– Наталья Александровна, какую дату правильнее считать днем рождения Цветаевой – календарное 8 октября или церковный день Ионна Богослова?
– Марина Ивановна родилась 26 сентября 1892 года – с субботы на воскресенье, в день Иоанна Богослова. По таблицам пересчета дат с юлианского на григорианский календарь (так называемый «новый стиль») – это 8 октября. А по церковному календарю день Иоанна Богослова в XX веке (как и сегодня) отмечали 9 октября.
Сама Марина Ивановна чтила день святого и свой день рождения отмечала именно 9 числа. Тому есть множество подтверждений: так, она в письмах к друзьям указывала именно на 9 октября, в записной книжке ее дочери, Ариадны, есть запись о том, что мамин день рождения – 9-го.
Анастасия Ивановна Цветаева, с которой дружили основатели нашего музея – Надежда Ивановна Катаева-Лыткина и Эсфирь Семеновна Красовская, в 1992 году завещала нам отмечать день рождения своей сестры 9 октября, так, как это было в семье Цветаевых. Наш музей празднует – оба дня. В этом году они приходятся как раз на субботу и воскресенье. Как у поэта: «Между воскресеньем и субботой / Я повисла, птица вербная…»
– Расскажите о дореволюционном отрезке биографии Цветаевой – какие яркие события определили ее судьбу? Какие личные вещи, рукописи сохранились из детства и ранней юности?
– Марина Цветаева, по ее собственному утверждению, начала писать стихи в шесть лет, но столь ранние тексты не сохранились. Если говорить о рукописях, самый ранний цветаевский автограф хранится в РГАЛИ: это стихотворение, посвященное подруге Анне Калин, автограф датирован 1910 годом. Елена Баурджановна Коркина, многолетний хранитель архива и его исследователь, отмечает интересный факт: этот автограф сохранился не в архиве Марины Цветаевой, а у самой Калин. Марина Ивановна первые стихи, по-видимому, не взяла с собой, покидая Москву в начале 1920-х годов. Впоследствии они были утрачены.
Но у нас хранятся открытки, которые юная Марина отправляла своим родным, самая ранняя из них, 1903 года, – к Сусанне Давыдовне Мейн («Тьо»), второй жене деда Марины Цветаевой по материнской линии.
На мировоззрение будущего поэта повлияли события и радостные, и трагические. Сильнейшие впечатления детства связаны с матерью: ее одержимость музыкой, ее воспитание, мир искусства, который она подарила детям, и, увы, ее ранняя смерть – все это оставило в детских душах неизгладимый след.
Мать воспитывала в девочках умеренность и строгость в повседневной жизни: в одежде, еде, поведении. Но жизнь души, в противовес быту, была отнюдь не «умеренной»: бесконечным потоком лились в детское сознание мифы, поэзия и музыка. Засыпая у себя на антресолях, Муся и Ася слышали вдохновенную игру матери на рояле: Бетховена, Моцарта и Гайдна, Грига и Шумана, Верди, Чайковского, Шопена. Или же, спустившись в «мамину гостиную», слушали ее рассказы – о европейских странах, о поэтах и правителях – и, конечно, ее чтение… Читали Андерсена, Гофмана, Пушкина, Данте, Шекспира, Гейне, Гёте, Марка Твена, Чехова, Горького…
Два Наполеона и герои Отечественной войны
– Но все изменилось в 1902 году...
– Да, Мария Александровна заболела чахоткой, уносившей в те времена тысячи жизней. Началась череда лет, проведенных в Европе (Мария Александровна лечилась, Марина и Ася, следуя за матерью, меняли пансионы). Смерть матери в 1906 году стала первой трагедией в жизни Марины Цветаевой.
Сохранилось не так много меморий, связанных с Марией Александровной Цветаевой-Мейн. Например, открытки с портретами композиторов, адресованные ею В.Ю. Зограф-Плаксиной – основательнице музыкальной школы, где училась маленькая Марина Цветаева. Сегодня они хранятся в Российской государственной библиотеке искусств в Москве и экспонируются на выставках.
Мир литературы и истории, открытый детям матерью, будет поддерживать Марину всю жизнь, начиная с раннего отрочества. Персонажи любимых книг, Мария Башкирцева, герои Отечественной войны 1812 года – ее лучшие друзья, и это абсолютно всерьез. Позже Цветаева напишет: «Наибольшим событием (и наидлительнейшим) своей жизни считаю Наполеона». Наполеон Бонапарт и его сын, герцог Рейхштадтский, так и не ставший Наполеоном II, – кумиры Марины-подростка: ее комната увешана гравюрами, а полки ломятся от книжных томов, посвященных двум Наполеонам. В Доме-музее Марины Цветаевой хранится мемориальная брошь с изображением златокудрого мальчика (Марина Цветаева считала, что это герцог Рейхштадтский), а также кофейная пара с портретом Жозефины Богарне из любимого Мариной сервиза, украшенного изображениями Наполеона и его первой жены.
– Тогда же Цветаева подружилась с Волошиным?
– После выпуска первого своего сборника «Вечерний альбом» (1910) Марина Цветаева обретает одного из самых близких друзей – поэта, философа и художника Максимилиана Волошина, разглядевшего в гимназистке, авторе «невзрослых» еще стихов – гениального поэта. У нас хранятся автографы Волошина, а также его акварели, на которых оживает волшебный Коктебель, где Марина познакомилась со своим будущим мужем Сергеем Эфроном.
До наших дней дошла большая коллекция предметов, связанных с семьей Эфрон. Это и личные вещи Сергея (его визитная карточка, альбом с набросками), и фамильные реликвии: фотографии его родителей, сервиз – приданое Елизаветы Петровны Дурново, матери Эфрона, а также ее живописные работы. Сохранилась книга «Сочинения лорда Байрона в переводах русских поэтов», надписанная и подаренная Мариной Сергею, и фоторамка с фотографией, которую он подарил Марине после почти пятилетней разлуки (оба чудом выжили: он – на фронтах Гражданской войны, она – в голодной послереволюционной Москве).
– Отслеживаете ли вы и ваши коллеги московский отрезок биографии Цветаевой? Насколько он важен – и какое место в ее творчестве занимают «Стихи о Москве»?
– Москва 1914–1922 годов, когда Марина Цветаева жила в одной из квартир дома № 6 в Борисоглебском переулке, – одна из главных тем нашей работы. Это сложный период: Первая мировая, революция и Гражданская война – все эти события непосредственно затронули семью Марины Цветаевой. Но в эти восемь лет она написала сотни стихотворений, несколько пьес, дневниковую прозу – и все это уже столь высокой пробы… Именно в Борисоглебском она выросла в того большого поэта, которого теперь знает весь мир.
С въездом в этот дом совпадает новый этап в творчестве Марины Ивановны: это поиск и обретение своего поэтического голоса и стиля, разнообразие и усложнение тем, «взросление» лирического героя. Ярким событием в жизни Цветаевой становится знакомство с поэтами Петрограда и осознание себя – в противовес им – именно московским поэтом. В «Стихах о Москве», «Стихах к Блоку» и «Стихах к Ахматовой», а также в стихотворениях, обращенных к Осипу Мандельштаму, Марина Цветаева создает свой образ Москвы, «огромного странноприимного дома»: с куполами и звонами древних церквей, с мощами любимых святых, а еще – с солдатами и нищими, юродивыми и каторжанами. Цветаева прочувствовала Москву и воплотила ее в поэтическом слове, как никто другой. Пожалуй, поэтому можно назвать Марину Цветаеву самым московским поэтом Серебряного века.
Белая эмиграция и красный голод
– Насколько пострадало «белогвардейское» наследие Цветаевой при Советской власти? «Белая гвардия, путь твой высок» – когда эти строки впервые опубликовали в СССР?
– В 1921–1922 годах рукописи Марины Цветаевой были беспрепятственно вывезены из Советского Союза: часть вывез Илья Эренбург с целью издания в Европе, остальное Марина Ивановна вывезла сама. Среди рукописей были и стихи о Первой мировой войне, и «контрреволюционные», и, конечно, стихотворения о Белом движении, составившие книгу «Лебединый стан», так и не изданную при жизни автора.
Возвращаясь в СССР в 1939 году, Марина Цветаева, по понятным причинам, далеко не все из написанного взяла с собой. Рукописи, в том числе «Лебединый стан» и созданную в эмиграции поэму «Перекоп», она оставила на хранение профессору и директору библиотеки Базельского университета Елизавете Эдуардовне Малер. «Лебединый стан» был опубликован в 1957 году в Мюнхене, «Перекоп» – в 1967 году в Нью-Йорке (и то и другое – уже после смерти поэта). В СССР целиком «Лебединый стан» и «Перекоп» вышли только в 1990 году.
– Возвращение в СССР стало для Цветаевой преддверием гибели...
– Марина Ивановна, с ее тончайшей интуицией, безусловно, предчувствовала, что ее путь в СССР – это путь к смерти. Она с сыном вернулась в 1939-м (ее дочь и муж приехали в Советский Союз раньше, в 1937-м), на пару месяцев семья воссоединилась, но это не было счастьем: скорее затишьем перед надвигающейся катастрофой. И действительно, скоро грянули аресты: забрали дочь Ариадну и тяжело больного Сергея Эфрона. Дальнейшая жизнь Марины и Мура в Москве – это мытарства по съемным квартирам, поиск возможности заработка, стояние в тюремных очередях, письма к партийным руководителям. Попытка издать сборник стихов – и разгромная рецензия, обвинявшая Марину Цветаеву и формализме и отрыве от советской действительности, поставившая крест на возможности публиковаться на родине. И – в довершение всего – общая беда: война. Решение эвакуироваться из столицы было спонтанным и плохо подготовленным. В Москве в Бутырской тюрьме оставался муж (Ариадна была осуждена на 8 лет и этапирована в Коми). В эвакуации Цветаева надеялась спасти сына...
Еще в начале 1941 года Марина Ивановна писала: «Я здесь всё время – под тучей: под смертью. Всё ищу – ка́к, примеряю…» Но все-таки Цветаева боролась. До последнего. Сохранилось много воспоминаний о быте эвакуированных – в более крупном Чистополе и в маленькой Елабуге, где оказалась Цветаева.
Поэтесса и переводчица Татьяна Сикорская общалась с Мариной Ивановной в дни эвакуации, а ее сын Вадим (Дима) дружил с сыном Марины Георгием (Муром). Она писала: «По приезде в Елабугу мы попали в какой-то заброшенный дом, жили все в одной большой комнате. Я по вечерам часто пела песни, и М. И. с удовольствием слушала их, оживлялась, забывала свою тоску. Но днем, когда мы все бродили по городу в поисках квартиры и работы, она опять становилась мрачной и недоверчивой. Гибель и смерть казались ей неизбежными – вопрос в месяцах, а не в годах жизни. Она то начинала жаловаться, становилась откровенной, то вдруг опять замыкалась в себе…»
Но в первую очередь важнейшие свидетельства – это записи самой Марины Ивановны и ее сына. Георгий писал, что положение семьи беспросветное, работы для Марины Ивановны не предвидится и настроение у матери самоубийственное («деньги тают, работы нет»). Надежда была на Чистополь – но там невозможно было найти жилье и крайне сложно получить прописку.
Записки и прописки
– Уцелел ли оригинал записки Марины Цветаевой с просьбой принять ее на работу в качестве судомойки в столовую Литфонда?
– Заявление Марины Ивановны с просьбой принять ее на работу в качестве судомойки от 26 августа 1941 года хранится у нас. Заявление поступило к нам от Елены Чуковской, дочери Лидии Корнеевны Чуковской. Писательница Вера Васильевна Смирнова – одна из группы писателей, эвакуированных в Чистополь, – присутствовала на заседании Литфонда, где рассматривалось заявление Марины Цветаевой, и сохранила это заявление.
В 1978 году, уже после смерти Веры Васильевны и ее мужа, Ивана Халтурина, литературного редактора, журналиста и критика, их сын Виталий нашел цветаевскую записку среди других бумаг из архива отца. Он передал ее Чуковской, с которой Халтурины были знакомы, и она опубликовала ее в своем очерке «Предсмертие».
В Чистополе Марине Ивановне удалось получить разрешение на прописку, но жилья не было, да и на место судомойки было много претендентов помимо нее... Марина возвращается в Елабугу. Через несколько дней ее жизнь трагически оборвется.
Предсмертные записки Марины Ивановны содержат ее собственное объяснение: «…это – уже не я», «…попала в тупик». Судя по записке к Н.Н. Асееву, Марина Ивановна считала, что больше ничего не может сделать для своего сына и только губит его.
– Остались ли в биографии Цветаевой «темные пятна»? Например, было много разговоров о неясности с точным местом захоронения.
– Известно лишь, в какой части кладбища в Елабуге была захоронена, как и все эвакуированные, Марина Цветаева.
- Сын Пастернака Евгений Борисович многое сделал для изучения наследия отца, так повезло немногим писателям. Какую роль сыграла в сохранении наследия матери Ариадна Эфрон?
– Еще в лагере, только узнав о смерти матери, Ариадна Эфрон поняла, ради чего теперь ей самой нужно – просто необходимо! – остаться в живых: «все, что касается ее литературного наследия, я сделаю. И смогу сделать только я».
С первого ареста Ариадны Эфрон до ее реабилитации прошло 18 лет. Оставшиеся два десятилетия своей жизни она посвятила расшифровке цветаевских рукописей, их подготовке к печати – и главное, борьбе с системой, не принявшей Цветаеву, заклеймившей ее как белоэмигрантку, декадентку, индивидуалистку, чуждую социалистическому обществу. Долгий и трудный путь!
Сделанное Ариадной Сергеевной – огромно. Это и книги избранных произведений Марины Цветаевой (1961, 1965), и тематические сборники (пьесы, переводы), и отдельные стихи и проза.
Несмотря на внушительный объем изданного, многое еще оставалось неопубликованным. Но было сделано главное: Марина Цветаева вернулась к русскому читателю.
Ариадна Сергеевна вела переписку с теми, кто знал Марину Ивановну, собирала ее письма (многое – из-за рубежа). Незадолго до своей смерти Ариадна Сергеевна передала архив матери в Центральный государственный архив литературы и искусства (ныне – РГАЛИ). К слову, сейчас в московском Доме-музее Марины Цветаевой проходит выставка, посвященная Ариадне Эфрон: художнице и журналистке, репатриантке, жертве сталинских репрессий, хранительнице и издательнице наследия Марины Цветаевой.