Верди написал оперу по мотивам пьесы Виктора Гюго «Король забавляется». Однако либретто Франческо Мария Пьяве, как, собственно, и первоисточник, в позапрошлом веке были запрещены цензурой по причине того, что своим содержанием подрывали авторитет верховной власти. Чтобы творение увидело свет, короля заменили на безымянного герцога, погрязшего в разврате, а опера получила название «Риголетто» — по имени шута при дворе этого самого развратного герцога.
В нынешнем «Риголетто» тем, кто не знает классического сюжета, поначалу непросто будет понять, кто на сцене есть кто: шут в классическом шутовском облачении и с характерным большеротым гримом пластично, но почему-то безмолвно передвигается меж гостями, а поет другой — крепкого сложения и в цивильном костюме человек, сидящий на авансцене. На пуантах безмолвно по авансцене ходит утонченная красотка в вечернем платье с голой спиной. Уже подросшая девочка бегает. Смятение в сознание вносит прием, который использует режиссер, — система двойников. Но непосвященный зритель (а посвященным и так все понятно) довольно быстро разберется, кто кем кому приходится и что здесь происходит.
В качестве увертюры пойдет видеоизображение девчушки лет трех, в легком белом платьице куда-то бегущей, с неловкими движениями. По виду вовсе не ребенок-ангел, и какая-то тревога или даже растерянность читается в ее больших темных глазах. Стилистика изображения — съемка для домашнего архива дня рождения крошки. Событие вроде радостное, а в глазах именинницы отчего-то печаль. Семейное торжество сменит уже съемка гостей в режиме онлайн, которая ведется с нескольких точек. Так вторым планом сценическому действию постепенно создается кино — жуткая драма уродливого и злого на язык шута Риголетто. Но в роскошной раме. Впрочем, кино в театре у Панкова подчинено интересам оперы.
Особую чувственность и эмоциональность ей придают и киноплан постановки, и двойники. А в случае Джильды тут вообще тройная история. Любимую дочь Риголетто сопровождают сразу две девочки: одна лет девяти-десяти, другая — подросток, и обе одеты маленькими клоунессами — белое с пышной юбкой платье и острый колпачок Коломбины на голове. Юная Джильда — балетная (Екатерина Дурасова), та, что помладше, — оперная. Конечно, у маленькой Джильды (Елена Башлова) нет больших партий, но она своим неокрепшим детским голоском поддержит арию своей взрослой «сестры», и это прозвучит так трогательно, что публика разразится аплодисментами, а кое-кто из особо чувствительных прослезится. Так у Панкова возникает тема памяти детства. Ее нежность отчетливее проявит всю трагичность истории.
На титульную партию в «Стасик» приглашен оперный певец из Грузии Николоз Лагвилава, который Риголетто поет и в других известных театрах мира. Что вполне объяснимо: его сильный, с красивейшим окрасом баритон поддержан еще и мощной игрой артиста. Вместе с колоратурным сопрано Лилией Гайсиной (Джильда) они составляют прекрасный сценический дуэт, который справился с излишне быстрым темпом, в первом акте заданным оркестру маэстро Коробовым.
Двойные образы главных героев, воплощенные к тому же в разных жанрах, позволили Владимиру Панкову придать не только объем постановке, но и проявить другую тему — блеск и нищета жизни лицедеев, публичной и невидимой миру. Иллюзия этого блеска эффектно поддержана и осуществлена художниками Максимом Обрезковым (сценография, костюмы) и Кириллом Плешкевичем совместно с Яном Калнберзиным (видеоизображение). Их работа напоминает детский калейдоскоп, который при каждом повороте меняет и множит причудливый узор. Узор экранный из вещественного мира (денежные знаки, оружие) и одушевленного (придворные фрейлины, маски комедии дель-арте) сопровождается выходом всех этих персонажей: они пластически разыгрывают сцены, условно повторяющие ключевые события оперы (элегантная работа хореографа Екатерины Кисловой). Многожанровость удивительным образом подходит премьерному «Риголетто» в постановке Владимира Панкова, чей оперный дебют можно считать удачным.
Особенно ценно — режиссер не стал заложником трендов, что сейчас рулят на постановках классики, и обошелся без циничного стеба. Немного юмора и иронии, деликатно и уместно. Так, герцог (Владимир Дмитрук), затянув свою знаменитую арию «Сердце красавицы склонно к измене», продолжил ее уже в зале, как будто господин распевает в караоке, любезничая с дамами, и даже целует одну, к радостному удовольствию публики. И всем своим самодовольным видом спрашивает: богатый он распутник или как? А хористки в малиновых сарафанах и кокошниках, на пару минут возникшие на сцене, задорно подвизгивают пению герцога. Пожалуй, это единственная вольность, которую позволил себе режиссер.
— В своих прежних работах в театре я использовал жанр оперы как краску. Теперь влюбился в оперу, точнее, опера влюбила меня в себя, — говорит мне режиссер уже за кулисами, когда отгремели аплодисменты и актеры прямо на сцене делают фото на память. — Поработав в оперном театре, я теперь, мне кажется, больше понимаю в том, что делаю в SounDramе: если в опере ты идешь от музыки к действию, то в SounDramе — от действия к музыке.
— Режиссеры драмы, приглашенные в оперу, не могут себе отказать в удовольствии перекроить музыкальный и литературный материал. Ты, как я вижу, не допустил радикального вмешательства. Почему?
— Я действительно ничего не перекраивал, не переставлял — в этом была моя задача, мой вызов. Все музыкальные акценты расставлены как в опере. Я бы очень хотел повторить этот опыт.