Пока продюсеры и авторы фильма раздают интервью, а прокатчики радостно подсчитывают прибыль, народ в соцсетях ломает копья, споря на тему: «Чебурашка тварь ли ушастая или право имеет?» Киноманы-«западники» цинично усмехаются: комедия возглавила список прокатных хитов в отсутствие голливудских новинок, главный герой порожден топорной компьютерной графикой — налицо отсталость отечественных технологий от зарубежных, а сама история только на первый взгляд сбита крепко — если приглядеться, зияют логические дыры. Некоторые представители киноиндустрии поддерживают скептиков: мол, да, в одном эпизоде не отыграна реакция героев, а в другом… великий Станиславский закричал бы свое уже культовое «Не верю!» «Ну и что? — яростно защищают чемпиона зрители, еще больше возлюбившие детище Эдуарда Успенского. — Зато фильм добрый, солнечный, искренний! Можно посмотреть его всей семьей или с друзьями, вместе отдохнуть, всплакнуть и посмеяться!»
Ладно бы только Сети — «Чебурашка» пошел и, скажем так, в политику. Пресс-секретарь президента России Дмитрий Песков заявил: «Безусловно, мы радуемся вместе с авторами этого фильма». А 25 января состоялся показ картины в стенах Государственной думы. Некоторые парламентарии приобщились чуть раньше, среди них есть недовольные: актер и депутат Дмитрий Певцов жестко раскритиковал комедию, назвав ее скучной, бессмысленной и местами очень пошлой.
Давно известно: то, что вызывает полярные оценки, с большей или меньшей степенью подверстывается под понятие «феномен». «Чебурашка» действительно стал явлением, уникальность которого обусловлена чутьем продюсеров на жизнеспособность старых брендов, талантом авторов и актеров, а также (это сугубо мой взгляд) особенностью социально-политической ситуации в стране и мире. Когда недалеко от границ идут военные действия, дают знать о себе экономические санкции, заморожены отношения с большинством европейских государств, людям хочется больше душевности и тепла. Взрослых радует перспектива хоть на миг вернуться в детство, их детей и внуков — попасть в киномир, который вроде бы настоящий, но в то же время сказочный. И вот нам протягивают на новогоднем блюде… Ба! Перед глазами снует туда-сюда забавное и знакомое меховое существо, за один миг снимающее кожуру с апельсина, — уже хорошо. Оно еще и умилительно улыбается или грустит. Сначала молча хлопает глазенками, а потом обретает дар речи. Это вообще восторг! Чебурашка — новый котик. Учитывая нашу любовь к кошачьим, странно было бы, если бы мы его приняли прохладно.
Что еще стоит принять во внимание: мозг человека устроен так, что когда мы видим, как дети на экране обнимаются с «игрушкой безымянной», то испытываем практически те же ощущения, что и ребята. А в ходе одного из экспериментов западными учеными было выяснено — психологический комфорт от приятных прикосновений для нас порой гораздо важнее даже еды. Так что вот оно, тайное орудие ушастого героя, способное, кажется, растопить и арктический лед.
Что однако настораживает: в победной эйфории слышны голоса продюсеров о том, что планируется еще один фильм про Чебурашку, а потом еще и еще… Это, конечно, замечательно. Вместе с тем здравый смысл побуждает спросить: мы так и будем эксплуатировать славное советское наследие? Оно у нас, конечно, богатое. Можно стряхнуть пыль времени с Мурзилки (кто-нибудь помнит?), Карандаша, Самоделкина. Переснять Буратино — почему бы нет? Всем будет интересно. Журналист и телеведущий Леонид Парфенов лет 15 (а то и больше) назад в авторском проекте «Намедни» точно подметил: «Мы живем в эпоху ренессанса советской действительности». Похоже, это «возрождение» до сих пор с нами, пускай и фрагментарно.
Что в этом плохого? Можно было бы сказать, что катастрофы нет, да вот только живем мы уже не так, как, например, год назад. Перенесшая несколько шоков экономика трансформируется. Для того чтобы этот процесс был максимально успешным (читайте — чтобы мы жили пусть и не лучше прежнего, но хотя бы ненамного хуже), необходимы технологический суверенитет, цифровизация. Говоря по-простому и привычному, важны инновации. А они пышным цветом распускаются в соответствующей среде — в обществе, которое не выжимает до последней капли соки из давно придуманного, а формирует поле для новых идей, поощряет создание чего-то оригинального, свежего — на уровне культуры в том числе. Тех, кто считает, что эта связь весьма опосредована, одно далеко от другого, отправляю к недавно вышедшей книге доктора экономических наук Александра Аузана «Культурные коды экономики. Как ценности влияют на конкуренцию, демократию и благосостояние народа», где автор убедительно доказывает, что такая закономерность, как культурный код экономической успешности, мало того что существует — работает. И если, например, религия (она напрямую связана с кодом) утверждает ценность труда, то в государствах, где она исповедуется, наблюдается экономический рост. На инновационный потенциал влияют такие составляющие коды, как индивидуализм или коллективизм нации. «На основе индивидуализма возникают так называемые радикальные инновации, ведущие к перевороту, а на основе коллективизма — так называемые инкрементные: медленные постоянные совершенствования», — объясняет экономист.
Особенность России в том, что ее экономическая культура содержит два ядра — и индивидуалистическое, и коллективистское. Эти два мотора блокируют друг друга, и, считаю, оптимальным способом усилить первый, прорывной, могут стать как раз инновации в сфере культуры, кино.
Возможности для этого есть, есть и заделы. Ведь, возвращаясь к «Чебурашке», что еще продвинуло фильм к волнам зрительской любви? Неординарность одного из ведущих, визуально усиленных месседжей: существо необычного происхождения, оказавшись среди людей, человеком, высшим видом на планете, стать не спешит! Это одной из первых подметила независимый критик Лидия Маслова, и если продолжить мысль, то ведь когда-то у нас было кино о том, что робот Электроник спит и видит, как он становится настоящим, живым мальчиком вроде школьника Сыроежкина. Получается, что развлекательное кино отразило изменение человечества в, скажем так, не самую симпатичную сторону? Вроде бы да. Это на первый взгляд грустно, но на все последующие — очень хорошо. Есть зеркало, взглянув в которое мы можем начать менять свои минусы на плюсы. Чебурашка, выходит, и наше отражение. Силен — что еще сказать?