Булгаковская пьеса — чистый анекдот: молодой автор приносит в театр революционную драму, но быть ей или не быть на сцене, должен решить цензор Савва Лукич. А тот собирается в отпуск, и главному режиссеру-директору ничего другого не остается, как отменить «Фауста», заново распределить роли и начать генеральную репетицию, с тем чтобы показать идеологически выдержанную работу Савве Лукичу.
То, что произойдет до прихода великого и ужасного цензора, несколько запутанно, монументально и смешно. Директор театра Геннадий Панфилович (Александр Матросов) в испуге и запарке мечется по сцене, нервно выбегая в зал. То и дело кличет администратора Никанора Метёлкина (Никита Пирожков). А тут еще молодое дарование Василий Дымогацкий (Александр Дмитриев) является со своей революционной пьесой «Багровый остров».
— Вы, месье Жюль Верн, сорвали сезон. Развалили театр. Когда вы авансом у меня 500 тысяч стянули, наверное, никакой инфлюэнцы у вас не было? Что теперь делать, что? Метёлкин! Метёлкин!
— Я здесь, Геннадий Панфилыч.
— Что они там делают?
— Танцы к «Фаусту» повторяют.
— К черту «Фауста». Вели прекратить.
Красные туземцы против белых арабов, на троне вождь племени Сизи-Бузи Второй, рабы, рабыни, попугай — вот герои драматурга, гибнущие в революционной борьбе. Одни имена чего стоят — Кай-Кум, Фарра-Тете, Тохонга, а также Жак Паганель, Гаттерас — в общем, накрутил Михаил Афанасьевич запутанную революционно-театральную историю.
И если революционный сюжет «Багрового острова» с соответствующими теме заговорами, предательством, переворотом несколько путан, но на деле не имеет решающего значения, то театральная часть премьерного спектакля — блистательно разыгранный сюжет. Театральное закулисье, «высокие отношения» артистов разных статусов, которые, как правило, скрыты от зрительского глаза, а также готовность к «чему изволите» узнаваемы и доведены до гротеска. Яркого, эффектного, с массовкой (Писарев задействовал свой второй курс Школы-студии МХАТ).
На стыке соединения театрального вымысла с театральной жизнью и строит свой спектакль Евгений Писарев, который умеет, как мало кто, чувствует комедийный жанр и его доводит до буффонады. Актерские работы строит на мгновенной трансформации образов. Так, доходяжного вида автор «Багрового острова» становится коварным белым арабом Ликки-Тикки и в одной мизансцене может предстать то одним, то другим. Как и примадонна из труппы Лидия Ивановна, она же жена директора (Ирина Царенко) становится женой английского колонизатора, роль которого играет ее супруг Геннадий Панфилович, из которого она вьет веревки. При ней служанка Бетси (Валерия Елкина), которая постоянно выясняет отношения, но не с хозяйкой, а с примадонной Лидией Ивановной. Быстрые переходы у артистов от персонажа к персонажу только подтверждают высокий класс игры пушкинской труппы.
После спектакля, когда публика одарила артистов цветами и аплодисментами, говорим с Евгением Писаревым.
— В перестроечные времена эту пьесу в Саратове ставил режиссер Дзекун, в Москве она не шла, кроме Камерного театра. Когда у автора есть шедевры типа «Зойкиной квартиры» или «Дни Турбиных», то к «Багровому острову» крупные театры не обращались. Но была-то она написала специально для Камерного, то кому, как не нам, ее ставить.
— Ты двенадцать лет у руля Пушкинского и только сейчас обратился к этой пьесе. Почему?
— Я вообще не собирался ее ставить — думал о «Зойкиной квартире». Но в прошлом году мы читали разные пьесы из наследия Таирова, которые шли только у него, среди них был и «Багровый остров». И этой пьесой, не самой моей любимой, так все впечатлились (и артисты, и зрители, что приходили на наши читки), то выбрали ее, чтобы не прерывалась связь с Камерным театром, с его историей. Но дело в том, что у Таирова в отличие от того же Станиславского и Мейерхольда практически очень мало осталось режиссерских тетрадей, экспликаций — все уничтожалось, практически один миф. И единственный спектакль, который оказался записан, сохранился. Его режиссерский экземпляр — это «Багровый остров».
— Возвращая Булгакова на пушкинскую сцену, ты пользовался этими записями?
— В какой-то степени: там было очень много зон импровизаций, и мы тоже допускали импровизации. Потом, у него по музыке все было расписано — Вагнер, Мусоргский. И наша музыкальная партитура похожа на таировскую. Таиров ставил пародийный спектакль, и у нас, конечно, получилась пародия.
Текст я купировал и продолжаю это делать. Если честно, то смешно и талантливо, по-булгаковски, с блеском написана первая часть сбора труппы и последняя, с момента прихода цензора Саввы Лукича. А середина очень специфична, я ее сокращал, придумывал, чтобы вместо безликих артистов появились характеры и так далее. Больше чем на треть сократил.
Тем не менее «Багровый остров» очень совпадает с сегодняшним временем. Я вижу, как унижаются, как ужами вертятся худруки и директора театров: чего только не придумывают и не ставят, чтобы угодить повестке дня. И артисты как были, так и остались лукавыми. А драматург Дымогацкий? Когда его пьесу не принимают, он устраивает бунт. А когда принимают, зовет всех в новую квартиру в бельэтаже, обещает красной икры — абсолютно конъюнктурный товарищ. Не зря ему цензор говорит: «Вы далеко пойдете». Булгаков смеется над всеми.
— И ты вместе с ним?
— Мне кажется, да. Она не претендует на такое фундаментальное высказывание или манифест. Это такой хороший анекдот, положенный на социально-политическую основу.
— Но фигура цензора сегодня становится актуальной?
— Мы не стали делать его таким монстром. Монструознее выглядят люди театра. А он — живой, нормальный, спокойный человек со своей идеологией.
В финале на экране все улетает в космос, и этим я хотел сказать, что все театральные страсти (а они часто зашкаливают) настолько ничтожны, буря в стакане в сравнении с жизнью. Сегодня звучит даже не сама пьеса «Багровый остров», а ситуация. Ничего в театре не меняется. А то, что у Булгакова они играли какую-то революционную пьесу, ничего в этом, разумеется, не понимая, но изо всех сил стараясь оставаться в повестке дня.
— Ты не боишься, что на тебя могут обидеться и твои коллеги — режиссеры и артисты?
— Не боюсь, хотя после первого прогона артистам, которые смотрели, это не очень-то понравилось. «Почему артисты показаны такими приспособленцами, эгоистами, для которых количество текста их роли важнее всего остального?» — «А разве вас что-то другое в принципе интересует? — ответил я. — Для вас это новость, что за театр сражаются только худрук и директор?» Пьеса вроде антицензурная, а на самом деле про то, что говорил Гоголь: «Нечего на зеркало пенять, коли рожа крива».