Социальная притча, переходящая в этно-триллер, рассказывает об утрате метафизической сути деревенской жизни. В основе сценария — пьеса татарского драматурга Мансура Гилязова, существенно переделанная молодой кинокомандой. Действие пьесы, поставленной в нескольких татарских театрах, происходит в деревне кряшен Сарсаз Кюл, что означает «озеро желтой глины». Жили в ней татары, исповедующие православие. В свой последний день старик Микулай проживает всю свою земную жизнь. Мансур Гилязов писал о том, что деревень все меньше, а люди одурманены Интернетом и золотым тельцом, рванули в зловонные города. Его Микулай противостоит концу света. Молодое поколение увидело новые смыслы.
Это история не просто об уцелевшем жителе богом забытой деревни, а о забытьи, в которое погружается человек, не желая знать, что происходит в мире. Хотя через деревню ритуально проносят гроб жертвы афганской войны. Два года назад, когда снимался фильм, никто не придавал значения этой величественной сцене. А теперь она стала зловещей.
Странного и непонятного Микулая виртуозно и тонко, на грани инфернальности сыграл Виктор Сухоруков. Перед ним стояла трудная задача, поскольку его герой — единственный живой человек в мире фантомов. Он как будто рядом, но уже не здесь, и актер словно вибрирует между его земной жизнью и небытием. Наедине с Микулаем страшно, но без него совсем жутко, поскольку не оставляют сомнения, на каком мы свете.
Микулай — зрелый человек, а жена у него молодая (прекрасная работа Екатерины Агеевой). Ребенка она ждет 16 месяцев. Живот у нее как шар. Да и Микулая мать вынашивала 12 месяцев. В деревне появляется парень, утверждающий, что он сын Микулая от Анфисы. Он словно неживой, какое-то напоминание о светлой стороне сознания отца. Хотя в нем больше тьмы, обаяние отрицательное. Сын говорит отцу: «Я хочу, чтобы ты перестал играть в куклы и уехал». Начинается хождение по мертвой деревне. За каждым поворотом — смертный страх, так что вздрагиваешь в темноте кинозала. «Мой Микулай перед смертью решил уничтожить свой памятный мир и народ, который пытался удержать до конца от исчезновения, — говорит Виктор Сухоруков. — Поэтому я придумал приход сына, рожденного от Анфисы, той женщины, которая в деревне делала мальчиков мужчинами, а потом и конфликт с ним. Так герой сжигает все мосты в ушедшее. Как говорится, умрешь — с собой не возьмешь».
Когда проект только запускался, молодая команда позиционировала себя как провинциалов, решивших сломать представление о том, что все возможно только в столице. Решили развивать региональное кино, чтобы у тех, кто выучился в Москве, была возможность работать дома. Снимать «Микулая» должен был взрослый режиссер, неожиданно свернувший в политику, и проект перешел к молодым. Менялись и актеры. В итоге пригласили «федералов», как не только в Татарстане, но до недавней поры в постсоветских среднеазиатских республиках называли россиян. Помню, на мероприятии в Узбекистане официанты пересаживали москвичей со словами, что эти места предназначены «националам», своим, узбекам, а не «федералам». Рудимент не изжит. Ильшат уверен, что ни один из татарских актеров не потянул бы главные роли.
«Микулая» снимали под Казанью, объездили 17 деревень, пока не нашли кряшскую, где разрешили перекрасить заборы. А деревня на экране нарядная, стены домов украшены орнаментами. Женщины в национальных костюмах прекрасны, а уж как поют! В деревне живет десяток бабушек. Каждое утро они приходили на площадку со своими стульями, раскрывали зонтики, до вечера наблюдали за происходящим.
На «Киношоке» картина вызвала противоречивую реакцию. Узбекский режиссер Хилол Насимов, представлявший фильм «Наследие», прямо спросил: «Ты мусульманин?» Получив ответ: «Я ближе к суфизму, во мне есть и другие культуры» — резко отреагировал: «Как так? Либо мусульманин, либо нет».
34-летний Ильшат Рахимбай — выпускник факультета кино и телевидения Казанского университета культуры и искусств — снимал альтернативные татарские клипы. Началось все с сопротивления прививке и фингала, полученного в детском саду. Тогда проявил характер. Поступил на музыкальный факультет педагогического университета, а спустя три года резко решил стать режиссером. Еще в седьмом классе отец подарил ему камеру, и Ильшат начал снимать все подряд — ногти, ноздри… Когда в Казани открылся режиссерский факультет, поступил туда, понимая, что профессии надо учиться самому.
Как появился в проекте Виктор Сухоруков? Сценарий под него не писался. В голову не приходило, что актер такого уровня, опять же «федерал», может сниматься у дебютантов из Татарстана. Однако через председателя местного Союза кинематографистов Ильдара Ягафарова и его однокурсника Владимира Вдовиченкова сценарий попал к Сухорукову. Через неделю он сказал примерно так: «В чем сила, брат? В сценарии». Роль сына Микулая предложили Вдовиченкову, но он был занят. Возник как вариант казанский парень, похожий на Сухорукова. Просмотрели 70 актеров, прежде чем остановились на Иване Добронравове. На кряшена он не похож, что и требовалось. По сценарию его герой — сын Анфисы (ее сыграла Варвара Шмыкова), а она — приезжая. Ход с сыном подсказал живший в то время в Казани Тимур Бекмамбетов. Насколько помог — судить сложно, но картина снята уверенной рукой. Оператором стал уроженец Казани Юрий Данилов, снимавший все клипы Моргенштерна. Это он посоветовал собирать актеров под стать Сухорукову.
«Виктор Сухоруков — энергетическая глыба. Мы понимали, что это абсолютное наставничество с его стороны, — говорит Ильшат. — Тот уровень профессионализма, который он показал, задал планку нашей команде. У него всегда как минимум пять-шесть вариантов игры. Он ни разу не пообедал. Такое ощущение, что Виктор Сухоруков был всегда в голове. Других вариантов и быть не могло».
Приходилось преодолевать пуританские взгляды, выслушивать, что «кряшены не могут думать о сиськах», что тема эротики неприемлема. На «Киношоке» узбекский коллега возмущался тем, что мать Микулая Анфиса дает уроки любви местным подросткам, а это противно его душе. Именно с наличием таких эпизодов связано отсутствие бюджета у картины. Минкульт в поддержке отказал. «Часто сами авторы не могут многое себе позволить. Во время съемок я тоже боролся со страхами. Они связаны с тем, что придется за всех отвечать, смогу ли быть смиренным, побороть в себе разрушительные вещи, в которых кроется дьявол. Там, где ты меньше всего ожидаешь. Чертенята уже начали показывать хвостики и копытца. Их было много. Я понимал, что это будет битва жизни. Можно было дать задний ход. Многие меня не узнают: голос другой, изменилось лицо за время съемок. Фильм научил нас смиренности. Я понимал, что мы несем нечто очень нежное, и в любой момент оно могло быть разрушено».