– Наталья, как говорят – «музыканты женаты на своих инструментах»: почему в детстве пал выбор на виолончель?
– Да можно сказать, случайно. По задаткам. Я была девочкой достаточно крупной и с широкой кистью, то есть ручки виолончельные. Мои родители – не музыканты, но мама мечтала, чтобы дочка играла на фортепиано. А когда пришли в Гнесинскую школу, там набор уже начался, и меня определили на виолончель.
– Полюбилась она сразу?
– Нет, конечно. Я была в этом смысле нормальным ребенком, то есть класса до четвертого вообще не занималась особенно, относилась прохладно. А вот лет с 13-14 произошел перелом. Потому что появились концерты, почувствовала вкус сцены. Причем на сцене всегда выступала лучше, чем в классе. Музыкантам, да и в целом людям творческим, очень свойственно сомневаться – моё это дело или не мое. А сцена как раз помогла ответить на этот вопрос… Одновременно в ту пору я глотала художественную и околонаучную литературу, в том числе книги по астрономии – «Конечна ли Вселенная?». Думала: архитектором стану или астрономом? Но критерий сцены, видимо, все за меня решил в плане профессии.
– Но волнение перед сценой есть до сих пор?
– Думаю, да. Но это волнение не парализующее, напротив, помогающее выступать. Ведь только на сцене чувствуется связь с высшими силами…
– Многое ли дает конкурсная практика, которую многие студенты возводят в фетиш?
– У меня было несколько конкурсов – скажем, в Праге, в Кишиневе, в Италии (в Трапани)… Я сказала бы так: на 80% они вредят, на 20% помогают. Если педагоги тебя учат не ради победы на конкурсах, а ради великого искусства, то принять участие в международном смотре полезно, причем, неважно, какая у тебя специальность. Но сейчас я наблюдаю, что педагоги целенаправленно много лет готовят только «под конкурс». Я считаю, это губительно для искусства. Из-за того, что в принципе отсутствует сегодня комплексное образование, начитанность, чувство вкуса, – многие музыканты делаются друг на друга похожи, одинаково играют, одинаково поют.
– У вас, как понимаю, были невероятные педагоги, с совершенно иным видением мира…
– Педагог – важнейшая в жизни опора. Наталия Шаховская дала мне крепость советской виолончельной школы. И страсть. И позднее, когда я училась в Италии у педагога по вокалу (открыв в себе и вокальную составляющую), а звали ее Сильвия Мапелли (Silvia Mapelli), солистка Ла Скала, – так вот она напомнила мне своей страстностью Наталию Шаховскую в консерватории. Страстностью именно в преподавании. Это те редкие педагоги, которые не просто что-то говорят тебе и через пять минут забывают о твоем существовании – мол, хочешь делай – хочешь не делай. А они добивались желаемых результатов в ученике. Переживали. Оставляли частицу себя.
– Вы много выступали как солистка с разными оркестрами: вам был ближе формат большого симфонического оркестра или оркестры камерные?
– Это совершенно разные музыкантские задачи. Я выступала с оркестром Московской филармонии под управлением Юрия Симонова, Владимира Понькина. С оркестрами Швейцарии, Германии, Италии; с Камерным оркестром Большого театра. С оркестром Владимира Федосеева. Взять, скажем, исполнение Концерта Дворжака: он сам по себе – как симфония, партитура очень богатая, и нужно тембрально соответствовать звучанию разных инструментов, перекликаться с ними в симфонической партитуре. А с камерными коллективами играется иная музыка – например, концерты Вивальди, Гайдна; другая эпоха, стилистика, иные задачи; дирижер имеет меньшее значение. Вообще, в моем репертуаре – концерты Вивальди, Гайдна, Элгара, Дворжака Сен-Санса, сольные произведения и транскрипции Баха, Моцарта, Бетховена, Шуберта, Брамса. И, параллельно с сольной практикой, я много лет играю со своим постоянным партнером – пианистом Виктором Ямпольским камерную музыку.
– Любопытно, что несколько лет вы участвовали в ансамбле «Ассоциация современной музыки» под руководством Эдисона Денисова. Что дал этот опыт?
– Я получила еще больше уверенности при выходе на сцену. Когда тебе нужно выходить одной с виолончелью и держать внимание слушателей минут двадцать, исполняя при этом, мягко говоря, весьма неоднозначное по своим достоинствам произведение, – это в плане артистического опыта дает очень много. Хотя было много и талантливой, даже гениальной музыки и Шнитке, и Денисова.
– И все-таки камерный формат оказался ближе, если в итоге родился ваш с Виктором Ямпольским проект – Трио им. Рахманинова?
– Трио им. Рахманинова сделало нас (и меня в частности) знаменитыми. В том числе потому, что на Трио пришелся основной массив всех записей на ведущих мировых лейблах. И положительные рецензии на наши записи облетели весь мир. Так, наш диск Шостаковича с виолончельной сонатой и двумя трио называли самым лучшим в истории звукозаписи в мире. Мы объездили с концертами весь мир, были на всех континентах, кроме Австралии и Антарктиды.
– Несколько лет назад вы решили открыть новую творческую главу – обратились к вокальному жанру. Это сызмальства в вас зрело?
– Нет, это произошло достаточно спонтанно, но не без вмешательства высших сил. Боюсь проводить параллели, – знаете, как у поэта: иди и напиши эти строки, а то забудешь. Вот и у меня изнутри был схожий посыл. Когда мы много ездили по миру с Трио, я впервые услышала по-настоящему высококачественных певцов. Кстати, моя мама тоже замечательно пела: весь репертуар, который могла слышать по радио – оперный, романсовый, эстрадный. И в какой-то момент я услышала записи знаменитой американской певицы итальянского происхождения Розы Понсель (Rosa Ponselle), которые внутри меня произвели революцию. На ее голос отозвалось что-то внутри, равно как и на пение таких метров, как Энрико Карузо, Франко Корелли, Карло Бергонци.
– Что любопытно, вы играли на виолончели (из Госколлекции) Карло Бергонци – мастера XVIII века, ученика Антонио Страдивари и, получается, тезки тенора Карло Бергонци из XX века…
– Так и есть. Это удивительное совпадение. В этих двух итальянцах – старом мастере и великом теноре – я услышала много общего, я услышала золото… именно золото в звучании! В звучании как скрипок, альтов и виолончелей Страдивари, Амати, Гварнери, Бергонци, так и в звучании великих итальянских певцов. Часто мы можем слышать про «неестественное пение», про странную манеру исполнения, – и, увы, это действительно проблема в нашем отечестве. Поэтому во мне отозвалась именно итальянская традиция бельканто, идущая из глубины веков. И я вдруг начала в этом направлении думать, двигаться и… поехала на прослушивание в Италию к самому знаменитому педагогу по имени Элио Батталья, который дал добро, своё благословение на дальнейшую учебу.
– Что в самых ближайших планах?
– На осень-весну уже планируем серию концертов в восьми городах ДНР и ЛНР. Вообще последние годы прошли максимально насыщенно. Организовывали фестивали в Швейцарии, Италии, Голландии, Австрии. В 2020-м из-за пандемии живых концертов стало меньше, но мы много работали для записи. Например, с китайскими партнерами подготовили программу «Китайский Новый год» вместе с Камерным оркестром Большого театра (где я, как вокалистка, исполняла арии Моцарта и Рубинштейна). А чуть позже, на юбилей Компартии Китая я выступала вместе с оркестром Владимира Федосеева. Пела самую популярную китайскую песню – «Я люблю Китай». А с 2022-го стартовал наш проект «Чистая классика» с самым утонченным камерным репертуаром и не только. Большое число городов по России посещаем с концертами и мастер-классами, были много раз в Астрахани, Саратове, Уфе, Томске, Новосибирске, Владивостоке, Нальчике, Уфе и др. Жизнь не останавливается!