Обыкновенную блоху (Aphaniptera скачущая) в силу микроскопических размеров еще надо поискать. И театр с таким названием тоже просто так в Петербурге не сыщешь: ни указателя, ни вывески, ни адреса на сайте. Это тоже элемент игры для потенциальной публики: сначала театр надо отыскать, а потом наслаждаться искусством. Вот я и отыскала: на 9-й Советской, в обшарпанной подворотне, где слева неприметная дверь, две ступеньки вниз — и вот тебе уже театр.
Прежде здесь располагалась обувная мастерская. Сапожникам, может быть, и ничего: обувь у клиента взял — набойки набил, подошву наклеил — вернул. А каково здесь театру? Оказывается, очень даже комфортно, потому что главное — идея. А идея, как считают режиссер и основатель «Блохи» Кирилл Люкевич и директор Яна Плешанова, в том, что для театра размер не имеет значения, и на практике эту сомнительную мысль успешно доказывают с мая прошлого года.
Яна Плешанова показывает мне блошиные «хоромы». «Хоромы» — это довольно узкий коридорчик, в который попадаешь буквально с улицы. На 9 «квадратах» здесь располагаются гардероб, туалет, буфет со стойкой и посудой. Торцы коридора заканчиваются слева туалетом, а справа, за черным занавесом, — сценой. «Как это возможно? Может быть, ошибка?» — продолжаю сомневаться я. Никакой ошибки, все так и есть: театр «Блоха», согласно документам, имеет девять квадратных метров, и на них все вышеперечисленное спокойно умещается.
Надо сказать, что история с маленьким размером для театра вообще не новая. Если покопаться в Интернете, то маленькие-малюсенькие театры время от времени возникают в зарубежных городах. Я встречала такие — даже на десять человек — в Берлине, Барселоне, где-то в Южной Америке… Но наша «Блоха», похоже, самая маленькая. А иначе мы, русские, не можем: у нас и лилипуты — самые маленькие лилипуты в мире.
На стенке, выкрашенной ярко-желтым цветом, от руки черным фломастером расписана вся локация: «Склад», «Буфет», «Туалет», «Зал», «Сцена».
— А где, собственно, зал?
— Мы в нем стоим.
— И сколько же зрителей здесь помещается?
— Ровно шесть, и здесь, в коридоре, все шесть помещаются, — объясняет Яна. — Вот складные стулья. Мы ставим их в три ряда — по два в каждом. У нас все продумано: каждый следующий ряд выше предыдущего. И сзади остается место для администратора, который ведет спектакль.
В конце третьего ряда, на полке, которая во время спектакля опускается, в данный момент устроен буфет. Ну, не в привычном смысле слова (бутерброды с рыбкой и колбаской), а поднос, на котором по кругу стоят небольшие стеклянные кружки в расчете на десять человек — для шести зрителей, администратора, директора, ну или если еще кто-то придет из своих.
За микробуфетом — дверь в туалет, и вот он как раз не «микро», а вполне себе нормальный и выдержан в ярко-розовых, девичьих тонах. Над туалетом, на верхней полке, устроен склад, где декорации всех спектаклей. На сегодняшний день их у «Блохи» три: «Волк» (душещипательная исповедь матерого волчары), «Dyimovochka trip» и спектакль-экскурсия (прогулка с граффитистом по андеграундному городу). Важное уточнение: спектакли не детские, как может показаться из названий, играют их по вечерам.
Когда открывается занавес… В этот момент я подумала, что за совсем небольшого размера занавесочкой все-таки должно быть прилично места. Но нет, Яна открывает занавес, а там… Если два человека поместятся, и то счастье.
— И вы хотите сказать, что это сцена?! — уточняю я, не веря глазам своим.
— Да-да, вот здесь и работают артист или два…
На площади примерно метр на метр стоит черная металлическая конструкция, похожая на те, которые хозяйки держат в ванной комнате, в два или три «этажа», и на них хранят все необходимое. Сегодня на ней все приготовлено для спектакля «Дюймовочка». Актриса, как рассказывает Яна, устраивается с краю, на указательном пальце у нее уже нарисована Дюймовочка, и этот пальчик путешествует с нижней полки на верхнюю. Ее сказочное движение фиксирует камера, а зрители уже смотрят в увеличенном виде на небольшом экране, установленном на конструкции.
— Актриса сама снимает Дюймовочку. Камера используется только в этом спектакле. На нем мы как бы разбираем историю дюйма. Это история просилась в самый маленький театр, про самую маленькую девочку…
— А «Мальчика-с-пальчик» не собираетесь ставить?
— Логичный вопрос. У нас такая политика: мы хоть и маленький театр, но у нас большая команда профессионалов, вот фотографии всех на стене — режиссер, художники, актеры. Мы открыты всем проектам.
Как утверждают создатели такого театра, «Блоха» — типичное питерское слово, легкое, понятное.
— Для экспериментального театра это большой срок. За время, что мы существуем, у нас уже появился свой зритель, который уже ничему не удивляется и ходит на спектакли, ждет премьер. Мы осмысляем известные сюжеты — про волка, Дюймовочку, по-новому их читаем. Дарим людям эмоцию детского удивления, чтобы они рассматривали «Блоху» как своеобразный кармашек Петербурга, в который можно спрятаться от большого мира и на какое-то время почувствовать себя ребенком.
— Какова продолжительность ваших «блошиных» недетских спектаклей?
— 35 минут.
— Насколько маленьким может быть театр, чтобы он существовал как театр? И не выживал, а жил? Сколько стоит билет?
— Полторы тысячи, а на кино, которое мы показываем, — пятьсот. Актеры за выход получают цену билета, и по Питеру это совсем неплохая цена. В ноль выходим.
— Идея микроскопического театра как влияет на вашу жизненную философию?
— Для того чтобы мысль режиссера, большого художника, дошла до людей, совсем не обязательно, чтобы это был огромный, многоярусный театр. Театр не в зданиях, не в кулисах. Я поняла, что мне для жизни вполне хватит девяти метров.
— Клаустрофобии у зрителей не возникает?
— Я часто дежурю на спектаклях, и за это время никто из зрителей не жаловался, не говорил, что ему плохо. Может, это оттого, что потолки высокие, под три метра. Кстати, на них лепнина сохранилась. У меня квартира двадцать пять «квадратов», и я раньше думала, что если ко мне придут гости, человек десять, то им будет тесно. А тут у меня театр, где мы ввосьмером на девяти. И причем не на всех девяти, а зрителям остается три-четыре. Но, знаете, все помещаемся, и прекрасно. У нас все открыто, мы ничего не прячем, все очень просто, и все с удовольствием играют в эту блошиную игру. Мы говорим нашим зрителям, что театр — живой организм для людей, и к ним обращен, а не спрятан.
— Вы не сталкивались с мнением, что за 35 минут мини-спектакля полторы тысячи — многовато?
— Я об этом думала, но за эти полторы тысячи зритель получает не просто 35 минут зрелища. Зритель обычно приходит пораньше: ему нужно найти «Блоху» — у нас нет специально вывески, и мы хотим, чтоб нас, как блох, поискали. Буфет у нас бесплатный, даже алкоголь в микродозах, но мы не наливаем, а предлагаем добавить в чай. После спектакля поднимаем барную стойку, потому что зрители часто остаются и начинают общаться и говорить, причем не о спектакле или театре. Еще полчаса стоим, общаемся, знакомимся, и всем это нравится.
— К вам ходят только питерцы?
— Не только. Однажды зашла девушка: «Я к вам из Барнаула». По Интернету нашла наш театр как прикольное место и пришла. У нас на сайте нет кнопки «купить билет», есть даже лист ожидания. Мы не подаем на гранты, на субсидии: огромные суммы, за которые потом надо отчитываться, нам не нужны. Политика простоты и открытости.