«Жизнь его учила не ломаться»
— Полина Геннадьевна, вернемся в ваше детство. Каким человеком вы запомнили Виктора Петровича? Многие его современники не раз отмечали его непростой характер…
— Дед с бабушкой, Марией Семеновной, были моими вторыми родителями, так как я рано осталась без отца и матери. Да, он был строгим, и я считаю, что мужчина и глава семейства должен быть таким. Хотя, на мой взгляд, строже него была бабушка.
Виктор Петрович был прямолинейным. Это касалось как произведений, так и общения. Он считал, что незачем «размазывать масло», когда можно спокойно высказать свою позицию. А то, как это воспримет другой человек, — это уже его дело. И я с ним в этом согласна. В любой дискуссии я за здоровые дебаты с аргументированной позицией.
Дед прожил тяжелую жизнь. Это во многом связано с потрясениями в стране: голод, война, потеря родных и друзей. Он прошел и через детский дом. И жизнь его учила не ломаться. Поэтому, конечно, он был суровым. Но при этом добрым.
Что касается наших отношений с ним, то надо понимать, что я застала его маленькой. Поэтому и воспоминания в основном детские. Я росла не без приключений. Один из рассказов Виктора Петровича как раз обо мне — «Скотоугонщица». Это я увела теленка. Были и драки, и другие шалости. Дед, бывало, наказывал, но не грубо и не жестко.
А еще я в детстве ходила в музыкальную школу, и у нас было пианино. Обычное пианино, которое доставали, простаивая в огромных очередях. Когда Виктор Петрович работал, нужно было как-то сделать, чтобы моя подготовка к занятиям ему не мешала. И однажды случилось «страшное», когда я играла на музыкальном инструменте, он подошел и... перенес его в другую комнату. Огромное пианино! Дедушке тогда за 70 было. И это меня впечатлило.
Виктор Петрович любил порядок. Его библиотека всегда была четко выстроена. Каждая книга должна была быть на том месте, где он ее поставил. И не дай бог, если кто-то поменяет местами книги! Он часто перечитывал какие-то работы, делал выписки, искал справочные материалы. И все должно было быть у него под рукой.
То же самое касалось и распорядка дня. Он вставал утром, делал зарядку, садился за работу, потом ближе к обеду снова делал разминку, а во второй половине дня принимал гостей или ездил по делам.
— Еще один штрих к его портрету. Будучи известным писателем, Виктор Астафьев остался жить в Красноярском крае и уезжать оттуда никуда не хотел. Как вы думаете, почему?
— А зачем?! У нас все было. Мы никогда ни в чем не нуждались. Некоторые думают, что Астафьевы живут в роскоши. Это же Астафьевы! Но нет. У нас из «роскоши» был огромный стол в зале. Его бабушка покупала через каких-то знакомых, отстояв огромную очередь. В общем, достался он нам, как и любым другим жителям Советского Союза. На самом деле многие думают, что писатели получают огромные гонорары, но это не так.
Жить где-то, кроме Красноярского края, дед не хотел. Он пожил и в Вологде, и в Перми, но его тянуло сюда — в родные места. Ему было хорошо здесь. Он обожал сибирскую природу: Енисей, лес. Поэтому у него много произведений о природе. И он каждую деталь описывал с точностью. Каждую веточку, каждую росинку. Когда читала «Васюткино озеро», перелистывала целые страницы. Дед удивлялся, спрашивал: «Ты чего это перелистываешь?» А я отвечала: «А озеро где?» Настолько тщательно он писал о природе, что иногда не хватало терпения дочитать до развития сюжета, особенно в детстве.
Последние годы мы жили в Красноярске, в микрорайоне Академгородок, но каждую весну он уезжал в родную деревню, в Овсянку. Отогревал дом, чтобы подготовить к лету. И теплое время года проводил часто там. Природа, жизнь родной деревни — это было его источником вдохновения, который он ни на что не хотел менять.
— А с простыми людьми как он себя вел? Поговаривают, у Виктора Петровича любой мог одолжить деньги…
— Он был очень простым со всеми. Будь то президент или бабушка во дворе. Его, кстати, в нашем доме в Академгородке знали все бабушки. Дедушка подходил, расспрашивал их о делах, разговаривал с ними запросто. Его за это очень любили. В долг тоже давал, по-разному помогал. Он объяснял так: если человек попросил тебя, унизился, то сделал это не от хорошей жизни. Значит, нужно помогать. Я считаю так же, тоже оказываю помощь, если просят.
И с детьми он вел себя без пафоса и заносчивости, без нравоучений. Даже несмотря на то, что его произведения проходили в школах. Когда мне было лет 13, дедушка поехал судить футбольный матч, игру юниоров. Футбол он обожал. Проезжая по острову Отдыха, где находился стадион, он забыл попросить водителя остановить автобус. Тогда там останавливали по требованию. Проехал дальше — и заблудился.
Мы с друзьями приехали на стадион и поняли: потеряли дедушку. Я позвонила бабушке с вахты и попросила приятелей помочь найти Виктора Петровича. Через какое-то время вижу: идет мой друг, глаза круглые. Рядом дедушка. Приятель подошел ко мне и удивленным голосом спросил: «Твой дед что, Астафьев?» А я ему: «А что, ты не догадался? У меня же фамилия Астафьева». Он объяснил, что считал нас однофамильцами.
Обратно дедушка тоже поехал на автобусе. У него была машина, ему ее подарили. Помню, власти вызвали его и спросили, какой автомобиль хочет: «Волгу» или «Вольво». Мы с братом хором говорили: «Вольво»!» А он твердо: «Волгу»!» Я спросила его, почему хочет именно эту машину. Он ответил: «Да потому, что ее в России делают». Так она у нас и появилась. Ему от мэрии дали водителя, но дед редко его вызывал. В основном в Овсянку или по важным делам. Все остальное время ездил на автобусе или ходил пешком. Если он что-то и просил, то не для себя. Например, построить церковь, библиотеку, создать литературный музей.
— Прямолинейность и честность Виктора Петровича прослеживаются и в его произведениях. Его вообще считают одним из самых правдивых авторов в России. А как вы думаете?
— Я знаю, что более половины его произведений можно назвать документальными. То есть в них описаны реальные люди и события. Действующие лица: наши соседи, родственники, сослуживцы Виктора Петровича. Он точно передавал их характеры, поведение. Хотя, считаю, немного приукрасил (улыбается). Некоторые люди, о которых он писал, живы до сих пор. Да и Овсянка, о которой дед много писал, такая, какая есть. Я там росла, это и моя история тоже.
В своих произведениях дедушка делился своими мыслями и чувствами. Обычно, когда он садился писать, он закрывал дверь в свою комнату. Плакал ли он, когда писал о войне?! Да плакал, конечно, просто это никому не показывал. Однажды к нему приехал сослуживец, они вместе плакали. Бабушка тогда объяснила, что они вспоминали погибших товарищей.
Вообще, у нас дома тематика войны была под запретом. Не было даже военных игрушек: ни солдатиков, ни танков, ни пистолетов. Но в произведениях Виктор Петрович об этом писал, старался поделиться той правдой, которую знал, и теми чувствами, которые испытал. Это все он выражал прямолинейно, как и всегда.
Конечно, в его работах был и позитив. Это его произведения о деревне. Но и здесь он передавал свои эмоции и мысли правдиво и открыто. Его работы — это его мнение о происходящем тогда. И он не собирался его менять и кому-то что-то доказывать. Есть одно неизданное произведение. Но я не знаю, о чем. Оно хранится в Санкт-Петербурге, в государственном архиве.
— На ваш взгляд, какой смысл вкладывал ваш дедушка в свое творчество?
— Расскажу историю. Когда училась в школе, нам, естественно, преподавали Астафьева. Учительница, как ей самой рассказывали в институте, начала нам объяснять, что хотел передать автор в своих работах. Я пришла домой, рассказала все деду. «Что? Да?» — удивился он, когда рассказывала, что узнала на уроках.
К сожалению, сейчас мало уделяется внимания творчеству дедушки. А потому идеи его забываются. Но он и не ставил задачи никого поучать и воспитывать. Как я уже говорила, он высказывал свое мнение о человечестве, если глобально. «Прокляты и убиты» — это не столько о войне, сколько о жизни и смерти людей. О том, что люди оказываются по обе стороны конфликта. И другие произведения тоже не о месте и событии — в каждом — более глубокие смыслы.
Дед считал, что эгоизм губит, потому в последние годы жизни он негодовал от того, во что превратился мир. Думаю, если бы он дожил до наших дней, он бы не выдержал осознания происходящего.
В противовес эгоизму и самолюбию он ставил взаимовыручку, дружбу, любовь к другим и природе. Он был мегапатриотом своей Родины. И я тоже. Если бы сейчас читали Астафьева и других писателей, которые доносили хорошие мысли, думаю, что люди были бы чуточку лучше.
Пафос и хвастовство дедушка тоже презирал. К нам приезжали многие знаменитые люди: президенты, артисты, писатели. Я многих повидала. Они обычные, такие же, как и все. Помню, как к нам на Пасху приехал Горбачев с женой, Раисой Максимовной. Передо мной был не небожитель, а обычный человек. Разве что духами очень сильно пахло от президента. А Раиса Максимовна с удовольствием ела яйца. Хотя я думала, что люди такого уровня не едят «простую еду».
Или Майя Плисецкая. Простая женщина. После чаепития у нас на кухне помыла за собой посуду, абсолютно не выпячивая своего статуса великой балерины. И я понимаю, что многие, кто приезжал к Виктору Петровичу, делали это для того, чтобы понять — он такой же, как и они, его герои. Обычные люди.
«Дедушка жалел до конца жизни, что не простился со своей бабушкой»
— А увлечения у Виктора Петровича были: музыка, фильмы?
— Он много чего слушал и смотрел. Например, любил очень «Бандитский Петербург». А еще был фанатом футбола. Мог его и поздно ночью смотреть. Мне уже спать надо было перед школой, а матчи только начинались. Бабушка тоже была большой поклонницей, но смотрели они футбол в разных комнатах. И я то и дело слышала то из одной комнаты, то из другой: «Гол!»
— Вы выбрали другую стезю и стали актрисой. Сейчас работаете художественным руководителем народного театра «Сибирячок». Почему не стали писательницей?
— Быть писателем дано не каждому. Дед очень много работал для того, чтобы создавать образы в тексте, наполнять их жизнью. Чтобы быть писателем, нужно хотеть и уметь о чем-то рассказать. А я хочу показывать.
Дед был против того, чтобы кто-то в семье был актером. С моральной точки зрения это тяжелое ремесло. Я раньше профессионально занималась спортом, переживала много сложных моментов. Он не хотел, чтобы я и дальше испытывала колоссальный стресс. Актеры тяжело «надевают» роли и тяжело их «снимают». Хороший актер проживает жизнь своего героя. Играя в «Пастухе и пастушке» (произведение Виктора Астафьева. — Ред.), я «умирала» раз в месяц в первом акте, и это было тяжело. Сложно объяснить то чувство, которое испытывала. В постановках есть любовь, расставание. Все это приходится переживать.
Все, кто давно занимается в нашем театре, стараются вжиться в роли, входят в образы, созданные дедом. Некоторые роли очень сложные. Но через них удается понять, к примеру, через что проходят подростки в детдоме, что такое война. И наши воспитанники никогда не будут считать, что смерть и разрушения могут вызывать удовольствие. Они многое понимают и перенимают через образы героев его взгляды. Они никогда не возьмут чужого. Наоборот, помогут и выручат, если потребуется.
— И снова немного о творчестве Виктора Астафьева. Как ваш дедушка писал произведения? Были сложности?
— У деда был очень плохой почерк. Это было последствием ранения. Были сотрудницы, которые набирали на машинках его текст. И рукописи порой доводили их до слез — не могли разобрать. Потом за расшифровку села бабушка, наш «генералиссимус». И она смогла понять почерк деда. Когда уже совсем не понимала, шла к нему. А дед подчас и сам не мог разобрать, что написано. Он начинал, как говорится, заводиться, а она его еще и успокаивала: «Ничего, Витенька, сейчас разберем». Она по логике находила, что за слово было написано.
Бабушка всегда хранила черновики, никогда не выбрасывала. Смятые листы брала, разглаживала и перепечатывала, чтобы он снова перечитал. И дед часто передумывал выбрасывать, говорил: «Вот, нормально». Думаю, он часто перебарывал слезы, когда писал произведения. Это ведь его воспоминания. Сложность написания романа или рассказа о реальном человеке в том, что ты не должен ни приукрасить, ни принизить. Ты должен его понять: его взгляды, мотивы, поступки. И связать порой миллионы образов воедино, в одну логическую, структурированную систему, которая и является текстом. Поэтому Виктор Петрович тщательно работал над каждым эпизодом, над каждым рассказом. Это тяжелый, изматывающий труд.
— Какое у вас любимое произведение вашего дедушки?
— Я прочитала всего его произведения. С детства самым любимым остается «Кража». Как «похитило» мое сердце, так и не отпускает. У меня нет нелюбимых его произведений. В каждом, даже самом маленьком его произведении есть смысл. Я считаю, что эти произведения как раз нужно доносить до детей вместо западных или некоторых наших фильмов наподобие наших «сказок» о войне, где многотонные танки «дрифтят», как легковушки.
— К столетию Виктора Астафьева в Красноярске открыли национальный центр его имени. Как вы думаете, как бы он отнесся к этому?
— Устроил бы нагоняй, что застроили Овсянку (смеется). А я считаю, что центр нужен для сохранения его памяти. Современный, интерактивный. Чтобы гости в разных форматах могли изучать творчество, знакомиться с произведениями, обсуждать их. В центре воссоздан его кабинет. Таким, каким он и был. Близкие друзья дедушки позаботились о передаче достоверности. Кроме того, рядом расположен его дом. Можно зайти и узнать больше о том, как Виктор Петрович жил в Овсянке.
— И напоследок. О чем жалел Виктор Петрович в конце жизни?
— К сожалению, он редко делился своими переживаниями с нами. Даже с бабушкой Марией Семеновной, думаю, не всем. Мне было 18 лет, когда его не стало. Но, думаю, он жалел, что не совершил последний поклон, о чем рассказывал в одноименном произведении, — не простился со своей бабушкой. Он переживал на эту тему до конца жизни.