Корреспондент «МК» решил выяснить, а бывали ли поэты в населенных пунктах, о которых пишут? Итак, мы взяли, путем случайной выборки, стихотворения трех авторов: Дмитрия Мельникова, Олега Демидова и Влада Маленко. И задали им конкретные по повестке дня вопросы.
Дмитрий Мельников – уроженец Ташкента, с 1994 года живет в Москве.
В одном из стихотворений, кстати, нашедшем отклик у донецких читателей, Мельников пишет:
Я ломал это время руками, как сталь,
целовал его в черные губы,
напиши про любовь, не пиши про печаль,
напиши, что я взял Мариуполь.
Напиши - я тебя никому не отдам,
милый мой, мы увидимся вскоре.
Я не умер, я сплю, и к моим сапогам
подступает Азовское море.
(«Напиши мне потом, как живому, письмо…»)
Или вот пример цитаты из Мельникова:
Утром на хуторе средь обгорелой,
черной, сырой, ледяной, очумелой,
донбасской святой земли
яблони расцвели.
Своим многочисленным подписчикам в ВКонтакте Мельников сообщает: «Меня спрашивают про книгу…Удивительный факт - обращения по этому поводу участились с началом СВО (специальной военной операции, - И.В.). А я грешным делом подумал, что поэзия никому не будет нужна в нынешней ситуации. Я ошибся в этом…
Книга стихотворений «Легкий характер» у меня еще есть в некотором количестве. Да, в нее вошел цикл стихов о войне на Донбассе».
Кстати, первое, что Мельников спросил у меня, было лаконичное: «Иван, вы за книгой»? Но меня интересовало совсем другое.
— Дмитрий, у вас есть цикл стихотворений о Донецке, произведение о Мариуполе и Азовском море. А вы были в этом городе?
— Нет.
— И в Донецке тоже?
— Нет, не был никогда.
То есть стихи Мельникова, будь они тысячу раз талантливые и соответствующие критериям художественности, являются чем-то вроде «портрету по фотографии», которые можно купить на Арбате или на бульваре Пушкина в Донецке.
Подумалось, мало ли – человек же может искренне симпатизировать фронтовому краю и его жителям, как-то помогать «удаленно»: собирать гуманитарку, например, или принимать участие в других проектах.
Но и здесь ответ был отрицательным: «В проектах не участвовал. Помогаю лично в руки, когда есть такая возможность».
Если честно, дальше что-то выяснить уже не хотелось.
Помнится, Пастернак, весь мир хотел заставить плакать над красой земли своей, но он эту землю хотя бы видел своими глазами. (Мандельштаму удавалось удвоить силу такого видения, он говорил: «Но люблю мою бедную землю, / Оттого, что иной не видал».
Следующим на очереди для географического опроса был Олег Демидов. Московский поэт и литературовед недавно выдал на-гора стихотворение «Мариуполь», где были такие строки:
Не город — братская могила
застрявших между двух огней:
один — языческая сила,
второй — Божественная тень…
«Сегодня мы идём катком,/ идём уверенно и строго», — написал Демидов, имея в виду наступление на тех, кто уничтожал «мирные селенья». Это стихотворение восходит к «Преследованию» Пастернака, где красноармейцы «Летели по рвам и рытвинам / За душегубами вдогонку» и «Давили гнезда их гадючьи». (У Демидова мы слышим «хруст костей и позвонков» в неком эпическом сверхжизненном отстранении от ужаса происходящего.)
Откуда в это произведение пришел приморский город? Из репортажа, увиденного по телевизору, или из личных воспоминаний?
— Олег, вы были когда-нибудь в Мариуполе?
— Был, но очень давно, в 2011 году. Проездом на полдня, когда отправлялся под Мелитополь. Понятное дело, остались обрывочные впечатления — от моря, солнца и золотых песков в Кирилловке.
И, как бы оправдываясь за недостаточную «погруженность» в беды и горести донецкой земли, Демидов добавил: «Если представится возможность и время, обязательно поеду. Многие мои близкие, друзья, товарищи, знакомые оттуда».
— А в каких проектах с «донецкой пропиской» вы были задействованы?
— Сейчас готовлю собрание стихотворений уроженца луганщины Ивана Приблудного. Сам помогал дончанам деньгами, но не участвовал в сборе.
А что же Влад Маленко? Поэт, театральный режиссер и актер в «горячем» августе 2014 году опубликовал стихотворение, фрагмент которого я здесь приведу. В нем не только мощный сострадательный посыл, но и опять-таки извинение от имени москвичей «с повадками актеров», то есть от самого себя:
...Я - Донецк.
Город-вдовец.
Отец
с рваными лёгкими.
Я любуюсь вами,
Москвичами далекими,
Добрыми,
Прыткими,
Имеющими
повадки актеров...
Когда-то вы мне посылали открытки,
Поздравляли
Родственников-шахтёров...
Теперь приезжайте,
Потрогайте
щеки домов,
Посмотрите
на шахтеров-
Волхвов
с черным камнем
даров,
Покурите мной
на проспекте Артёма…
У Маленко Донецк, пьющий весну из шахтерской каски, стал аналогом библейской Альфы и Омеги («Это начало, а не конец», — уверен поэт).
И, когда мы поговорили об этом тексте, Влад «прокололся» (беру это слов в кавычки) только раз, – не помнил, как называется река, дно которой принесло ему откровение. Кальмиус – это название Маленко не держал в голове, хотя саму реку помнил чисто визуально. Как Крытый рынок и универмаг «Белый лебедь», считавшийся символом шахтерского мегаполиса. Или главную улицу, носящую имя товарища Артема.
Потому что был там.
— Мы привозили в этот прекрасный город таганские спектакли «В поисках жанра», «Владимир Высоцкий». Конечно, общались с людьми. В том числе с шахтерами. И не только в Донецке. Ездили по всей Донецкой области с отдельными маленькими выступлениями таким составом: Семен Фарада, Валерий Золотухин, Иван Бортник и я.
А весной 2014 года наш Московский театр поэтов первым и, пожалуй, единственным, устроил публичную читку документальных материалов, собранных нашими ребятами-поэтами на Юго-Востоке Украины. Тогда уже очень трудно было попасть в город, но получилось. А потом в Москве уместили все в пьесу, собрали автомобильные покрышки со всей Таганки и уселись на них во внутреннем дворе театра с личного разрешения Николая Губенко, который мне доверял. Вся «модная» театральная тусовка смотрела тогда на нас свысока и с насмешкой. Все, как обычно: типа, московские ватники что-то рассказывают про таких же ватников в Донецке. Вот Путина под камеры ругать в Театре.doc — это перформанс… а это, мол, внимания не стоит. Но мы продолжали наши опыты после трагедии в Одессе.
Сейчас писателей и мастеров культуры раздирают противоречия: одни против боевых действий, другие — их поддерживают, считая инструментом достижения мира. Но этот идеологический «водораздел» второстепенен. Гораздо важнее понять, имеем ли мы право «любить Донбасс на расстоянии» (об этом я спрашиваю каждое утро и самого себя). Потому что если заявлять о желании быть со своим народом, то нужно быть готовым разделить с ним хотя бы часть выпавших на его долю страданий.
Это все, конечно, — мои частные впечатления и ощущения. Но, помнится, начинающим писателям на форумах молодой литературы, известных, как «Липки», маститые писатели в первую очередь говорят: не слагайте вирши о Куликовской битве, русско-японской войне или Диком Западе. Не беритесь за то, чего не прочувствовали.