На сцене «Зарядья» - большой симфонический оркестр (состав Musica Viva под руководством Александра Рудина был значительно расширен), за пультом - маэстро Валентин Урюпин, Московский государственный академический камерный хор (художественный руководитель Тимофей Гольберг), ансамбль Ex Libris, Новый русский квартет, бас Владимир Байков, четыре чтеца - Надежда Маркина, Татьяна Бондаренко, Сергей Шнырев и соавтор «Рождественского поста» поэт Сергей Завьялов. Гигантский экран-задник транслирует видеоизображение – затуманенный, застывший, черно-белый силуэт Ленинграда, без его узнаваемых архитектурных символов – лишь коробки домов с дворами-колодцами (видео Михаила Суротдинова).
28 ноября по новому стилю начинается Рождественский пост. «Сегодня - сообщает чтец, - а также в воскресенье, вторник и четверг - разрешается рыба. В понедельник – горячая пища без масла. В среду и пятницу – сухоядение»…. Голоса сменяют друг друга: карточка на ноябрь месяц. Купон на крупу – 25 граммов, купон на жиры 10 граммов, карточка на хлеб – 25 граммов… Температура воздуха в Ленинграде – минус 12-14 градусов… 6 декабря 1941 года войска нашего Западного фронта, измотав противника…. Алиментарная дистрофия неосложненной формы с отеками и без отеков… А еще в другой раз у меня будет такой специальный шкаф, в одном месте манная крупа, в другом месте перловая крупа… Лешу-то я не похоронила… А еще в другой раз у меня будет так все сделано, что папа не умрет…
Текст Сергея Завьялова - сам по себе содержит мощный объем смыслов и ассоциаций. Как будто огромный город заговорил разноголосицей - чьи-то жизни, чьи-то смерти… И все - имеют значение: «я сказал, он сказал, они сказали...»
Голоса фантастическим образом проникают внутрь партитуры – не тонут в ней, но и не доминируют. Они интегрируются в музыкальную ткань и становятся такими же участниками, как любой другой инструмент оркестра или голос хора. Более того, и тексты, и видео при всей их, казалось бы, конкретности, каким-то волшебным образом воспринимаются не буквально, не прямолинейно, в них обнаруживаются смыслы, выходящие за рамки этой истории, обретающей черты библейского пророчества. Секрет этого волшебства – в музыке, проникнутой искренним чувством, которое нельзя подменить никакими композиторскими техниками. Сергей Ахунов, конечно, владеет ими в совершенстве, но не в этом его магия. Опираясь, казалось бы на традиционные, базовые, интонационно узнаваемые языковые стандарты, он не только не стандартен, но абсолютно не вторичен. И если в драматических эпизодах мы слышим некий «градус», свойственный музыке Шостаковича, то это не более, чем градус – музыка Ахунова самостоятельна и оригинальна. Неожиданный эпизод с использованием фрагмента советского немого фильма «Третья Мещанская» 1927 года: полет спортивного самолета с восторженной влюбленной парой на борту. Знатоки вспомнят: фильм Абрама Роома рассказывает, на самом деле, не о паре, а о нетрадиционном любовном трио (прототипом послужили Брики и Маяковский). Этот «легкомысленный» видеофрагмент сопровождается прекрасным танго в исполнении струнного квартета. И нет в этом танго ни пародийности, как, скажем, бывало у Шнитке, ни постмодернисткого стеба. Это просто красивейшее танго – которое хочется слушать и плакать о невосполнимой потере наивного человеческого счастья.
Форма симфонии стройна и логична, и в то же время не схематична - в драматургии даже ощущается нечто импровизационное, настолько естественно она выстроена. Соло баса (тончайшая вокальная и актерская работа Владимира Байкова), чередуется с хоровыми и оркестровыми эпизодами, необычайную краску вносят православные духовные распевы - то одноголосные, то как бы расщепляющиеся на секунды. Ближе к финалу звучит оркестровая тема с мелодией такого уровня, что сложно поверить в ее появление в «немелодичном» XXI веке. Надо признать: в зале плакали. Да и на сцене не все исполнители могли сдержать слезы. Но композитор завершает свой «Рождественский пост» в ином ключе - отнюдь не сентиментальной молитвой, обращением к Богу.
После того, как отзвучал последний аккорд, воцарилась пауза. Залу нужно было время, чтобы перевести дыхание, осознавая силу этого художественного высказывания. Которое кроме всего прочего доказало: современная академическая музыка способна к созданию трагических образов, оставаясь на территории прекрасного.