В Центре Вознесенского юбилейной выставке отдано три зала, и каждый — как отдельная глава. Первую открывает акварельный автопортрет 1957 года, написанный легко и воздушно. Концептуальности образу добавляет обычная терка, пригвожденная к раме рядом с горлом. Андрея Вознесенского называли «голосом эпохи». А большой страх любой публичной личности — потерять голос, как в фигуральном, так и в прямом смысле. В последние годы жизни с поэтом случилось то, чего он боялся еще в юности: звучный голос начал подводить (о чем поэт написал стихотворение «Теряю голос» в 2002-м), но до последнего вздоха, умирая на руках любимой супруги Зои Богуславской, он продолжал шептать свои поэмы... И все же спустя 13 лет после ухода Вознесенского мы продолжаем слышать и вслушиваться в этот пронзительный голос эпохи.
«Хлещет черная вода из крана, / хлещет рыжая, настоявшаяся, / хлещет ржавая вода из крана. / Я дождусь — пойдет настоящая». Эти строки из «Ностальгии по настоящему» (1976) Андрей Вознесенский начертал колким почерком на одной из своих графических работ. Только слово «ржавая» заменил на «красная» и написал его ярко-алым маркером. Под строками абстрактные разводы, напоминающие пятна Роршаха, в которых подсознание угадывает образы: словно чудовище собирается съесть маленькие человеческие фигурки. Эту графическую серию Андрей Вознесенский делал в Нью-Йорке — в мастерской знаменитого американского художника Роберта Раушенберга, яркого представителя абстрактного экспрессионизма, концептуального искусства и поп-арта. Рядом с литографиями, выпущенными ограниченным тиражом (7 экземпляров), представлена черно-белая фотография 1978 года, запечатлевшая момент совместной работы двух звезд творческого олимпа. Графика выдержана в красных, синих и черных цветах и построена на игре образов и слов. Вот перед нами колесо, по которому идут без пробелов — «Матьматьмать…» И тут все зависит от того, с какой буквы читать, смотрящий сам выбирает, что перед ним — тьма или мать.
У Вознесенского-художника было четыре выставки — в Нью-Йорке, Париже, Берлине и Москве (Пушкинский музей — 1993 год). Представленные работы выставлялись на нескольких из них. Многие визуальные произведения Андрей Андреевич придумывал на ходу, за считаные дни до открытия. Как, например, посвящение Оскару Уайльду — в виде потертого котелка, сшитого в театральной мастерской. В него встроена решетка, а еще приколот белый галстук-бабочка. Цилиндр лежит на боку, так что зритель смотрит сквозь образ денди в тюремную клетку. В центре зала — еще одна видеома: именно так сам автор называл свои визуальные метафоры, неразрывно связанные с поэтическим словом. «Ипатьевская баллада» — сделанный из прозрачного стекла глаз, в зрачке покоится кусочек дома, где была расстреляна царская семья. Рядом можно прочитать строки, которые всё объясняют предельно точно и образно: «МОРГАнатическую фрамугу / Выломал я из оконного круга, / Чем сохранил ее дни. / Дом ликвидировали без звука. / Боже, царя храни! / Этот скрипичный ключ деревянный, / Свет заоконный, узор обманный, / Видели те, кто расстрелян в упор...»
Следующий зал разрезает фальшстена-гармошка, которая сама по себе становится видеомой. На одной стороне полосы печатных изданий, где в 90-е публиковались стихи Андрея Вознесенского. Авторская полоса поэта в газете «Московский комсомолец» занимает тут центральное место. Здесь считывается визуальное мышление Вознесенского: здесь не просто строчки стихотворений, а «монтажная» верстка из образов и текста, созвучная поп-артовым работам с Раушенбергом. Буквы закручиваются кругами, листы с отдельными стихотворениями складываются в единое произведение. На полосах можно прочитать карандашные пометки и приписки автора.
С другой стороны стены можно найти репродукцию картины «Девочка с персиками», украшенную пирсингом. Из горла Верочки Мамонтовой, которая позировала для одной из самых известных картин Серова, торчат гвозди. Рядом с этим реди-мейд-объектом еще одна видеома: к стене прибиты лапти, внутри которых миниатюрные шахматы (на доске разыгран гамбит) и поэтические строки, впечатанные разными красками в лыко. А напротив — серия акварельных портретов, написанных в конце 1950-х — начале 1960-х. Так что легко почувствовать, насколько подвижным был талант Вознесенского, всю жизнь он менялся и впитывал последние тенденции, сохраняя при этом авторский стиль и почерк.
Финальный зал представляет самые масштабные произведения Вознесенского. Среди них — 42-метровый монумент «Дружба навеки», установленный в 1983 году на Тишинской площади. Скульптором стелы, сложенной из букв русского и грузинского алфавитов, выступил Зураб Церетели, а архитектором — Андрей Вознесенский. Рядом с историческими снимками и описанием монумента — нереализованный проект, не менее масштабный по замыслу. «Поэтарх» представляет собой золотую сферу, которая символизирует человеческую культуру — язык. От шара диаметром 25 метров вверх стремятся вибрирующие тросы с буквами разных языков мира. Согласно идее, они должны были звучать, как бы превращаясь в необыкновенную арфу, парящую над публикой. Инсталляцию собирались представить на Парижской выставке в 1989 году, тогдашний министр культуры Франции Жак Лангу одобрил проект. Однако выставку вдруг отменили. «Может быть, опять черная дыра вмешалась?» — писал о тех событиях автор. Может быть, ее час еще придет? Хочется ответить ему с надеждой.
Зато удалось реализовать другой проект — «Пасхальное яйцо». Это было не просто яйцо, а карта мира, исписанная стихами, лишь на месте территории России — пролом, черная дыра. «Я Пасху пишу на дощатом навесе — «Россия воскресе!» / Над черной дырою на том самом месте, / где мы провалились, где жили в острейшей тоске неземного, повериши дезе. / Мы — нищие Крезы. Всемирною нищенкой на протезе / Россия воскресе!» — писал во вступительном «Предначертальном псалме» Вознесенский. Инсталляцию уставили на улице Неждановой в 1993-м, она простояла там несколько лет. А ее премьера сопровождалась концертом и перформансом, в котором участвовал певец Крис Кельми, театр Вячеслава Спесивцева и ботанический балет Андрея Бартенева. «Московский комсомолец» отвечал тогда за энергополе события.