Иногда он кажется мне каким-то живым существом. И даже не важно, какого он размера, а важно то, что способен он на все: приласкать, обмануть (а мы-то и рады обманываться), искусить, заворожить, заразить. Но может и поглотить, проглотить, выплюнуть, обсосав все косточки, не подавившись ни разу. Мистическое существо, которое, с одной стороны, состоит из обычных, казалось бы, самых простых материальных вещей, но находятся люди, которые эти обычные вещи умеют наделять особыми качествами, даже волшебными.
Они умеют сценическую ложь, которая на сцене кругом, сплошь и рядом, превращать в художественную правду. Иными словами, творить нас возвышающий обман, а это, согласитесь, надо уметь... Поэтому к театральному празднику причастны все — от рабочего сцены (монтировщик) до артиста, режиссера, директора. Ибо, как сказал в конце ХIХ века Константин Станиславский, «поэт, артист, художник, портной, рабочий служат одной цели, поставленной поэтом в основу пьесы», тем самым сформулировав один из основных принципов устройства нового театра.
Все они, надо сказать, были причастны и тогда, когда никакого Международного дня театра и назначившего его Института театра не существовало. Когда были профессии, которых теперь и в помине нет, — они вымерли, как динозавры. Или которые постепенно уходят, уступая место другим, рожденным или усовершенствованным техническим прогрессом. Тем не менее свой след в истории театра и его строительстве они оставили, хотя и перешли в разряд старины глубокой.
Ламповщик между нимфами и богами
Известно ли вам, дорогие почитатели и любители театра, что когда-то в театре были такие профессии, как драпировщики (изготавливали гардины, шторы и прочие мягкие изделия, которыми декорировали окна, двери, стены, потолки, шили одежду сцены), шумовики (имитировали за сценой гнев богов, гром небесный, а также гром военных побед или поражений) и ламповщики. В обязанности последних входило засветить лампы и сальные свечи, которые по большей части в провинциальных театрах горели за кулисами. Ламповщики изредка огромными щипцами снимали со свечей нагар, а за недостатком инструмента — пальцами. А вне своих ламповых обязанностей бегали за водкой и передавали артисткам любовные записки.
В середине ХIХ века можно прочесть о представителях этой профессии буквально следующее: «Во время представления «Олимпа» ламповщик среди самой волшебной сцены, между нимфами и богами, хотя нетвердой, но бестрепетной ногой перешел по сцене, остановился перед кулисою, бросил взгляд сожаления на публику и преспокойно начал снимать нагар со свеч». И только рука антрепренера, протянутая из кулис, схватила его за волосы и невежливо уволокла со сцены.
Однако ламповщики в 1863 году стали жертвой технического прогресса, когда в Императорском Большом театре масляное ламповое освещение заменили на газовое, установили газовые горелки, работавшие на сжатом переносном газу.
— Так профессия ламповщика, отвечавшего за масляные лампы, канула в Лету, — говорит главный редактор журнала «Сцена» Дмитрий Родионов. — Но когда в 80-х годах позапрошлого века газовое освещение заменили на электрическое, исчезли и газовщики. А уже в наше время исчезли профессии сеточников, то есть мастеров по плетению театральной сетки. Может быть, их остались единицы, но только в больших театрах.
Среди исчезающих профессий оказались цветочницы — мастерицы, которые делали искусственные цветы и украшения из них, бутоньерки и прочий цветочный изыск. На грани исчезновения профессия художника-декоратора. И единицы владеют искусством шить балетные пачки. Их называют пачечницами.
А какие изменения претерпел административный корпус театра, проще говоря, дирекция. Так, дирекции императорских театров, при которой находились (внимание!) чиновники особых поручений, подчинялись две конторы — санкт-петербургская и московская, и каждая из них имела своего управляющего. Теперь чиновников особых поручений в театрах мы не наблюдаем, а управляющие сменили название, став заместителями директоров, менеджерами.
— Не стало делопроизводителей, экзекуторов, архитекторов, заведующего экипажным отделением, относившихся к хозяйственному отделению императорских театров, — продолжает Дмитрий Родионов. — Кстати, экипажные отделения имелись только в петербургских театрах. В императорских еще числились свои полицмейстеры, по одному в Мариинском, Александринском, Михайловском в Петербурге, по одному в Большом и Малом в Москве. Соответственно все они также исчезли с театрального горизонта. Правда, должность архитектора сохранялась в Большом театре вплоть до 1990-х годов.
Почти исчезли и хлопальщики, которых позже стали называть клакерами. Это, конечно, не профессия, а род занятий людей, которых нанимали в финале спектакля устраивать аплодисментами «настоящий Содом». Дело это было небескорыстное: мальчишек-хлопальщиков бесплатно пускали на галерку.
Это одна из тех обязанностей, которые можно переносить, но не любить
А как не вспомнить суфлеров, которых еще до недавнего времени позволяли себе иметь в штате многие крупные столичные театры. А профессия удивительная, на эту должность не принимали кого попало. Вообще, кто думает, что любой сидящий в будке мог подсказывать текст, глубоко заблуждается. В старинном театре от суфлера зависело многое, если не всё. По негласной инструкции XIX века суфлер обязан был иметь: хорошее развитие, знание языка, хорошие память, зрение и слух, сильный и звучный голос, ясное произношение и… находчивость. Но чем он должен был владеть в первую очередь, так это искусством подавать звук и подсказывать текст. Но как? Мастерски, чтобы до первых рядов не долетело ни единой подсказки, ни единого звука. Виртуозы своего дела добивались специфического сдавленного, но четкого звука, который способны были извлечь из себя лишь чревовещатели в цирке.
А вот иностранцев в суфлеры брали неохотно. И понятно почему: отечественные подмостки помнят случай, как один суфлер, поляк по происхождению, на спектакле «Ревизор», подсказывая артисту, вместо фразы «Держиморда пьян» произнес «Держиморда пан».
Первоклассный суфлер не только текст господам артистам подавал, но мог выкрутиться из любого положения, лишь бы прикрыть актерские промахи, чужую забывчивость на сцене. История оставила нам фамилии легендарных русских суфлеров: Новицкий, Ананьев. Они, узнав, к примеру, что актер N по какой-то причине не явился на спектакль, на ходу могли так переделать и провести сцену, что другие актеры, участвовавшие в ней, даже не замечали отсутствия партнера, среди них не возникало никакого замешательства.
Но положение царя и бога сцены (так порой величали суфлера в театре) имело свои минусы. И связаны они в первую очередь были не столько с дурными характерами премьеров и премьерш, сколько с рабочим местом суфлера. Будка, что живописной раковиной возвышалась над сценой, имела одну красивую видимость. Но то, что скрыто было от посторонних глаз, вызывало если не содрогание, то сочувствие. Внизу под сценой устанавливалось сиденье, оно не было защищено от холодов, сквозняков, пыли. Прижимистые антрепренеры экономили на отоплении помещений, и можно только представить, какой холод царил зимой под сценой. А летом если играли на открытом воздухе, то для суфлера просто выкапывали яму, не утруждая себя ни укреплением стен, ни установкой настила для ног. И если шел дождь, то суфлеру приходилось нередко оказываться по колено в воде, и, как писал пронырливый репортер, бедолага «вынужден был часто переодеваться в сухое платье».
«Это одна из тех обязанностей, которые можно переносить, но не любить» — в приступе дурной правды признавался суфлер позапрошлого века. Может быть, и по этой причине труд суфлера высоко ценился — от 100 до 150 рублей в месяц, что при покупательной способности рубля до революции считалось очень даже прилично: килограмм говядины стоил 47 копеек.
Сегодня суфлерские будки сохранились в трех академических театрах Москвы: Большом, Малом и МХТ им. Чехова со штатом суфлеров в каждом. Больше всего их в Малом — шесть, три в Художественном и два в Большом. И все же, насколько сегодня эта профессия востребована в театре или без нее легко можно обойтись?
— Суфлеры в театре нужны, — считает актер Малого театра Александр Белый. — У них много работы: ведь они присутствуют не только на спектаклях, но и обязательно на всех репетициях. Они следят за текстом, тут же по ходу вносят правки, расставляют ударения, могут указать молодым артистам, где в тексте диалект, а где говор. И окончательный текст после всех правок, сокращений мы, актеры, получаем от них.
В остальных столичных театрах от услуг суфлера отказались совсем. А напрасно. Чего только не случается на спектакле: актер фразу вдруг забудет или, не дай бог, прямо во время спектакля случится нечто из ряда вон выходящее. Например, одному артисту перед выходом на сцену станет плохо, а у другого не будет времени, чтобы выучить текст. Вот тут суфлера пока никто не заменит. Даже искусственный интеллект.
Важно, чтобы граната не оказалась в руках обезьяны
И тут мы из прошлого пристально посмотрим в будущее, которое чуть ли уже и не наступило. Искусственный интеллект — какое место он может занять в театре? И какое влияние может оказать на него? Какие профессии в недалеком (или далеком) будущем будут особенно востребованы в театре? Эти вопросы я задала режиссерам, художникам разных поколений, известным и начинающим.
Константин БОГОМОЛОВ, режиссер, художественный руководитель Театра на Малой Бронной:
— Роль ИИ в театре вроде бы несущественна, с одной стороны, а с другой, как и во всех других сферах, очень существенна, поскольку облегчает и ускоряет работу. У меня был подобный опыт: задание, на выполнение которого у видеоцеха нашего театра ушел бы месяц, ИИ сделал за сутки, и результат был блистательный. Это совершенно ясно дает понять, что искусственный интеллект такой прикладной инструмент, который позволяет облегчить работу в технологической сфере.
Другой вопрос — сможет ли ИИ конкурировать с человеком в зоне творчества? Ну эксперименты такие, наверное, возможны, но я в этом отношении скептик и не верю, что ИИ может каким-либо образом в творческой сфере перемолоть человеческую индивидуальность.
Супервостребованными остаются профессии технологичные — заведующий постановочной частью, технолог, видеоинженеры и звукоинженеры. С развитием технологий они получат еще больший рейтинг в театральной среде. Это должны быть высококлассные специалисты, и тут театры вступают в конкуренцию с концертными площадками, с шоу-программами, кино. А другой ряд профессий связан с менеджментом (продюсеры и стейдж-менеджеры), от которого требуется творческий и бизнес-подход. И сочетание творчества и бизнеса, жесткой руки и одновременно гибкости — редкая вещь в людях, и такие на вес золота, драгоценности. И конкуренция между театрами за таких людей уже есть и будет огромная.
Максим ОБРЕЗКОВ, главный художник Театра имени Евгения Вахтангова:
— Для меня ИИ как раковая опухоль, которая со временем поглотит театр, уничтожит его. Потому что он лишает жизни, лишает живого разговора одного человека с другим, высказывания, возможности мыслить, творить и созидать, становясь неким удобным инструментом, когда не надо слишком затрачиваться. Такая волшебная скатерть-самобранка. И мне кажется, что не случайно слова «искусство» и «искусственный» имеют абсолютно противоположные значения и происхождение, хотя и кажутся однокоренными. ИИ означает, что он не настоящий, ложный, а театр искусственным не может быть ни в коем случае. И тем более созданный не человеком. То есть не выстраданным, не вымученным, не родным. Это путь к погибели.
Может, со временем театр и станет искусственным, и появятся искусственные зрители. Искусственные режиссеры будут ставить пьесы, написанные искусственным интеллектом, а в декорациях, созданных ИИ, будут играть искусственные актеры. Если общество к этому стремится, то… Но почему-то вымерли цивилизации — наверное, у них в свое время какой-то ИИ появился.
Самая востребованная профессия, дефицит которой мы всё больше и больше ощущаем, это профессия режиссера. Потом идут актеры, художники, композиторы и далее по списку. Ну а если говорить о профессиях, которые появляются в логике существующего развития, то в помощь творчеству это будет инженерная история, решающая, как воплотить то, что задумали режиссер с художником. Сейчас больше проблема как раз в том, что режиссер с художником придумывают все меньше и не открывают что-то новое. Сложный вопрос еще и потому, что мы не знаем — а для чего эти профессии будут нужны. Если просто обслуживать театр с искусственными актерами, то, наверное, потребуются люди как в Галерее мадам Тюссо, которые будут следить, чистить, смазывать винтики и подкрашивать глаза искусственным артистам.
Владимир ПАНКОВ, режиссер, художественный руководитель Центра драматургии и режиссуры (ЦДР):
— Искусственный интеллект, конечно, будет внедряться и в театр, потому что он играет все большую роль в других сферах жизни. А театр — это зеркало, он отражает современный мир, даже если в чем-то он хотел бы остаться «нетронутым». Хотим мы того или нет, но эти тенденции в театре неизбежны. Но развитие движется по спирали, поэтому, когда наиграются с искусственным интеллектом и новыми технологиями, снова захочется вернуться к «аналоговому» живому театру.
Мне кажется, все более востребована будет мультимедийная составляющая, поэтому получат развитие профессии, связанные с цифровым контентом. Будущее за новыми способами взаимодействия цифрового мира и мира живого театра. Например, раньше я смеялся над камерами на сцене, но в итоге сам пришел к тому, что камера — это просто еще одно выразительное средство, которое естественным образом интегрируется в театральный язык. А камера так же работает на соединение живого и мультимедиа-пространств.
Алексей ФРАНДЕТТИ, главный режиссер театра «Ленком»:
— Я очень долго сопротивлялся видео в театре, но сейчас понимаю, что видеохудожник сейчас занимает в театре все более важную роль. И понимаю, что с помощью арта и видеоинсталляций можно показывать не только какие-то формы, но и создавать целые пространства, менять их, удивлять. И поэтому видеохудожник станет одним из основных игроков в команде. И люди, которые разрабатывают искусственный интеллект и пишут для него программы, алгоритмы, тоже будут серьезными участниками творческого процесса. И это только вопрос времени — насколько ИИ будет участвовать в создании спектаклей.
Но тут могу сказать — важно, чтобы граната не оказалась в руках обезьяны и, конечно, работа с видео не стала заменой рисованных фонов, а могла быть полноправным элементом спектакля, а иногда и его главным действующим лицом, как это происходит в моем спектакле «Дорогой мистер Смит» в Петербурге.
Евгений КАМЕНЬКОВИЧ, режиссер, художественный руководитель театра «Мастерская Петра Фоменко»:
— Я сомневаюсь, что искусственный интеллект в обозримом будущем будет влиять на развитие театра. Но поскольку ИИ это еще и система организованных роботов, то такой ИИ, наверное, сможет помочь быстро разобраться с монтировкой любого сложного спектакля, тем более мюзикла, которая сейчас занимает очень много времени.
Поначалу я подумал, что в будущем будут востребованными артисты с очень хорошим голосом и прекрасной дикцией, но потом решил: нет, не они, а, как ни странно, звукорежиссеры. Может, это мой личный бзик и с возрастом у меня ухудшается слух, но меня категорически смущает то, что в подавляющем большинстве московских театров я вижу, как к щеке артистов или еще куда-то прилеплены микрофоны. Такого рода извлечение звука делает всех артистов если не одинаковыми, то весьма маловариативными. А вот звукорежиссеры могут придумать, как, усиливая звук, я не увижу, каким способом они это делают. И все равно в театре останется живой человек, и надо будет выстраивать крупный план, чтобы этого человека было видно и слышно.
Владимир МАШКОВ, режиссер, художественный руководитель Театра Олега Табакова:
— В театре важна не форма, а живой артист на сцене, которого никогда не заменит искусственный интеллект. Конечно, ИИ может быть использован в технологическом сопровождении спектакля, но заменить настоящего артиста, воздействовать на чувства людей так, как это делают артисты, он не сможет.
Уверен, что в театре всегда будут востребованы профессиональные настоящие драматические артисты. Я имею в виду не дипломированного артиста, а органичного, профессионального во всех направлениях, который необходим для этой профессии. Артиста, не изображающего что-то на сцене, а точно воспроизводящего человеческое поведение.
Егор ПЕРЕГУДОВ, художественный руководитель Театра им. Вл.Маяковского:
— Искусственный интеллект вряд ли займет какое-то место в театре, но как тема для исследования интересен. Сейчас мы с одним писателем как раз обсуждаем пьесу, которая будет написана не ИИ, а про него. Как в советской фантастике была популярна тема роботов, космоса, так и про искусственный интеллект было бы интересно узнать молодой аудитории, которая особо в театр не ходит. У нас идет спектакль «Новаторы» — о создателях компьютера и Интернета. И на него ходят определенные зрители, которые благодаря этой теме пришли в театр.
Будут востребованы специалисты по световому оборудованию, по интеллектуальным приборам, что, собственно, уже происходит во многих театрах. Нужны инженеры, светотехники, которые, если эти приборы сломаются, смогут оперативно их исправить — это другого класса специалисты. Важны также специалисты по пиару и работе в соцсетях, которые привлекают зрителя, занимаются продвижением. История не новая, но потенциал довольно большой.
Аскар ГАЛИМОВ, режиссер:
— Чем театр отличается от кино? Настоящей жизнью в моменте. Я думаю, все «игры» с искусственным интеллектом в театре скоро закончатся, так как все возвращается к истокам, когда театр был ритуалом, обрядом — а в этом ИИ помочь не сможет.
На мой взгляд, исходя из опыта (первых двух высших) — в недалеком будущем будет очень востребована профессия психолога. Для того чтобы поддерживать гигиену труда, ментальное здоровье и тонус артистов, а иногда и режиссеров, будут очень нужны такие специалисты. А еще — актерские тренеры, для поддержания артистов в профессиональной форме.