Начальники культуры недоумевали: почему Дупак не боится. Но он прошел такие бои… У меня 30 лет хранится магнитофонная пленка; Дупак рассказывает про начало войны, про свои кавалерийские рейды.
“Я стоял у окна в роскошном номере гостиницы “Континенталь” (Дупак был приглашен на роль Андрия в фильме “Тарас Бульба”. — А.М.). Голубое небо прорезал самолет, бомбы упали на мост через Днепр, взрывы; я помчался на киностудию.
Конечно, мы ощущали напряженность в международной обстановке. Сводки в газетах сообщали о бомбежках Лондона, о Франции… Чувствовалось: что-то будет. И все-таки мы не думали о войне.
Но вот, когда трамвай остановился на полпути, посыпались бомбы, и я увидел плачущих детей и женщин, — сомнения исчезли. А в двенадцать часов на студии мы уже узнали — война!
Сейчас трудно поверить, что первой мыслью было: надо срочно заканчивать фильм — настолько мы были уверены в своем превосходстве: малой кровью на чужой территории. Но прошло два, три, четыре дня, и мы все начали осознавать серьезность положения. Осознав, пошли записываться в добровольцы.
Зачислили меня в кавалерию, а я уже знал тогда, что это за существо — лошадь, ибо съемки должны были начинаться с выезда Андрия, и я усердно осваивал верховую езду.
…Особенно крупной операцией стал рейд на Валуйки, город, откуда фашисты снабжали почти все свои южные армии. В январе сорок третьего года армейские части специально для нас прорвали вражеский фронт, и в прорыв устремился весь 6-й кавалерийский корпус, куда входила теперь наша дивизия. Рейд этот был, можно сказать, беспримерный. Обычно кавалерия делает около 30 километров в день. А тут фронт был прорван вечером, чтоб обеспечить нам ночь для скрытого броска, и за эту ночь и следующий день мы, не жалея лошадей, рванули более чем на сто километров в тыл врага, захватывая и уничтожая по пути и немцев, и полицаев.
За взятие этого важнейшего пункта, где мы захватили огромное количество провианта и боеприпасов, наш корпус получил звание гвардейского. А моими трофеями стали замечательные маленькие саночки и мощный отличный конь, которого я назвал Немцем. Не раз он потом спасал мне жизнь, унося из-под огня, как, впрочем, не раз выручали и другие мои лошади.
Взяв Валуйки, корпус двинулся по немецким тылам на юго-запад, имея задачу замкнуть Харьковский котел. Начались тяжелые, жесточайшие бои с отборными эсэсовскими дивизиями. Наши потери были велики. Прямым попаданием был убит командир эскадрона, пришлось мне, взводному, принять командование. Но скоро и я был ранен. Ранение было серьезное, а тут еще рядом взорвалась мина, добавив к ранению контузию. Спас мне жизнь — да и не мне одному — наш полковой врач Ефим Ильич Аронов, человек необычайного мужества и храбрости.
(Врач Ефим Ильич Аронов за годы войны вытащил с поля боя больше тысячи тяжелораненых. После войны и до смерти работал в Москве врачом “скорой помощи”. — А.М.)
Стал он меня как тяжелораненого отправлять в медсанэскадрон в Тарановку, но я воспротивился этому. Он кричит: “У меня строжайший приказ — отправлять тяжелораненых”, — а я ни в какую. Эскадрон-то, мол, без командира. “Да как ты командовать будешь — двигаться ведь не можешь!” Это правда, ходить я совершенно не мог, но тут и пригодились трофейные саночки. Перебинтовал меня Аронов, я — в саночки и к своим казакам. Так и воевал несколько дней, пока не дали приказ отойти. Тут уж госпиталя было не избежать.
Добавлю, что, нарушив приказ Аронова и оставшись в строю, я тем самым спас себе жизнь. В Тарановку, где сосредоточены были наши раненые, эсэсовцы сбросили парашютный десант. Фашисты зверски уничтожили всех: и раненых, и врачей, и медсестер. А меня многие двадцать пять лет считали погибшим…
Выяснилось же все это совершенно случайно. Аронов пришел в наш театр. Гулял по фойе, увидел на фотографии знакомое лицо, оторопел, прочел надпись и кинулся в дирекцию. Тут-то мы и узнали все: он — что я жив, я — про гибель раненых товарищей”.
* * *
Николай Лукьянович полон театральных историй — смешных, печальных… Иных уж нет, а те далече. А иные вроде бы тут, но неузнаваемо изменились.
Когда-то молодой талантливый актер Театра на Таганке Коля Губенко был бездомным, жил в кабинете директора. Во всяком случае, ночевал там. А потом стал знаменитым, а потом — министром культуры СССР, а потом депутатом…
И вот звонит Николай Лукьянович когдатошнему жильцу своего кабинета: мол, нельзя ли в здании театра провести юбилей? Губенко адресует его к администраторше, Дупак звонит, и милый женский голос отвечает:
— Аренда нашего помещения стоит 50 тысяч. Но Николай Николаевич Губенко сказал взять с вас только 25…
Редакция “МК” поздравляет Николая Дупака, кавалера орденов Великой Отечественной войны I и II степеней и многих других наград, народного артиста с 88-летием и вместе со всеми друзьями радуется его бодрости, светлому уму, юмору, стойкости и доброте.