Расписание плотное — итого вместе с премьерами у нее 9 спектаклей в разных театрах, на разных сценах, в разных городах: от Театра Гоголя до Театра сатиры, от Москвы до Новосибирска, от деревенской бабы до светской дамы-философа. И ни одной похожей работы: «Я очень скрупулезно продумываю своих героинь, потому что не хочу иметь прямолинейные роли. И потом театр — это высказывание: комедийное или философское, драматическое или поэтическое, не суть. Это мое личное высказывание. Иначе просто неинтересно», — считает актриса и рассказывает «МК» о своих героинях.
Героиня №1: Москалева («Дядюшкин сон»,Театр им. Гоголя, реж. Александр Марин)
— Так случилось, что мой брат, Антон Яковлев, стал худруком Театра Гоголя. Я понимала, что все его планы должны быть связаны только с его театром, а я — актриса не Театра Гоголя. Но он решил включить спектакль в репертуар, и они с режиссером Сашей Мариным предложили мне роль Марьи Александровны Москалевой, а на роль старого князя пригласили Александра Семчева. В спектакле, кроме нас, занята одна молодежь.
— Но вы же понимаете — спектакль держится исключительно на вас?
— А вы знаете, я часто бываю локомотивом. Тут дело и в объеме роли, и в энергетике, которая должна проявляться на протяжении всего спектакля. Чтобы не было скучно, чтобы не было долго, чтобы было разнообразно и разнопланово. Меня научил этому Валентин Николаевич Плучек. Когда я пришла в Театр сатиры, Валентин Николаевич сказал: «У меня палитра красок: есть артисты эпизодов, есть артисты главных ролей. Если вы способны играть главную роль, вы должны убедить в этом меня и зрителей». И дал роль в спектакле «Босиком по парку», где я буквально крутилась, что называется, на пупе, потому что мой персонаж брал на себя всю энергетическую структуру постановки.
— Вы находитесь на сцене почти три часа. Как, извините, можно запомнить столько текста?
— Дело не в количестве текста, а в том, как его правильно донести. Я разбираю каждую фразу, каждый кусок, «прошиваю» роль — что хочет сказать моя героиня? За словами всегда должно что-то стоять, «слово должно быть беременным» — так нас учили педагоги. Мне нравится фраза Евстигнеева: «Посади персонаж на плечо и наблюдай за ним». То есть у меня всегда взгляд на образ чуть-чуть со стороны. Самое интересное в театре — лицедейство и даже некое хулиганство, если для этого есть основания, конечно. Тогда образ получается емкий. Меня во многом этому научило кино: там я сыграла 60 мам, но при этом старалась, чтобы все они получились абсолютно разными. Ищу, придумываю характеристики: социальные, внешние. Мне всегда нужно за что-то зацепиться.
— Москалева — хитрая, беспринципная, мечтающая хорошо выдать замуж дочь, пусть за старого и сумасшедшего, но лишь бы вырваться из провинциальной жизни, благополучно устроиться. И в финале все смотрят на нее, сочувствуя именно ей.
— В финале, одержимая своими идеями, она сходит с ума. Ломается, как кукла. Слишком высока была ее планка, слишком сильна одержимость. Именно этот момент и дает сильный энергетический толчок, заставляет зрителя сопереживать. Но существование на грани — это самое интересное. Иначе не надо выходить на сцену.
Героиня №2: Она («Скамейка», М-АРТ, реж. Михаил Цитриняк)
— Как-то я сидела в буфете Театра Гоголя с моим однокурсником Сашей Самойленко, разговорились, и он сказал, что всю жизнь мечтал сыграть «Скамейку». Я тогда подумала: если человек так хочет, значит, должно получиться. И получилось — такой человеческий, живой, очень теплый театр. Кроме актерского существования и режиссерского пребывания, там ничего нет — чистый Станиславский. Спектакль этот очень аскетичный, там почти нет декораций — экран, скамейка и фонарь, который как отдельный персонаж. Мы играем 70-е годы и пытаемся попасть в то время, существовать в философии тех людей — они были другие: никакого цинизма, наивные, что ли.
— И ваша героиня, она такая же?
— Да, она немножко наивная, и я хотела сделать ее лирической. Хотя временами бывает прямолинейна и грубовата, но это от боли. При этом такая… немножечко ненормальная. Не святая, но очень чистая. Как те люди из прошлого.
Героиня №3: Графиня («Пиковая дама», Современный театр антрепризы, реж. Олег Ильин)
— Однажды мне позвонили: «Хотим предложить тебе одну работу, но понимаешь, твоя героиня… не красавица». Я обрадовалась: ведь это счастье — сделать то, что не делала со времен училища. Я всегда говорю: «Начинала с комических старух, ими и закончу». Будучи еще студенткой, переиграла огромное количество старух — мне только их и предлагали. И только один раз, когда стала на сцене «молодой», меня взял в Сатиру Плучек. Так что я совершенно не боюсь старух.
Однако моя Пиковая дама не та, к которой все привыкли. Сюжет, конечно, абсолютно пушкинский: три карты, Германн и так далее. Но драматург выписал линию старухи очень интересно: весь сюжет пьесы нанизан на ее воспоминания. Я поставила только одно условие: «Буду в маске». И сначала увидела в лицах творческой группы сомнение, ведь зрители хотят видеть артистов живыми, да и, в конце концов, артисты должны быть узнаваемы. Недавно мы были в Питере, в антракте все стали спрашивать: «Что же вы Алену Яковлеву не привезли, ведь на афише обещали!». Не узнают. Только в самом конце спектакля я снимаю маску и выхожу в красивом платье и с чалмой на голове. Партнеры у меня замечательные: Макар Запорожский, Ваня Стебунов, Андрей Фролов, Анна Глаубэ, Наталья Скоморохова.
— Как вы не теряетесь в текстах, героинях, способах существования на сцене, как помните каждый рисунок?
— У меня все это лежит «файлами» в голове: когда нужно — достаю, когда не нужно — убираю. Был период, когда в кино у меня шло 12 проектов, и только такая система с «файлами» помогала. В театре, конечно, немножко иначе, потому что ты не можешь сразу выйти из роли. Бывают такие спектакли, когда необходим отдых — день до и день после.
Героиня №4: Миссис Хиггинс («Пигмалион», Театр сатиры, реж. Виктор Крамер)
— Когда Виктор Крамер предложил мне роль матери профессора Хиггинса, его играет Сергей Чонишвили, я сильно засомневалась. Я сказала, что мне неинтересна роль-функция, потому что в пьесе эта роль именно функция. И тогда мы придумали ход: я купила книги — переписку Шоу, его афоризмы, статьи, мы выписали все, что нам может пригодиться, и из всего этого собрали монолог. Я никогда подобного не делала. Более того, я впервые в жизни общаюсь с залом, задавая зрителям философские вопросы, — это отсутствие четвертой стены. Через текст придумывали прошлое героини, ее жизненный опыт, чтобы роль была объемной, и зритель все понимал про нее. Такой философской мамы у меня еще не было — сотканной из парадоксов, мудрой. «Лучше жить со страстной женщиной, чем со скучной. Правда, их иногда душат, но редко бросают», «В жизни есть только две трагедии. Одна — потерять любовь, а другая — обрести ее» — это Бернард Шоу говорит зрителям устами моей героини.
Моя героиня получилась немножко «над», немножко наблюдатель. Она любит сына, но со своей позицией и взглядом на жизнь. Авторитарная, но мудрая. Гранд-дама. А еще она немножко провокатор и манипулятор, но не в плохом смысле этого слова. «Великие люди не нуждаются в счастье», — говорит она сыну, провоцируя его на то, чтобы он стремился к счастью. Ведь Крамер сделал спектакль о любви. О любви между профессором Хиггинсом и Элизой Дулиттл. Эта любовь не может закончиться счастливым браком, именно поэтому в спектакле открытый финал: я обнимаю героиню Ангелины Стречиной, чтобы у зрителя была хоть какая-то надежда на счастливый конец, чтобы оставалась, как мы говорим, «свечечка». Обнимаю и говорю залу: «Жизнь не бывает легкой, но если ее не бояться, она может быть восхитительной».