В фильмографии Николаевой есть исторические проекты «Комиссарша» и «Контригра», но эпоху двадцатых режиссер воссоздавала впервые. И изучить фильмы своих коллег о том времени возможности не было. Несмотря на кинематографичность тех лет (старый мир уже в прошлом, а новый строить еще не начали, на руинах возникают первые магазины нэпманов, в стране сухой закон и как следствие — активная деятельность бутлегеров, чаще всего прав тот, у кого оружие), масштабной гангстерской саги о двадцатых здесь никто не снял.
Именно поэтому начать пришлось с изучения архивов, что для Елены Николаевой, проучившейся некоторое время на историческом факультете МГУ, было вполне привычной практикой. «Цыпленок жареный» вряд ли следует воспринимать как видеопособие по истории. Но если авторы хотели показать весьма характерное для революционных времен крушение идеалов и летящие под откос судьбы людей, то у них многое получилось.
Для самой Елены Владиславовны этот сериал — еще и глубокое личное переживание. Одну из главных ролей здесь сыграл ее сын, популярный актер Иван Рудаков. За несколько дней до премьеры проекта Иван умер от сердечного приступа, и роль Бухнера стала одной из последних в его биографии.
— У Ивана в «Цыпленке жареном» очень хорошая роль, — говорит Елена Николаева в беседе с «МК». — Он еще появится в двух сериалах, в которых успел сняться, но думаю, что его Бухнера поклонники запомнят надолго.
— Можно сказать, что этот сериал стал для вас семейным проектом: Иван сыграл одну из главных ролей, ваш муж режиссер Алексей Рудаков участвовал в написании сценария, а оператором-постановщиком был ваш младший брат Максим Осадчий. Вообще ваши коллеги не часто берутся за эпоху двадцатых годов. Что вас вдохновило в том времени?
— Наверное, это у меня из детства. Я и мой брат Максим — из семьи ссыльных поляков, и родились мы в Красноярске. Воспитывала нас няня, которая была дочерью белого адмирала российского флота Ермолаева. Ариадна Платоновна провела в тюрьмах лет двадцать. Сначала ее посадили за офицерский мятеж 1919 года, потом она сидела при Берии за то, что пыталась вынести со склада немного муки для голодного ребенка, а в третий раз Ариадна Платоновна попала в лагеря в ходе репрессий в отношении тех, кто отличался благородным происхождением. Она была замечательной рассказчицей, и от нее я много узнала о том времени. Как будто мемуары прочитала, и у меня сложилось ощущение, что я словно жила в той эпохе. Это время мне нравится, оно меня притягивает и как будто с детства было визуализировано. Тогда еще не начали строить новую страну, и все как будто жили вповалку, но в отобранных у прежних хозяев дворцах. Такой последний глоток старой России перед началом нэпа, строительства новой жизни, появления новых слов и аббревиатур, что блестяще воспето у Ильфа и Петрова. О двадцатых мало кто снимал, хотя это удивительное время. И я всегда мечтала именно о проекте про ту эпоху.
— В бутафорском отношении исторический проект, особенно тот, в котором немало персонажей, может стать большим испытанием для всех его участников…
— Конечно, было нелегко. Вы приходите на площадку, и в девять утра должна прозвучать команда «Мотор!». Но гримеры и костюмеры за два часа до этого должны начать готовить массовку. То есть людей, например, для сцены демонстрации нужно сначала одеть, а потом вернуть весь реквизит. И если у актеров рабочий день не больше двенадцати часов, то у них — уже четырнадцать-пятнадцать. Любой предмет, который берут в руки на съемках, нужно либо создать, либо взять в аренду. Это трудоемкий процесс, целое производство, которое совсем не похоже на съемки какого-нибудь арт-кино. Но я по натуре отличница, поэтому люблю исторические проекты, разбираться в деталях, возиться в этом.
— Многим казалось, что двадцатые годы — не самое элегантное время. Но у вас некоторые герои и героини одеты очень эффектно…
— Двадцатые — время, когда еще не все старое было уничтожено. Это касается и привычки некоторых дам носить кружевное белье. Вообще в то время почти все производство остановилось, и новых вещей не было. Откуда, например, появились буденовки? В свое время их создал гениальный художник Василий Васнецов как часть формы для парада победы царской армии в Берлине и Константинополе. Но революционеры грабанули военные склады и ходили в этой форме. Кожанки изначально предназначались для медсестер, но их примерили комиссарши; длинные плащи чекистов были созданы для штабных офицеров. Так же и с обычной одеждой. Взяли посольство — и вот вам, пожалуйста, костюмы дипломатов. У нас герой Павла Трубинера носит плащ прямо как у Шерлока Холмса, а Бухнер всегда в роскошном костюме.
— Поклонники сериалов очень любят находить какие-то соприкосновения между нашими проектами и иностранными. И «Цыпленок жареный» уже многие сравнили с «Острыми козырьками». Можно ли говорить о том, что британский сериал на вас как-то повлиял?
— Как некий референс — безусловно. Время, молодые герои… Вообще я изучаю разные иностранные проекты. Перед съемками «Комиссарши», особенно сцен, где немцы входят в город, я просто покадрово смотрела, как в «Братьях по оружию» из двадцати пяти человек массовки сделали роту в сто человек. Нужно учиться у коллег, которые хорошо делают свою работу, и ничего зазорного в этом нет. Но ни о каком подражании «Козырькам» речи, конечно, не идет. И у нас в проекте есть своя гордость. Например, построенная на территории бывшего завода декорация целого городского района. Улица с двумя переулками, чайная, ателье, пекарня, склад… Получилось очень атмосферно, как будто в другой мир попадаешь.
— В сериале играют очень популярные актеры, и вы как режиссер, наверное, знаете, что у звезд уже сложились примерные типажи персонажей, роли которых им предлагают. Но вы разрушили многие стереотипы. Например, Виктор Добронравов никогда прежде не играл такого демонического негодяя…
— Я видела его в театре, он прекрасный актер. Тонкий, пластичный, и мне показалось, что он может в кино гораздо больше, чем обычно делает. И еще мне хотелось, чтобы Кумова сыграл человек, у которого раньше таких ролей не было. У этого персонажа есть прототип — Яков Петерс, один из первых чекистов, в прошлом разбойник, сидевший на каторге. Такие люди были очень нужны большевикам.
— Сухоруков мало того, что играет криминального денди, так у его персонажа есть совершенно не свойственная для героев Виктора Ивановича романтическая линия…
— Это у него впервые. Я всегда видела в нем человека, жадного до жизни и способного на ураган страстей. И ему было интересно такого сыграть, и мне нужен был именно сложный, с тройным дном, человек, который держит целый город, то есть змея и лев в одном флаконе. Конечно, это Сухоруков, и он блестяще с этим справился. А как он смотрит на любимую женщину! Глаза одновременно горят и сверлят. Что касается костюмов, то мы сделали для него очень эффектный гардероб. Наверное, так должен выглядеть человек, который награбил и теперь может пожить так, как мечтал раньше. Могу сказать, что я получила всех, кого хотела видеть в кадре. Конечно, были пробы. Заранее запланированы были только Ира Пегова и Сергей Сухоруков. Всех остальных мы искали, приглашали на пробы, обсуждали, так что кастинг рождался в честной борьбе.
— Наверное, не так просто было превратить молодых актеров в персонажей двадцатых годов. Многие ваши коллеги замечали, что современные лица совсем другие. Как вы с этим справлялись?
— Прежде всего я хотела Голливуда — в том смысле, чтобы в кадре были красавцы. Очень долго искали Митю: мне казалось, что это должен быть молодой современный Шакуров. И Максим Белбородов стал настоящим открытием. Никита Волков — блестящий актер, и я очень горжусь тем, что на роль Роди взяла именно его. Никита работает с огромным погружением. Для своей роли тренировал речь, сейчас так, по-моему, вообще не говорят, а еще пером выучился писать, что непросто. Все рукописи в кадре написаны реально им. Ему наращивали волосы — никаких париков; я просила его какое-то время походить в костюмах, чтобы он привык к такой одежде. А какая пара с Любой Аксеновой! Вообще я очень люблю всех своих артистов, и они мне отвечают тем же.
— Были во время съемок моменты, которые вы до сих пор вспоминаете как катастрофу?
— На съемках я сломала позвоночник и потом работала в корсете. Мы снимали сцену, в которой белые офицеры скрываются в подвалах. У нас было два плейбека: наверху и в подвале. Все случилось в спешке, я бежала вниз по лестнице, поскользнулась и ударилась спиной, потеряла сознание. В результате — компрессионный перелом позвоночника, ушиб легкого. Правда, на следующий день я уже была на площадке, но потом муж нашел в Москве клинику, где делают нужную операцию: в тебя вгоняют иглы, и потом все по живому заклеивается. После операции нужно было лежать десять дней, но уже через два дня я продолжила съемки. Это была картина, которую я мечтала снять, поэтому об остановке даже речи идти не могло.
— Съемки — стрессовый и во многом безжалостный процесс. Состояние здоровья — не повод нарушать график…
— Нормальный режиссер должен быть человеком стресса, и я в нем как рыба в воде. Я была фанатично влюблена в этот проект. Так и сказала врачам, которые спрашивали меня: «Зачем вы так с собой?» Оператор Макс Осадчий впервые взялся за сериал, и только потому, что я, старшая сестра, его попросила. Юрий Потеенко, большой композитор, написал музыку, прекрасные актеры — в общем, для меня все звезды сошлись, и какой-то вышибон позвоночника, какая-то косточка будет мной рулить? Да вы в своем уме?..
— Сейчас не принято делить профессии на мужские и женские, но иногда ваши коллеги, успешные режиссерки, как сейчас принято говорить, утверждают, что все-таки для женщин это очень непростое ремесло. Согласны?
— Ну что делать, если в России бабы такие? Нас советская власть в семнадцатом году комиссаршами сделала, а вы хотите, чтобы мы профессии на мужские и женские делили. Нет, мы все смешались. Режиссер — профессия сильного и фанатичного человека. А женщина, кстати, часто бывает большим фанатиком, чем мужчина. Вот я сейчас с ковидом лежу, но все равно рулю площадкой в режиме онлайн. Снимаем «Медиум-3». Муж меня подменил после похорон сына, потом тоже заболел, но переносит все легче, поэтому лечится дома. И я продолжаю работать — и не оставлю это, потому что в моей ситуации только работа и лечит.