Сценарий «Море волнуется раз» написан Николаем Хомерики в тандеме с Александром Родионовым, и это их четвертая совместная работа.
Их герои - Коля (Валерий Степанов) и Саша (Ольга Бодрова) уединяются в заброшенном доме, расположенном в лесу. У них сложные отношения. Они еще не разобрались в чувствах, боятся своей любви, ссорятся, гуляют и ощущают присутствие моря.
Однажды ребята встречают немолодую пару (Андрей Смоляков и Юлия Ауг), тоже живущую в заброшенном доме. Чем-то они похожи на них, как если бы молодые герои перенеслись в машине времени в другое время и стали взрослыми.
Сашу мучают кошмары. Ей снится, как ее накрывает волна, и она кричит по ночам. Во сне она взрослая, и у нее есть муж Коля, до которого невозможно дозвониться. История не бытовая, а метафизическая, сложная и для опытных артистов, а тут – дебютанты.
Для Николая Хомерики это личная история. «Восемь лет назад мы поженились со Стасей, - рассказывает он, находясь рядом с женой Стасей Гранковской- Хомерики, ставшей на этой картине художником по костюмам. - С тех пор мы каждый день выясняем отношения. Я подумал, что надо про это что-то сделать, снять фильм про отношения и любовь. Лет пять назад я написал одну страничку, показал ее Саше Родионову, и мы стали что-то накидывать ».
Пока Минкульт не выделял финансирования и ставил проект в резерв, Николай Хомерики искал актеров, проводил пробы, и вот нашел «этих двух замечательных людей». Ему важно было, чтобы они были не только по отдельности органичными, но составили бы пару, когда он или она сидят на стуле и молчат, но интересно за ними наблюдать. У Ольги и Валерия было 33 съёмочных дня, у старшей пары -всего 3.
Николай Хомерики носил на «Кинотавре» рубашку, в которой снимался Андрей Смоляков. Стася Гранковская-Хомерики поясняет: «Эта история про нас, и я таскала на площадку нашу одежду. Валера весь фильм в футболке Коли. Коля так в жизни одевается. А халаты нам дала Надежда Васильева (художник по костюмам и вдова Алексея Балабанова – С.Х.).
Изначально фильм назывался «Волна». «Волна постоянно снится Стасе. Я эти волны изучил. Мутная вода, прозрачная. Оказывается, в сновидениях волна у многих появляется. Она означает страх, что все закончится», - объясняет Николай Хомерики. «Мне снится, что она идет, что все может сейчас закончиться. В ночь перед последним съемочном днем мне впервые приснилось, что она меня накрыла. Я с ней встретилась и наконец-то оказалась внутри. Это было приятное чувство совсем не страшное», - говорит Стася. Вот как все это сыграть, тем более начинающим артистам. Иногда снимали без хлопушки.
Актеры понимали, что расслабляться нельзя. Присел, а тебя уже снимают. Они все время находились в лесу, который по замыслу режиссера стал отдельным персонажем. Спрашиваю у Стаси Гранковской: «Ольга похожа на вас?». Она отвечает: «Мы по-разному себя ведем, но сходство на экране точно есть».
Ольга Бодрова, исполнившая роль юной Саши и фактически жены режиссера Николая Хомерики, родилась в 1998 году. Она - дочь Сергея Бодрова-младшего и Светланы Михайловой. В 2020 году окончила ГИТИС, мастерскую Леонида Хейфеца. Тогда же снималась в фильме Анастасии Нечаевой «Велга» в главной роли.
Но ее дебютом и открытием как актрисы все-таки стал фильм «Море волнуется раз». А если говорить о театре, то дебют состоялся в «Мастерской Петра Фоменко», когда вышел спектакль «Доктор Живаго». Режиссер Евгений Каменькович пригласил 22-летнюю Ольгу Бодрову на роль Лары Гишар, почувствовав в ней ощущение тревоги, которая должна присутствовать в гимназистке Пастернака. Лара в исполнении Ольги похожа на бескомпромиссного подростка, хотя это уже взрослая барышня.
Мы поговорили с Ольгой Бодровой в Сочи после премьеры фильма «Море волнуется раз»
- Вам повезло, что в самом начале карьеры вы встретились именно с Николаем Хомерики. Какие ощущения испытали на съемках такое непростой картины?
- Да, это большое счастье, что мы встретились. Для меня самое главное - то, что у нас был творческий процесс, и, помимо прекрасного человеческого отношения, появилась возможность разговаривать, читать, репетировать, пробовать. Это большая редкость для российского кино, и это оказалось самым ценным. Благодаря этому уходили волнение и страх, укреплялось доверие.
Нам в целом было легко, поскольку сложился хороший контакт, и мы попытались сохранить эту атмосферу. В первые съемочные дни было сложно. Большое счастье, что удалось снимать в хронологическом порядке. Это очень помогло, ведь для нашей истории это существенно, все в ней происходит одно за другим. Мы вместе с Валерой постепенно погружались в нее, и это тоже работало на историю.
- Сначала нашли героя, а потом уже вас?
- Да. Николай говорил, что важна была пара. Валеру нашли в первый год кастинга, который растянулся. А меня позднее.
- Что почувствовали, впервые увидев себя на экране?
- Было ощущение, что это другой человек, хотя мне сказали, что на экране я как в жизни. Но мне казалось, что это все-таки другой человек, и было интересно смотреть на героиню, на то, как она живет. Конечно, хотелось кое-что поправить, как-то по-другому ее повести, но поскольку это невозможно, то я ее отпустила. Теперь Саша живет сама по себе
- Николай Хомерики первым вас пригласил в кино? Как он с вами разговаривал?
- Я до этого работала с Настей Нечаевой. Она дебютант. Это был полный метр, но фильм так и не был доснят, процесс немного затянулся. С Николаем мы пили чай из шиповника на холме в Геленджике и разговаривали. Это большое счастье, что у нас возникла какая-то химия, произошло соединение. Когда я пришла на пробы, то сразу почувствовала, что от Николая исходит человеческая энергия, и это самое дорогое.
- Не смущала концепция режиссера? Ведь ваша героиня словно бы продолжается в другой женщине?
- Нет, не смущала. Тут не совсем продолжение, скорее, какая-то предопределенность. Мне очень близки вопросы, которые Николай задает. Когда я в первый раз прочитали сценарий, то не все поняла. А после того, как перечитала, у все сложилось, не осталось никаких вопросов. Я подумала, что это гениально, и доверилась режиссеру полностью.
- Кому-то не хватило в вашей истории иронии. Вы почувствовали недопонимание?
- Никакой иронии нет. Просто мы пытались задать какие-то важные вопросы. Но это хорошо, когда не все понятно и очевидно. Кто-то ушел, не досмотрев фильм до конца. А те, кто остались, нас в какой-то момент приняли. Это же не пирожок, который надо испечь и продать, чтобы он всем нравился. Может, это и есть показатель хорошего кино, раз оно вызывает вопросы. Что-то не понятно, внутренне с чем-то споришь, значит, это все живое.
- Ваш дед Сергей Владимирович Бодров видел картину?
- Видел. Он даже разговаривал с Николаем. У него тоже были зрительские вопросы, но он доволен результатом и рад за меня.
- Появились новые предложения в кино? Или театр – это главное?
- Театр – это основа. В принципе артист начинается с театра, а дальше, дай бог, будут хорошие предложения в кино. Параллельно со съемками «Море волнуется раз» я работала у Данилы Козловского на его картине «Карамора».
- Вы учились в ГИТИСе..
- Да, я окончила режиссерский факультет ГИТИСа, училась в актерской группе в мастерской Леонида Хейфеца. Сейчас работаю в «Мастерской Петра Фоменко». У меня там два спектакля «Доктор Живаго» и «1000 и 1 ночь».
- Для Леонида Хейфеца это был последний набор? Он успел вас довести до выпуска?
- Мы были последними. Когда учились на третьем курсе, он себя уже плохо чувствовал, но нам все-таки посчастливилось с ним пообщаться.
- В «Мастерскую Петра Фоменко»вас пригласили на роль Лары и после этого вы стали актрисой этого театра?
- Да, Евгений Борисович Каменькович меня позвал на роль Лары после выпуска. Он работает на режиссерском факультетеГИТИСа и следил за нашим курсом во время обучения.
- Раньше «Мастерская…» была как замкнутая каста, где пополнение шло в основном за счет прямых учеников Фоменко.
- Устройство театра было другим. Раньше были показы отрывков, этюдов для Петра Наумовича. Но все давно поменялось. Так как Евгений Борисович работает на режиссерском факультете, то он видел нас уже в работах и пригласил.
- Не чувствуете себя представительницей другой школы?
- В театре уже есть представители другого поколения - ученики Евгения Борисовича, Олега Львовича Кудряшова, учившиеся со мной в одно время. Я часть нового поколения, которое там есть.
- Какие перспективы в театре?
- Скоро начнется работа над новым спектаклем. Наверное, я пока не могу об этом говорить.
- Молодые актеры не горят желанием постоянно работать в театре, съедающем много времени и энергии. Свобода многим дороже.
- Я очень люблю театр. Мне кажется, что актерская профессия в принципе несвободная, поэтому говорить о свободе, наверное, странно. Свобода может быть внутренней. Я люблю театр. Это для меня осознанное служение, к которому я шла. Мне там очень приятно находиться, нравятся люди, которые там работают.
- Что вас подтолкнуло к актерской профессии? Почувствовали что-то в себе, что требовало выхода?
- Я долго не понимала, куда идти, чем заняться. А потом в один момент это всплыло, как будто было всегда, словно я боялась себе в этом признаться или не оставила часть своей души на то, чтобы про это подумать. Не знаю, как все произошло, но вдруг - раз, и я это поняла. Сначала я пошла в театральную студию в школе, потом на подготовительные курсы в Школу-студию МХАТ, а поступила в ГИТИС.
- Вы, как все абитуриенты, поступали параллельно в разные вузы?
- Конечно. Я прошла на конкурс в Школу-студию МХАТ и ГИТИС, но выбрала ГИТИС. Никакой же семейной традиции не существовало, которая бы все определила. У меня не театральная семья. Не было вообще таких разговоров. Мама в какой-то момент сама почувствовала, и я почувствовала…
- Что надо дать выход энергии?
- Не то что надо…. Просто она почувствовала, что меня почему-то туда потянуло, причем это было в довольно взрослом возрасте, классе в десятом. Это не мечта с детства. Я была очень серьезным ребенком. В какой-то момент мама меня спросила: «А ты не хочешь стать актрисой?». Я ответила: «Нет. Зачем?» А потом в 10 или 11-ом классе вдруг поняла, что хочу этим заниматься.
- На сцене вы совсем другая, не такая как в жизни и на экране.
- Мне самой интересно, как все со сцены выглядит. Наверное, нам помогло то, что мы выпускали «Доктора Живаго» в сложный период пандемии на каких-то невероятных энергиях.