Боль утраты для многих все еще сильна, а память об артисте, который стал олицетворением яркой страницы в истории российской поп-музыки и первого бойз-бенда «Ласковый май», не оставляет безучастными многих людей. «ЗД» пообщалась с одним из друзей Юрия, композитором Андреем Слончинским.
В конце 80-х юношеская подростковая группа «Ласковый май» произвела фурор в хаосе зарождающегося тогда негосударственного шоу-бизнеса. До сих пор не прекращаются разговоры об этом явлении, об «уникальном» жанре сиротской песни, который мог родиться только в России, и горячая полемика о том, почему группа вызывала у слушателей настоящее помешательство и безумную любовь.
О Разине не вспоминал
В 90-е Юра Шатунов на несколько лет пропал из поля зрения публики, но в начале нулевых произошло его громкое возвращение с альбомом «Седая ночь». Тогда и произошла их встреча с Андреем Слончинским, композитором, который помог Юре восстановить звук «Ласкового мая» и вернуть исполнителю его неповторимое звучание, за которое его так любили и которое, как оказалось, не потеряло актуальность по сей день. В итоге «Седая ночь» стала и приветом из 80-х, и новым трендом нулевых.
— Как произошла ваша встреча?
— Мы с Юрой знакомы более 20 лет — с тех пор, как он работал над альбомом «Седая ночь». Я тогда жил в Минске, и мне нужно было прилететь к нему в Сочи, хотя я даже толком не понимал зачем. Я подозревал, что будет какая-то работа с Шатуновым, но был тогда увлечен совершенно другой музыкой. Но решение было принято очень быстро, мне позвонил директор Юры Аркадий Кудряшов, и через два дня я прилетел в Сочи. Выхожу из аэропорта и вижу: стоит парниша в шортиках и маечке, его любимой «алкоголичке», с сигареткой. Это Шатунов! Он говорит: «Поехали!». Приезжаем к нему домой, в Сочи. И сразу с порога идем на студию: вот клавиши, вот компьютер — погнали! Такая была первая встреча. Было ощущение, как будто он меня знал до этого тысячу лет и мы были страшными друзьями, корешами, хотя с моего приземления прошел всего час.
— И вы сразу после самолета стали писать музыку?
— Да, в этот день нам что-то удалось уже начать делать на студии, хотя, конечно, прибежал Аркаша и повел меня показывать комнату, в которой я буду жить.
— Сколько времени вы работали над этим альбомом?
— В общей сложности получилось около года. Было две вахты по полгода. Когда я прилетел в Сочи, было лето, я тоже был в шортах и майке. В следующий раз я попал домой, уже когда стояла очень холодная поздняя осень. Мы прилетели в Москву в тех же самых шортах, заехали к Юре домой, меня переодели во что-то теплое и отправили в Минск, к семье. После этого мы встретились через пару недель и продолжили писать альбом уже до следующего лета.
— Кроме работы в студии удалось чем-то еще позаниматься на курорте: сходить на море, в походы?
— Пока мы делали альбом, мы практически никуда не выходили. Ездили только на концерты, а все остальное время проводили на горе в студии. К морю даже не спускались, как ни странно. Ездили к врачу, правда. У него был свой доктор, который постоянно отслеживал состояние его голоса. И нам постоянно проверяли слух. Почему-то в тот период Юра был практически всегда немного простуженным, это можно услышать на альбоме.
— Что-то кроме музыки его интересовало тогда?
— На то время он очень любил играть в sony psp, это такая портативная игра. Если мы куда-то переезжали с места на место, он все время рубился в этот psp. Мы в основном сидели на студии, и если у нас уже не соображали мозги, мы спускались с третьего этажа вниз. Васильевич (Юра Шатунов. — Прим. ред.) доставал из чулана мешок семечек, жарил целую сковородку, и мы садились смотреть кино под эти семечки. Он рассказывал мне правдивые истории из жизни «Ласкового мая» — не разинские истории, а то, что было на самом деле. До петухов мы сидели на улице, болтали, а потом, немного поспав, снова начинали работать, и все по кругу.
— Разин приукрашивал действительность или вообще ее искажал?
— Юра не упоминал Разина, он рассказывал истории с точки зрения пацанов, как они дурили на концертах, подшучивали друг над другом и над Кузей (композитором и создателем группы Сергеем Кузнецовым. — Прим. ред.). Он меня погружал в историю «Ласкового мая». Когда я поехал к Шатунову, я же совсем не этой музыкой занимался. Мне, как и многим, казалось, что «Ласковый май» — это такая элементарщина, что-то простое…
— Примитивное?
— Да, недостойное музыкантов. И я с такой мыслью ехал, что сейчас я вас научу делать нормальную музыку, современную на то время. Мы ездили на концерты и тестировали старые песни в новом звуке. И, как ни странно, зрители их вообще не воспринимали. Люди сидели и не понимали, что происходит, думали даже, что это не Шатунов. Но вот когда начинался смешной саунд «Ласкового мая»… зал взвивался!
— В итоге вам пришлось учиться тому самому саунду?
— Да, они меня обучали культуре «Ласкового мая». Достали магнитофон бобинный из чулана, достали какие-то бобины, на которые были записаны еще те, кузинские песни… И мы сидели, слушали, анализировали, почему это народом хавается, почему они не хотят ничего современного.
— И к какому выводу пришли?
— Ни к какому. Вообще непонятно. Это магия. То есть песни «Ласкового мая», песни Кузи магические; почему они такие — невозможно проанализировать.
— Почему про Сергея Кузнецова так мало рассказывают? Многие до сих пор считают, что эти песни Шатунов сам написал.
— Так считают про любого артиста, мало кто знает, кто эти песни пишет. Такое у нас отношение к авторам. Если автор сам себя не продвигает, его и не знают. Люди знают, кто такой Меладзе, Дробыш, Крутой, Матвиенко — всё. А композиторов намного больше.
— Получается, Юра шел навстречу публике, сохраняя эти звуки «Ласкового мая»?
— Да, для проекта «Юра Шатунов» всю стилистику «Ласкового мая» нужно было соблюдать. Ради баловства мы делали еще кучу набросков с претензиями на то, что мы крутые пацаны и умеем сделать современный звук. Но это не особо воспринималось тогда, и сейчас тоже. Все хотят слушать настоящий «Ласковый май».
— А сам он какую музыку любил слушать?
— Абсолютно разную. Как-то созванивались с ним, он говорил, что ему The Weekеnd нравится, они как раз стрельнули тогда с саундом из 80-х годов. Он знал все течения, всех модных и современных исполнителей и слушал все.
— Вы часто встречались?
— В основном мы созванивались по телефону и сразу после приветствия переходили на совершенно специфический звукорежиссерский диалог о программах и разных звуках. Могли часами все это обсуждать. Заканчивались беседы, как правило, когда батарейка на телефоне садилась уже. Он был в курсе всех звукорежиссерских новинок, постоянно покупал и тестировал новое оборудование.
— А как окружающие люди на него реагировали?
— Однажды в Минске должен был состояться концерт Юры. Они прилетели, и он решил заехать ко мне домой. Я жил в рабочем районе, где много пятиэтажек и в основном живут люди с Минского тракторного завода. Водитель Юры, как мы ему ни объясняли, куда ехать, не смог найти мой дом. Тогда Васильич где-то вышел и пошел меня искать сам. И вот он через все эти дворы шел-шел и как-то вышел ко мне. Первым делом, конечно, стал смотреть, какой у меня компьютер, естественно, на чем я дома работаю, стал переставлять мне систему — он тогда очень любил новые системы ставить. Потом мы посидели и поехали на концерт… А в это время на первом этаже нашего дома жила девчуля из народа, которая любила накатить неслабо. И вот она рассказывает моей жене: прикинь, говорит, допилась до белочки. Стою вчера у окна с чашкой чая, смотрю на улицу. Тут из-за угла выходит Юра Шатунов и заходит к нам в подъезд. Как я стояла, так чашка у меня из рук и выпала. Стою, говорит, и думаю: все, надо бросать бухать. Супруга ее успокоила, и с тех пор меня во дворе все очень зауважали…
— Он, конечно, производил неизгладимое впечатление на публику…
— С ума сходили, конечно. Однажды мы поехали на день какого-то города, и я слышал, как там люди меж собой обсуждали: «Это Шатунов ненастоящий! Я Шатунова видел, он не такой!» На самом деле за столько лет своей деятельности Юра, конечно, ко всему этому привык и относился спокойно, как к части работы.
— Спасибо, Андрей, ваши воспоминания очень ценны, и я уверена, читатели их воспримут с теплом и благодарностью.
Саттвический человек
Друзья и знакомые Юры Шатунова часто отмечают именно его простоту в общении и спокойное отношение к своей популярности, без самолюбования и заносчивости. Особенно отмечается то, что про Андрея Разина он практически никогда даже не упоминал в своих воспоминаниях о «Ласковом мае». Композитор Вячеслав Тюрин, создатель и вдохновитель популярной группы Reflex с Ириной Нельсон, вспоминает, как встречался с Юрой Шатуновым…
— Юра приезжал в начале двухтысячных ко мне домой, мы занимались настройкой Интернета. Практически случайно мы познакомились среди общих друзей, и он предложил мне помочь. Тогда Интернет только вступал в свои права, а Юра в этом хорошо разбирался. Я уже тогда заметил, что он очень самостоятельный, спокойный парень, как говорят йоги, саттвический человек. Все это время мы с ним разговаривали о том, как будет развиваться музыкальная техника, какая будет музыка в дальнейшем. Мы никогда не говорили о деньгах, он никого не критиковал, никого не осуждал, не говорил о конфликтах и не жаловался, Разина даже не вспоминал. Беседы были в основном про искусство, про песни, Юра был очень творческим.
— Как вы думаете, в чем феномен «Ласкового мая»?
— Так как в течение последних лет я постоянно работаю с молодыми музыкантами у себя на лейбле, я наблюдаю движуху в музыкальной эволюции и вижу смешные вещи. Все, что сейчас выдается за откровение, как говорит молодежь, «трушность» — все это мы уже видели раньше! Это когда ты не умеешь профессионально петь и играть, но зато выдаешь искренность с помощью каких-то нехитрых технических средств. Ничего не меняется, все то же самое. У каждого поколения была и будет своя «трушность». Во времена «Ласкового мая» все кривили лицо: «Ты слушаешь «Ласковый май»? Фу!». Вот ты так говоришь среди своих продвинутых друзей, а потом приходишь домой, включаешь их кассету, и понимаешь, что это круто на тебя воздействует, и ничего с этим поделать не можешь. Ровно то же самое мы сейчас и наблюдаем. Пустая порой по качеству и содержанию современная музыка, но правдивая по сути, по месседжу, которая пишется подростками для подростков в стиле «ребята с нашего двора».
Эта вкусовая непритязательность есть в людях, которые слушают эту музыку, потому что они очень молоды и пока недостаточно образованны, а никак не потому, что они дураки. «Ласковый май» велик, и Шатунов был великим, потому что они были первыми, кто создавал поп-культуру, не зная ее законов и шаблонов, а такой, какой они ее видели. Юра Шатунов был фронтменом проекта, который придумал Сергей Кузнецов. То, что они нашли ход, когда ничего не умеющий мальчик из детского дома будет петь их песни, было гениально. Если бы они отдали «Белые розы», допустим, Алле Пугачевой, она бы, возможно, не донесла эту песню до людей так, как в итоге это сделал Юрий Шатунов. Вообще, вспоминая о «Ласковом мае», как можно не говорить о феномене Сергея Кузнецова, композитора, который сделал эту музыку? Но я не вижу, чтобы о нем часто вспоминали. Тогда как Андрей Разин был всего лишь менеджером, Юра Шатунов был голосом проекта, а Сергей Кузнецов весь этот проект создал и написал все эти песни...