Иосиф Маркович Бакштейн родился в Москве в 1945 году. С детства дружил с Владимиром Паперным, Александром Меламидом и Виталием Комаром — которые потом станут новаторами художественной сцены, создателями соцарта. Но пошел на физфак, в Московский институт электронного машиностроения. Потом работал инженером в научных институтах — больше 20 лет. Как же технарь переродился в высококультурную единицу?
Это случилось в 1980-х. Бакштейн поступил в аспирантуру Института социологии РАН, где писал кандидатскую по философии, и начал организовывать выставки молодого независимого искусства. В 1987 году он стал исполнительным директором и куратором первого зарегистрированного объединения неофициальных художников в СССР – «Клуба авангардистов» (КЛАВА). Президентом общества был поэт Дмитрий Пригов, председателем – художник Борис Матросов, в него входили Илья Кабаков, Никита Алексеев, Сергей Ануфриев, Андрей Филиппов. Свен Гундлах, Елена Елагина, Вадим Захаров, Игорь Макаревич, Андрей Монастырский, Ирина Нахова, Дмитрий Пригов и поэт Лев Рубинштейн, который ушел из жизни сразу же за Иосифом Марковичем — на следующий день. Объединение собрало вокруг себя всех, кто сегодня вписал в историю современного искусства, а основным двигателем его был деятельный Бакштейн. Оказалось, КЛАВА одновременно была и пародией на творческие профсоюзы советских времен, и дерзким художественным проектом. Бакштейн переносил выставки из квартир и мастерских на улицы, в бани, тюрьмы, зоопарки — и они неизбежно становились громкими публичными событиями. Сегодня чаще всего вспоминают проекты Бакштейна в Сандуновских банях и Бутырской тюрьме, но это лишь пара ярких страниц в серии акционистского марша, который перевернул ситуацию в искусстве перестроечного времени. «Митинг роковой страсти», «Вертикальный взлет», «Волга впадает в Балтийское море» – вот несколько акций из длинного списка, которые если не говорят сами за себя, то красноречиво намекают — на новое, дерзкое, постмодернистское. Новые авангардисты вызвали бурный интерес и на первом, ставшем знаменитый, московском аукционе Sotheby's, что не только благотворно сказалось на кармане художников, но сделано их знаменитыми и открыло дороги на зарубежную сцену. А Бакштейн выводил их из подполья и показывал миру.
Еще до распада СССР Иосиф Маркович курировал выставку в Западном Берлине «ИсKUNSTво: Москва–Берлин» 1988 года и грандиозную «Между весной и летом. Советское концептуальное искусства в эру позднего коммунизма» в Бостоне. А в 1992 году основал Институт проблем современного искусства в Москве – с собственной образовательной программой, полярной академической. Институт уже вырастил поколение теоретиков, кураторов и художников. Студенты приходили туда часто с уже имеющимся классическим образованием – за другим видением, современным, живым, осмысленным.
Спустя больше 10 лет родилась Московская биеннале современного искусства. Ее практик Бакштейн придумал вместе с теоретиком Виктором Мизиано – биеннале стала явлением 2000-х годов. Первый и второй арт-смотры накрыли чуть ли не все столичные площадки современным искусством, и все они были объединены общей темой, идеей, посланием — такого в России прежде не бывало. Идея была в том, чтобы превратить Россию в одну из главных культурных точек мира. Для этого звали звезд кураторского дела – Харальда Зеемана, Ханса Ульриха Обриста, Джермано Челанта и Роберта Сторра, и выращивали своих. Только представьте: на первой биеннале, которая состоялась в Москве в 2005 году, одновременно показывали одного из важнейших художников нашего времени Кристиана Болтански, икону видео-арта Билла Виолу и легендарного концептуалиста, одно из ближайших друзей Бакштейна – Илью Кабакова.
Иосиф Маркович оставался комиссаром до 2017 года, но чем больше его оставляли силы, тем меньше энергии было в задуманном им грандиозном деле. Вот каким Иосифа Бакштейна запомнила Татьяна Шерстюк – его ученица, художник-концептуалист.
- Я до сих пор не могу прийти в себя от новости о смерти Иосифа Марковича. Помню первую встречу с ним. Он был в приемной комиссии – серьёзный, внимательный, ироничный. В Вышнем Волочке была летняя практика для студентов ИПСи (Института проблем современного искусства). И в первый же вечер практики студенты пошли купаться на реку. Иосиф Маркович с нами. Решил всем показать класс и встал в стойку на руках. Он уже тогда был в приличном возрасте, но делал сложные асаны из йоги. Все начали за ним повторять. Пытаться встать на руки. Он мог стоять и на одной. Это впечатляло. Такая физическая подготовка! Разумеется, правильно никто не смог повторить – все попадали, а Иосиф кинулся вплавь по реке.
***
- Иосиф умел сделать так, чтобы его слышали и слушали. Как-то нам нужно было обсудить выставку, и мы зашли в кафе рядом с мастерской Кабакова. Сели за стол, но разговаривать было невозможно, так как музыка и шум перекрывали голоса. Пересели за другой столик, и тут Иосиф поворачивается в глубину зала и говорит своим командным голосом: «Почему так громко! Сделайте тише!». Музыку выключили моментально. Переполненное кафе, полно народу, а он сказал это в никуда, и совершенно незнакомые люди послушались, и тут же перестали шуметь.
***
- Я несколько раз была на его днях рождениях. Это всегда были такие светские мероприятия, куда все стремились попасть. Мы созванивались на дни рождения обязательно. Вплоть до последнего года. Представляю, сколько студентов ему звонили и писали. Удивительно и приятно, что обо мне помнил.
***
- Я обязана ему своим пониманием важности контекста искусства. Мое первое высшее образование было классическим художественным, и я была знакома со многими советскими художниками, которые в начале двухтысячных прозябали в мастерских, рисуя натюрморты. Все это было уже неактуально и никому не нужно. А институт постоянно привлекал новых прогрессивных кураторов и лекторов, расширяя наш кругозор. Это серьезный вклад.
***
- Иосиф Маркович мог дать комментарий, который менял взгляд на то, что ты видишь.
Я обязана ему своей первой выставкой после окончания института. Долго вынашивала концепцию. Обсуждала с друзьями, художниками. Нужно было понять, в каком направлении двигаться. Иосиф дал ценные советы и познакомил с Асей Филипповой, которая и пригласила сделать выставку в ЦСИ «Фабрика», где она и состоялась.
***
- Он любил находиться среди молодых. Вплоть до последних лет, когда он себя уже не очень хорошо чувствовал, ходил на все открытия. Появлялся в окружении молодых студенток. Под ручку. Помню, как-то сказал “говорят, у меня такой взгляд – цепляющий” и улыбнулся. Заговорщицки так посмотрел – выразительно.
***
- Кто бы что ни говорил, Иосиф это – не человек, а эпоха. И пусть это звучит пафосно, но такой масштаб личности. Она перевернула заскорузлую ситуацию, которая была после развала СССР. Он привлек новое поколение, получившее признание и в России, и за рубежом. Он вырастил целую плеяду художников и кураторов. Нет человека, который бы придерживался нейтрального мнения в отношении него. У того же Института проблем современного искусства – есть либо яркие поклонники, либо жесткие противники. Третьего не дано. Нет равнодушных.
***
- Однажды на Венецианской биеннале мы весь день бегали по выставкам. Нужно было пересесть с парома на паром, чтобы успеть на открытие к Анатолию Осмоловскому. И вот мы опаздываем. Иосиф, как всегда, с большим черным рюкзаком. Все знают этот его знаменитый рюкзак. Он понесся – «Таня, беги за мной!» – и бегом через весь остров. И вот запрыгиваем на паром, и я с хохотом говорю: «Иосиф Маркович, теперь Вы официально можете сказать, что я за Вами бегала!»
***
- Все знают Иосифа как известного куратора и арт-критика, но не все знают, что он играл в театре и кино. Иосиф этим, кстати, гордился. Помню, как-то похвастался: «Я сыграл роль у Валерии Гай Германики. И такой – посмотри, какой я там…»
Фильм, о котором упоминает Татьяна Шерстюк, стал очень личным для Гай Германики. Он был снят 10 лет назад (премьера состоялась на международном кинофестивале в Гонконге весной 2014-го), но события явно разворачиваются раньше — в лихие 90-е. «Да-да» – что-то среднее между сказкой и галлюциногенным сном под музыку групп «Пикник» и «Агата Кристи».
Саша, учительница начальных классов, ссорится с родными из-за ерунды и идет на квартирник андеграундных художников. На пьянке она знакомится с Антонином – закручивается роман. Потом юноше становится плохо – его увозят на «скорой». Искусствовед и куратор Иосиф Бакштейн появляется как раз в этот поворотный момент: в белом врачебном халате и очках. Он, в амплуа врача, сообщает: Антонину нужна срочная операция на почку и стоит она 36 тысяч. Таких денег у Саши нет, более того – ее паспорт испорчен, потому что там нарисована картина, получить квоту тоже нельзя. Это подталкивает Сашу к творчеству: она сначала долго ходит по комнате, а потом неистово начинает писать по холсту всем, что подвернется под руку. Желание собрать деньги на операцию возлюбленному меняет ее и обращает в художника. Тяжёлый диагноз не подтвердился, парня она оставила, но творчество осталось с ней. В финале художница перед белым холстом – перед ней белое «ничто», по которому она скованно начинает водить пальцем в белой краске…
Фильм ругали – за простоту сюжета, ветреность и даже глупость героев, за финал, где галлюциногенная «линза», через которую мы видели все предыдущие события, исчезает. При этом хвалили – за мастерство операторов, фокус на деталях, тонкую психофизику. Равнодушным он никого не оставил. Как и врач, который стал ключом, что открыл дверь в искусство юной импульсивной девушке.
Кадры с Иосифом Бакштейном – своего рода ребус. Вроде бы эпизод – врач холодно и цинично сообщает героине страшное – но именно он переворачивает жизнь. Так же с ним бывало и в реальности – свидетельствует его ученица – мимолетное слово могло перевернуть взгляд, судьбу, общество. Так было с выставками, с московской биеннале и школой Бакштейна. Так было в обычной жизни у этого философа с огромным талантом практика. «Начала нет и нет конца, раскрасим жизнь во все цвета», – так заканчивает Гай Германика свою притчу-сказку с да-да-истским названием...
Прощание с Иосифом Бакштейном состоится в пятницу, 19 января с 10.00 до 11.00 в зале прощания на Востряковском (Южном) кладбище, что на Озерной улице.