— Мы возвращаемся в страшное время 20—30-х годов прошлого столетия, — рассказывает заведующий отделом древнерусского искусства Государственного института искусствознания Министерства культуры РФ Лев ЛИФШИЦ. — Ведь именно тогда с церковными ценностями происходило Бог знает что. Храмы разрушали, ценности пропадали. До сегодняшнего дня дошли те предметы искусства, которые сохранили в своих собраниях музеи. Сегодня РПЦ хочет все драгоценности вернуть назад. Но это невозможно, и я вам расскажу почему.
* * *
Проблема №1 — разрушение музейных коллекций.
Возврат храмов под юрисдикцию РПЦ начался еще в начале 90-х. Именно тогда Ельцин решил, что настало время вернуть все долги церкви. И понеслось: громкие, скандальные истории по возврату храмов и монастырей, на территории которых располагались уникальные музеи и хранилища. Клубок противоречий между церковниками и музейщиками затянулся в тугой узел. Шли годы, и все понимали: законодательной базы для дальнейшего перемещения ценностей категорически не хватает. В недрах власти размышляли о том, как бы технологию процесса возврата храмового добра усовершенствовать. И нате вам: в первых числах января вдруг выяснилось, что концепция новенького законопроекта уже почти готова.
Но штука в том, что для музейного сообщества это стало полной неожиданностью. Если закон все же подготовят и он вступит в силу, то неизбежно изъятие из государственных хранилищ — музеев, библиотек — всего, что касается церковной тематики. И искусствоведов эта новость совсем не порадовала. Еще бы: это приведет к разрушению коллекций.
Лев Лифшиц: “Главная причина — существует неписаное правило: только когда вещей много, они начинают как бы делиться информацией. Методами сравнения, сопоставления ученые делают выводы, где был создан предмет, в каком веке. Разрушите коллекции — потеряете это знание”.
Проблема №2 — сохранность.
Если допустить тот факт, что предметы искусства вытащат из музейных хранилищ и установят в храмах для совершения богослужений, напрашивается вопрос: существует ли в РПЦ служба хранения ценностей, построенная по музейному принципу?
Адольф ОВЧИННИКОВ, художник-реставратор высшей квалификации Всероссийского художественного научно-реставрационного центра им. Грабаря:
— В РПЦ нет ни намека на профессиональную службу хранения. Иконы там погибают. А то, что напортачат церковники, нам, реставраторам, приходится переделывать годами.
А принцип музейной сохранности такой: ежедневно в помещении, где хранятся предметы искусства, контролируется температурный режим. Хранители и реставраторы-врачеватели осматривают предметы, и не дай Бог обнаружится хотя бы минимальное изменение цвета на миллиметровом участке, к примеру, иконы...
Сегодня почти во всех церквах лампады горят так близко к иконам, что просто обжигают их. Но мысль расположить лампадки чуть дальше от образов старостам или священникам в головы не приходит. К тому же с каждым открытием храмовой входной двери происходят мощные забросы зимой холодного, а летом теплого воздуха — а это катастрофа и для самих икон, и для расписанных стен. При этом отсутствуют нормальные системы вентиляции. В большинстве храмов используют парафиновые свечи, в результате горения которых образуется огромный слой копоти.
Пример: реставрационные работы на фресках Андрея Рублева в Звенигороде в церкви Успения на Городке последний раз производились в начале 90-х годов. Прошло без малого двадцать лет, и на сегодняшний день от реставрации не осталось и следа — это черная живопись.
Но тем не менее в РПЦ утверждают, что все условия для сохранения в храмах предметов ценностей создать все же возможно.
Лев ЛИФШИЦ: “Мы не можем создать эти самые условия хотя бы в двух храмах, где находится драгоценная живопись Андрея Рублева! Мы десятки лет просим это сделать, спорим и доказываем до хрипоты! И никаких результатов! ”
Проблема №3 — а возможен ли компромисс?
Самым идеальным примером в мировой практике (!) сотрудничества музея и церкви специалисты называют Третьяковскую галерею и храм Святителя Николы в Толмачах, находящейся на территории легендарной Третьяковки.
История конфликта: еще в начале 90-х со стороны духовенства возникла инициатива возврата из галереи в РПЦ Владимирской иконы. Разумеется, Третьяковка принципиально решила: учитывая ее сохранность, отдавать икону невозможно. Но духовенство требовало, чтобы святыня использовалась по назначению — для совершения богослужения.
Что же предложила Третьяковка?
Старший научный сотрудник отдела древнерусского искусства Государственной Третьяковской галереи Левон НЕРСЕСЯН:
— Создание храмового музея. То есть — Третьяковка направила часть имеющихся средств на реставрацию храма Николы в Толмачах. Причем максимально аутентично. Представьте: иконостаса не было — он пропал еще в 20-е годы. Но мы заменили его иконостасом, подходящим по стилю, — Николая Соломонова, из другой замоскворецкой церкви — Архангела Михаила в Овчинниках. Кроме того, укомплектовали храм Николы другими иконами из фондов галереи. Например, поместили туда икону Николы XVI века. Также туда мы переносим раз в год “Троицу”. И, конечно же, мы поместили в храм Владимирскую икону — разумеется, она находится в специальном, если так можно сказать, футляре.
В результате получилось, что храм Николы — отдел Третьяковской галереи, настоятель храма — заведующий отделом “Храм-музей Святителя Николая в Толмачах”. Батюшка в двойном подчинении. Как духовное лицо — патриархии, а как музейный сотрудник — руководителю галереи.
Второй аспект, который также устроил РПЦ, — само функционирование храма. С утра и до 16.00 он работает как музей. По входному билету из главного здания туда можно пройти по внутреннему переходу. А после четырех часов в церкви проходят богослужения. И туда тоже можно зайти уже без билета, через храмовую дверь.
— Левон Вазгенович, а трудно было получить согласие РПЦ?
— Я знаю только о том, что бывший директор галереи Валентин Родионов лично излагал Патриарху Алексию Второму вот тот план работы, о котором я рассказал выше. И ему удалось убедить Святейшего. Более того, поскольку память Богоматери Владимирской празднуется три раза в год, патриарх едва ли не все три раза приезжал в наш храм на богослужение. И вот с тех пор союз галереи и храма и стал легитимным. Но теперь уже непонятно: надолго ли?
* * *
А еще представители музейного сообщества думают-гадают: зачем в решении столь сложной и противоречивой темы, как перемещение церковных ценностей, торопиться? И почему власть не прислушивается к музейному сообществу? Зачем, к примеру, филиалу Исторического музея, который располагался на территории Новодевичьего монастыря, предложили паковать чемоданы аккурат в рождественские праздники?
Николай СВАНИДЗЕ, член Общественной палаты: “Вопрос о передаче церковных ценностей возник давно — и, думаю, он обсуждался на самых разных уровнях. Сегодня отношения между патриархом и Кремлем очень хорошие, и поэтому на данную инициативу Святейшего власть отозвалась положительно. Почему не учитывают мнения музейщиков? Давайте здесь не будем кокетничать и ответим на вопрос: а кто политически сильнее — РПЦ или музейное сообщество? Ответ, думаю, очевиден...”
Пока музейщики пытались обратить внимание на свои проблемы, РПЦ молчала. И наконец вчера состоялся “круглый стол”, на котором собрались в основном единомышленники — представители РПЦ и власти. Протоиерей Всеволод Чаплин заметил, что законопроект о передаче религиозным организациям имущества религиозного значения уже в “высокой степени готовности”.
— Очень важно, чтобы в тех случаях, когда объект религиозного значения находится в государственном учреждении, одновременно принималось решение и о предоставлении нового здания для этого госучреждения.
А расшифровать, наверное, это следует так: и волки должны быть сыты, и овцы целы. То есть и РПЦ довольна, и музейщики не в обиде... Но возможно ли это, когда конфликтующие стороны не слышат друг друга?