой прием – вот эти самые четыре плоскости, стоящие под углом в 45 градусов: мяч попадает в одну, отскакивает к другой и возвращается ко мне (электронный пьедестал придуман в соавторстве с режиссером Александром Майоренко).
…Номер называется «Мефисто»: Денис выступает в образе падшего ангела, свергнутого с небес и закинутого в царство льда; учится побеждать стихию, беря в руки белые мячики – человеческие души (профессиональные мячи, кстати, сделаны из силикона, не каучука; Чиндяскин предпочитает американские мягкие с особой степенью отскока).
Денис уверен, что каждый жонглер должен найти своё лицо: «Надо репетировать… часами-сутками-месяцами и тогда обязательно что-то придет; надо долбать, долбать и долбать». Выясняется вдруг, что жонглирование – самый неблагодарный жанр.
– Почему? – Вопрошает Денис. – Сколько бы вы не жонглировали, сколько б не тратили на это часов, – у вас всё равно будет падение мяча. И главное превосходство артиста – обыграть эти косяки. То есть на каждое падение должна быть – как мы называем – отыгровка. Этим и определяется твой профессионализм.
– Нет, серьезно? Хоть по десять часов тратишь, а все равно мячи падают?
– Конечно. То из-за кулис холодом потянет, то настроение изменилось, мысли в голову ударили… надо всё это убирать, блокировать. Но до автоматизма всё равно не доведешь. Человек – не робот.
…Единственное спасение, чтоб быть уверенным в трюке на 95% – каждодневные многочасовые тренировки. Да-да, по 4-5 часов в сутки без выходных (а когда, будучи студентом, только набираешь трюковую часть – занимаешь по 16 часов, приходя в манеж в пять утра). Не поддержишь моторику – потеряешь жанр.
– А ты легко можешь перестроить себя для группового номера с булавами?
– Да, понимаешь, если хочешь добиться серьезных высот – надо следовать по своей узкой дорожке и не распыляться. Не надо пробовать себя везде – «фигаро здесь, фигаро там», – так не выстрелишь. Ну и режиссер должен грамотно вытаскивать из тебя именно твое нутро, не блокируя твои желания в угоду своему замыслу.
…Мимо нас вдруг, крадучись, проходит парень с ярко-красными волосами, терзая на веревке три алых катушки диаболо. Для непосвященных справка: диаболо – это такие ролики для подбрасывания на веревке (а веревка крепится меж двух палок) в форме полых песочных часов. Ба, да это ж Арата Урава – настоящий самурай японской жонглерской школы.
– Задумка номера очень простая, – говорит артист «МК», – я облачаюсь в черный костюм с красными огненными иероглифами и кидаю диаболо так, будто изображаю японскую анимацию – космос, невероятные баталии, в общем, научную фантастику.
– Может, вы и есть ученый по первой специальности?
– Ну, во-первых, отмечу, что в Японии увлечение диаболо больше относится к спортивной культуре, нежели к цирковой (впервые за цирк я выступил совсем недавно на испанском фестивале в городе Фигерас). Что до специальности – учусь в колледже на дизайнера.
– И с чем, в итоге, свяжете свою жизнь?
– Хочу через год поступить в цирковую школу в Канаде, для этого придется освоить все жанры – и акробатику, и эквилибристику. Чем сейчас и занимаюсь.
«Не надо очеловечивать тигров!»
…Что это? По манежу как гномики побежали веселой стайкой пингвинята и с ними их «мама» Наталья Майхровская (и её напарник Салих Гаязов): наследственный номер называется просто – «театр морских животных».
– Теперь у нас новый реквизит (прыжки по айсбергам), – рассказывает Наташа, – хотя понятно, что нельзя научить пингвинов крутить сальто-мортале. Впрочем, нигде в мире на манеж не выходят в одном номере сивучи, морские львы, пингвины и морж (есть еще и пеликаны, но те в Нижнем Тагиле сидят).
– Так чем пингвины в первую очередь удивляют?
– Врать не будем, – вступает в беседу Салих Гаязов, – пингвины, прежде всего, умиляют своим видом. И это почти всё.
– Они просто общаются с нами, играют, импровизируют, – продолжает Майхровская, – одно то, что с ними есть контакт, что они выходят и участвуют в номере – уже достижение. Никогда не знаешь вперед КАК они себя поведут.
Пингвины поддаются дрессуре, но мелкой, совсем не такой как морской лев или морж; сказывается скромное наличие интеллекта. Но они вполне себе идентифицируют «хозяина», чувствуя его пластику. А пройдет посторонний – вмиг перепугаются.
…Был такой случай в Кремлевском дворце: там же огромное пространство за сценой, и Майхровская спокойненько репетировала себе номер. Вдруг из-за кулис выбежали девушки, облаченные в костюмы-крылья, которыми они махали во все стороны. Один взмах, Наталья поворачивает голову – ни одного её пингвина на площадке нет! Вообще! Волосы дыбом, испарина, куда могли деваться? Благо ребята из цирка прибежали – нашли потихоньку кого где…
– Причем, струсив, они бросились врассыпную с бешеной скоростью, которую от них никак не ожидаешь! Пух – и нету! Принимают «горбатую» позу, лапами отталкиваются…
Собрали. Посчитали – восемь. Где девятый? Начали открывать в зале запасники: щель есть – пингвин мог провалиться. В одном месте глянули, в другом, у Натальи состояние близкое к истерике. Ларчик, однако ж, просто открылся. У пингвинов есть небольшая корзинка (в ней они на работу ездят), – так девятый забрался в малюсенькую дырочку под днищем, сидит, на всех испуганно глядит…
– Многие, кстати, спрашивают – а что это у вас пингвины такие маленькие? – Говорит Салих Гаязов. – Да вот ровно потому, что большие (королевские) пингвины живут в природе при сильных минусовых температурах, охраняющих их от бактерий. Иммунитет-то у них очень слабый. Поэтому и работаем с очковыми, обитающими в Южной Африке, и рожденными в неволе (один, например, в Московском зоопарке, а двое – в Сочи, на Мацесте).
– Короче, дрессировать птицу – вещь проблемная.
– Очень. Порой, сами задаем себе вопрос – зачем? Всего полторы-две минуты нахождения в манеже, и такие безумные сложности: пингвины-то стрессам подвержены, а стресс – это моментальное падение иммунитета, тут же просыпаются возбудители грибковых инфекций… поэтому пингвинов надо держать в постоянном позитиве, в приподнятом настроении!
…А вот и святая святых – новые вольеры для хищников в Цирке на проспекте Вернадского: по большому блату нас пускают за железную дверь прямо к клеткам с тиграми, но клетки пусты – усатые-полосатые сидят себе все вместе на одной большой площадке, покрытой опилками, – это всё нововведения братьев Запашных (до этого здесь было заброшенное техническое помещение). И пусть кто-то скажет, что на «Вернадке» мучают животных.
– Вот тут мои и живут; мы им не нужны. Наше дело – чтоб в вольере было чисто, чтоб накормлены тигры были правильно, – это говорит стоящий рядом со мной замечательный дрессировщик Николай Павленко. Одна тигрица на переднем плане истово лижет ухо второй…
– Какая любовь между ними!
– Любовь? Запомните: хищники есть хищники, – комментирует мэтр, – сейчас лижутся, а через минуту вцепятся друг в друга когтями.
Несмотря на 70-летний юбилей, Павленко не собирается покидать манеж, однако, признается, что новых тигров брать не станет – доведет, что называется, тех, кто уже имеется (а уже имеются два «старика» по 13 лет, остальные десять – молодежь года по четыре-пять).
– Николай Карпович, растет ли среди молодых дрессировщиков достойная смена?
– Сложный вопрос. Я не вижу чего-то выдающегося… Прервалась связь времен: молодые ни у кого не учились, не ходили, скажем, ко мне, к Багдасаровым, к Запашным; они всё познавали сами, и ровно по этой причине продолжают изобретать велосипед, абсолютно не продвинувшись дальше нас.
…Впрочем, есть и объективные причины: глобализация хищников случилась куда раньше глобализации людей. В неволе разводят, порою, близких родственников, что приводит к вырождению животных – психика нарушена, странный внешний вид… а из природы взять тигра нельзя.
– Да он и не нужен мне из природы, – вступает Павленко, – зачем ее грабить и гробить? Только племенная книга дает разрешение на разведение тигров, потому что может быть переизбыток одной и той же крови… в этом смысле, самые сложные особи – белые тигры (или белые львы): они все родственники, и все дебильные. Да, это эффектно для тех, кто белых хищников прежде не видел, но, по большому счету, белые животные – ослабленные…
Павленко уверен, что дрессура – это работа не с силой животного, а с его нервной системой. Дрессура – выработка условных рефлексов; мэтр категорически против антропоморфизма – очеловечивания тигров, хотя аналогию с учителем в школе провести можно: если ученик не понял решения задачки, надо изобрести доступный для него язык… а заставлять бессмысленно!
– Кнуты, палки – это всё атрибутика, абсолютно не главная в профессии. Надо понимать их нутро… Вот они в вольере сидят, как видите, терпят друг друга. Но почему ж на манеже они видят друг в друге врагов, и всё у них идет на нервах? Животное есть животное. Оно должно быть полноценным – то есть агрессивным, и это нормально.
Ставка на предельную объективность
…Час дня. Перехватываю директора «Вернадки» Эдгарда Запашного, который в эту минуту нужен буквально каждому в цирке.
– Во-первых, все задаются вопросом, почему такое название – «Идол»?
– Если быть абсолютно честным, многих оно до сих пор не устраивает. Причем, не устраивает тех, кто чуть что – сразу начинает опираться на веру или собственное невежество. Фестиваль у нас международный, и в английском языке «айдл» означает совсем не то, что иной раз подразумевается под этим словом у нас. «Айдл» – герой, лучший, идеальный; мы с братом всегда смотрим в будущее, и нам важно, что будет через год-два, когда фестиваль наберет обороты, выйдя на серьезный, в том числе, и телевизионный уровень… и тогда не придется оправдываться.
– То есть форум программируется на годы вперед?
– Я надеюсь, у него будет долгая жизнь. Формат действа предполагает найти «идеальный номер». Чтоб вы понимали: любой интернациональный фестиваль всегда обрастает слухами и недовольными, постоянно делаются намеки на ангажированность. Чтоб этих вопросов не возникало, мы с братом создали три независимых жюри, вручающих в финале свои награды: от профессионалов, от зрителей и от масс-медиа. И тому номеру, который (вдруг такое случится!) понравится и первым, и вторым, и третьим, мы вручим Гран-при – «золотого идола» (специальный большой денежный приз, сумму держим в тайне). Но когда это произойдет – сейчас или через год, – мы не знаем. Но никто не скажет теперь, что «этот номер протащил такой-то и такой-то». Ставка делается на предельную объективность.
– А что вы хотите с телевидением?
– Телеверсию фестиваля в Монте-Карло покупают в более чем ста странах мира. Но там глубокие традиции – он уж 38 лет идет. И если у них это получается, почему не получится у нас? Михалкову же удается выходить на серьезный международный уровень с Московским кинофестивалем… надо работать! И через 2-3 года наш «Идол» станет очень престижным. Нужно пропагандировать цирк! И мне так приятно, что главный редактор «МК» дал согласие на участие в работе жюри…
– У вас удивительные «специальные гости» – Павленко и великий клоун Дэвид Ларибли…
– Эти люди на протяжении всей жизни доказывали свою состоятельность; и, конечно, сегодня они не должны соревноваться с молодыми – а то всем остальным сразу очень грустно станет, с золотом вопрос будет решен. Но для зрителя наш форум – это, прежде всего, шоу; так вот Ларибли и тигры Павленко, прежде других номеров, останутся в умах и сердцах зрителей.
...Что до остальных участников, то главным условием «Идола» было то, чтобы гости прежде не были засвечены в Монте-Карло или иных крупных конкурсах. География обширная. Причем, часто на фестивалях подавляющее большинство составляют выходцы из СНГ — Ивановы-Петровы-Сидоровы, просто идущие под разными западными флагами. А здесь Запашные хотели, чтоб приезжали именно местные — с Южной Америки, с Северной, всё солидно...
Обезьяна тебя поцеловала, а потом взяла и... разорвала
Три часа дня: на манеже дрессированные обезьяны (макаки лапундеры и макаки резус) Сергея Стрелецкого и его супруги Ольги Ван Ю Ли.
— Сергей, это удивительно — едва не единственный случай, когда в основе номера — не наши, а китайские традиции дрессуры, тянущиеся еще с бабушки вашей жены...
— Ну да, в 50-е годы XX века, когда еще обезьян в Союз не возили, единственный номер был здесь у Ольгиной бабушки... потом потихоньку и наши стали осваивать.
— Почему-то считается, что обезьянок дрессировать просто...
— Да что вы говорите? Вон, ольгины родители три года возились, согнувшись, с одной обезьяной, добиваясь, чтоб та поехала на велосипеде. И что думаете? С удовольствием подбегала к байку, садилась и... ни с места. Давала понять: катай меня. Вот на плече у меня Семен сидит — спокойный такой, никакие штучки с ним не пройдут.
— Они опасные? Вон зубки Семен демонстрирует...
— Ну, конечно, злые. Хищники! Собака хочет быть хорошей для хозяина. А обезьяны — как человек — хорошими быть ну совершенно не желают. И работать их не заставишь. Они не работают на прикорм, или по приказу. Нужна лишь регулярная монотонная тренировка...
...Ой, что это? На тренировочном манеже разминается странный человек: непонятно, где ноги, а где руки, и что откуда растет. Обладателя удивительного тела зовут Джордж, родом он из Ганы, цирковое прозвище — Гуттаперчивый Гуру (жанр — каучук). Живет на две страны — в Йемене и в Германии, в Кёльне (там и получил свое прозвище).
— Слушайте, Джордж, вы этому учились или это природные данные? — Спрашиваю, улучив момент, когда акробат принял понятную маглам позу.
— Знаете, я — подарок природы. Вот как сейчас изворачивался, репетируя, так я, собственно, и сплю. И спал так с детства, что однажды заметили родители и сказали — это талант!
— А на диете надо сидеть? Какой образ жизни ведете?
— Ой, поддерживать форму несложно — у меня эта гуттаперчивость в крови. Так бог дал. Никаких личных усилий. Ем абсолютно всё. Когда тренируюсь — себя отлично чувствую. А стоит упражнений не поделать, не поизворачиваться — самочувствие плохое...
Главный сюрприз — трое сальто-мортале
...Неожиданно сталкиваюсь с Анатолием Рубаном — руководителем группы из 12-ти акробатов на подкидных досках. Их номер — один из самых зрелищных и опасных.
— Вы правда хотите удивить нас трюком, который не исполнялся 30 лет?
— Попробуем. Акробат (верхний) будет уже стоять на доске, подкидывающие разбегутся, прыгнут, верхнего подбросит вверх, он делает тройное сальто-мортале и приходит на колонну из двух человек. С разбега трюк делается впервые. Очень опасно, должен сказать.
...Вольтижеры прыгают на 8 метров. Мало кто в России согласится просто взять и выйти с 3-го этажа. А ребята такой трюк исполняют каждый день. А еще Рубан будет усложнять и «нижних», ловящих — он ставит их на ходули.
— Такие номера должны репетироваться часами, днями и годами. Даже в отпуске. Чтобы сделать тройное сальто-мортале, нужно без перерыва заниматься год! Тогда будет результат.
— А до какого возраста можно прыгать?
— Я знаю человека, который прыгал в 55 лет. Уже не видел толком, но чувствовал...
— А острота зрения так важна?
— Очень! Да, что-то делаешь на автомате, но если еще и видишь — трюк делается более безопасным. У меня сейчас уникальный «верхний» прыгун — видит на каждом сальто-мортале всё, что происходит внизу. До него таких не было... ведь обычно человек крутит сальто, замечая точку приземления после финального раскрывания. Меня, например, учили по куполу, по лампочкам: вспышка, вспышка, вспышка — приход... а сейчас прогресс: ребята стали видеть землю!
«Умереть, не став астронавтом?! Ни за что!»
Девять вечера. Последними тренируются венгерские канатоходцы с очень необычным номером, который по-русски именуется «Семафор», а в западном варианте — эквилибристы на оригинальном аппарате «Астронавты на дуге». Чем-то это напоминает традиционное «колесо смерти», только «семафор» (огромный металлический маятник) качается в несколько иных плоскостях... Это, без сомнения, самый зрелищный трюк всего шоу: проехать по движущейся дуге на велосипеде — ужас!
Эдгард Запашный комментирует:
— «Астронавты» сознательно скопированы с очень старого советского номера сестер Кох (трех девушек-красавиц) «Гигантский семафор»: сложнейший технический номер не имел альтернативы на протяжении десятков лет. У нас его и не пытались повторить, пока наш же режиссер Руслан Ганеев не скооперировался с венграми, возродив легенду — громадный аппарат, похожий на переваливающийся шлагбаум, посмотрите сами! И вот венгры очень волновались, приехав к нам, зная, что это русский номер...
Напоследок терзаю главных исполнителей-астронавтов — Ласло Симет и Ольгу Симет...
— Когда я был маленьким мальчиком (40 лет назад), — рассказывает Ласло Симет, — пошел однажды в кино (билет дали как самому примерному пионеру). И вот там показывали фильм о советском цирке. Я вдруг увидел «семафор» сестер Кох. Жизнь шла вперед, я — как и мои родители — стал канатоходцем, но одна мысль свербила — «почему же не попробовал проехать по «семафору»»? Ну не хочу, чтоб это оставалось только в мечтах! Не хочу умереть без этого номера. И вот, перед тем, как закончить карьеру, я решился...
— А откуда взялись именно астронавты?
— Ну это именно режиссерское решение, от которого у нас защемило сердце; мы-то хотели иной сюжет — чтоб Ольга (вместе с напарницей Дианой Бэкк) фривольно ходила по «семафору» на каблуках, что-то вроде восставших зомби...
— Ну да, очень сложные костюмы — шлемы, ранцы — вас явно сковывают в процессе перемещения...
— Вы абсолютно правы, мы очень мучаемся. Но разве космонавты мучаются меньше?
— Канатоходцы нас поймут, — добавляет Ольга Симет, — когда идем вперед — мы смотрим в точку, но боковым зрением все равно стараемся ощущать пространство. А здесь нас — как лошадей — закрыли шорами, то есть шлемом (хотя визор и поднят). Это, конечно, очень сложно. Но астронавты же в шлемах! Надо терпеть. Репетировали ровно год — с учетом того, что мы профессиональные канатоходцы. Что ж, очень рады, что мы здесь — уровень фестиваля очень высокий!