— Я на сто процентов уверена в том, что наши души ведет кто-то сверху, — говорит Маша. — Я проделала путь из Сибири в Москву — все не просто так. В Москве мне никто не помогал, у меня не было протеже, но я стала известной певицей. Может, «мои предки — люди русские» свое слово сказали, я не знаю. Мне, кстати, великий Дербенев всегда говорил: «Марусь, у тебя слишком сильный род. Кто-то наверху усиленно молится за тебя, за твою душу». Я с пяти лет пела. Сначала на деревенских подмостках сельского клуба. Каждое лето меня привозили на каникулы к дедушке и бабушке. Меня они любили-обожали, потому что я у них единственная внучка была, все остальные — внуки. Дедушка приводил меня в сельский клуб. Я до сих пор помню, как однажды встала на табурет и запела. Это мне так понравилось! Мой дед Григорий Петрович тогда дал мне за выступление пятак, 5 копеек. Все говорили: «Гриша, какая у тебя внучка классная! Как она выступает! И главное, ничего не боится!»
— А вы никогда не боялись сцены?
— Всегда понимала, что на сцене я хозяйка! Только переживаю за технические моменты: чтобы музыка вовремя зазвучала, чтобы балет не подвел. А про себя я знаю: сейчас выйду и все сделаю, вы только послушайте! Я получаю огромное удовольствие от того, что могу такое сотворить, что все ахнут (смеется).
— В последнее время вы чаще выступаете в качестве члена жюри!
— Дала себе установку: «Сейчас я преподаватель и должна играть роль наставника». Когда я нахожусь в кресле жюри, я не певица Маша Распутина. Я стараюсь рассмотреть ситуацию со стороны, увидеть: человек справляется со своей задачей или нет. Маша Распутина могла сказать: «Тьфу, мне это совсем не нравится». А я себе этого не позволяю. Я в себе открыла, что Маша Распутина может быть наставником, режиссером действа. Я вижу, что делать артисту, даже тому, у которого очень маленькие возможности. Я старалась объективно оценивать участников, а для этого нужен интеллект, чтобы возвыситься над собой.
— Еще и харизма, а у вас через край.
— Во всех ситуациях нужно быть живым. Это непросто. Я наблюдала за членами жюри на «Суперстаре»: они во время выступлений участников помечают, пишут что-то, чтобы не забыть, а у меня все в голове. Главное, какой образ этот человек несет со сцены. Если он меня затронул, прекрасно. У нас же миллион вокалистов, которые чисто берут ноты, но они неинтересные, не живые. Я, например, недавно записала новую песню «Иллюзия зрения». Исполнила ее на «Суперстаре». Критик Сергей Соседов, когда песня закончилась, выбежал на сцену, крепко меня обнял и говорит: «Ой, ты эту песню как будто только для меня пела, Маша! Это гениальная песня». На что ему, помню, сказала: «Это же я пою». Даже самое гениальное произведение может быть испорчено исполнением. Великий Дербенев тоже так считал. Говорил: «Песню делает исполнитель».
— Композитор Ким Брейтбург говорит, что звезд уровня Пугачевой, Леонтьева уже не будет. Вы тоже так считаете?
— В последнее время все поставлено на коммерцию. На потребу деградировавшей публике. Поэтому и звучит отовсюду этот бред. Иногда слышишь какое-нибудь произведение новоявленной звезды и думаешь: «Боже, как это они слушают? Ни текста, ни музыки — просто бум, бум, бум». В Советском Союзе какая у нас потрясающая опера была, какая оперетта! Татьяна Ивановна Шмыга — она же просто дива! Когда я была маленькая, всегда ей подрожала. А на эстраде сколько было гениальных артистов! А потом, когда идеология закончилась, все перевернули с ног на голову во всех сферах. Возьми кинематограф: я уже двадцать с лишним лет смотрю только иностранные фильмы.
— Американские?
— Они тоже ужасные. Я обожаю турецкие сериалы. А раньше любила индийское кино. Но сейчас Болливуд испортился, тупая развлекаловка. Это все из-за влияния англосаксов. Американский кинематограф тоже ниже плинтуса опустился. Я порой смотрю в кадр и вижу, что игра актеров ложь! А какие темы ужасные поднимают: проституция, обман, убийства, насилие, жестокость, пропаганда каннибализма! Я такое звериное не хочу даже смотреть. В нашем кинематографе нет героя, на которого бы равнялось все молодое поколение. Нет души, нет ничего! А ты с героями должен и плакать, и смеяться. Но как только народ придет в единение своего сознания и поймет, что гражданин является хозяином и творцом своей земли и страны, тогда все изменится. Русский народ должен вспомнить, кто он, какого рода, племени, какое величие ему оставили наши предки и в искусстве, и в литературе, и в кинематографе, и в музыке. Тогда начнется созидание.
— Ленин, наверное, не зря говорил: «Важнее всего искусство кино».
— Правильно, он зрил в корень! В советское время какое кино создавали! И посмотри, как страна тогда поднималась. А потом пошли все эти «мурки-жмурки», и все ниже плинтуса упало. Молодых даже осуждать не надо. Нам нужны положительные примеры. Нужно менять все. Создать идеологию добра, нравственности и созидания, и тогда русский человек непобедим будет. Наши русские умы же все создали: и в науке, и в технике. А потом предприимчивые люди все украли и выдали за свое, переписав историю. Но все равно даже через 100 лет правда восторжествует. Небеса не дадут ее уничтожить. В единении наша сила. Православные должны объединяться, чтобы противостоять злу. Мне об этом тоже Дербенев говорил.
— Сколько произведений вы с ним создали! И «Живи, страна», и «Отпустите меня в Гималаи».
— А сколько раз нас хотели разлучить наши враги! Ему одно говорили про меня специально, нашептывали, мне про него — другое. Слава богу, Леонид Петрович был гением, мудрым человеком, он все понимал. Говорил: «Маруся, мне специально про тебя гадости говорят, чтобы я не отдавал тебе хорошие песни. Мы с тобой создали гениальные произведения, и враги сразу засуетились, палки в колеса вставляют, стравить пытаются, чтобы у нас с тобой не было творчества». Леонид Петрович фактически меня выточил. Дербенев был для меня отцом и наставником, непререкаемым авторитетом. Я только его в своей жизни слушалась беспрекословно, внимала каждому его слову, каждой реплике, цитате. Бывало, он мне говорил: «Марусь, не иди на поводу этой компании. Они нехорошие люди. Я тебе про них сейчас все расскажу». И действительно, он же все про всех знал! Учил меня, как себя вести: «Скажи культурно, не ругайся». Леонид Петрович меня всегда сдерживал. «Ты очень эмоциональная, — говорил он мне. — Для сцены это хорошо, а для жизни не очень». Дербенев обладал большим юмором. Он мне говорит: «Знаешь, почему я с тобой так долго задержался? Потому что ты совершенствующая личность. Это мне интересно».
— Не ревновали его к Пугачевой?
— Я же фактически выросла на ее песнях. Когда узнала, что большую часть из них написал Дербенев, просто обалдела. Он мне рассказывал про Аллу Борисовну. Поэтому никакой ревности не могло быть в принципе.
— А к Филиппу?
— С Филиппом у нас всегда была дружба, как у школьных приятелей. Где-то он надо мной подшучивал, где-то я над ним. Нам Леонид Петрович всегда говорил: «Вам нужно петь дуэтом». Хотел написать песню, но не успел.
— Филиппа в последнее время часто критикуют. Как вы к этому относитесь?
— Спокойно. Я знаю одно: каждый человек ответит за все свои деяния. Я в последнее время вообще многое поняла. Всевышний дал мне прозрение: раньше моя душа спала, а потом раз — и случилось видение. Это самое ценное. Но чтобы дойти до этого видения, нужно пройти огонь, воду и медные трубы.
— Вы уже их прошли?
— Я считаю, что нахожусь на середине медных труб. Это самое тяжелое, коварное испытание, самое ухищренное. Мало кто выдерживает!
— Можете назвать себя счастливой?
— Если брать развитие души, то я счастлива. Моя душа раньше, до озарения, находилась в тисках. Если рассматривать Машу Распутину как женщину, то, конечно, она не совсем счастлива.
— Почему?
— Почему я как женщина несчастна наполовину? Потому что ни одна из дочерей меня не слушает. Ни одна из них никогда не прислушивалась ко мне. Для меня это загадка, почему я для них не стала авторитетом. Хотя я всегда все делала для них. Старшая дочь Лида сейчас еще более-менее меня слушает. Она просто очень добрая, уже повзрослела, помудрела и по доброте души своей смирилась с тем, что нужно слушать, что мать говорит. А младшая Маша нет. И мы не знаем, что делать. Как ее вытащить из этого омута, в который она попала? Может, у нее такой путь свой, тяжелый. Может, ее душа только формируется… Непонятно.
— О чем сейчас мечтает Маша?
— Я мечтаю увидеть страну счастливой, благополучной и процветающей. Потому что ассоциировать себя вне своей родины я не могу. Русь святая достойна самого лучшего. И именно наша Русь святая, сердце мира. Если погибнет сердце мира, то погибнет мир. Поэтому я мечтаю только о процветании родины!