— 22 месяца и 628 спектаклей — столько времени Вахтанговский провел в нашем городе и столько сыграл своих спектаклей во время войны. А сколько было выездов с концертами в госпитали. Так что наша дружба продолжается 80 лет, — говорит со сцены заместитель губернатора Омской области Татьяна Дерновал, после того как закончилась овация, устроенная зрителями.
В Омск театр эвакуировался в октябре 1941-го, после того как в результате первого налета немецких самолетов на Москву бомба попала в здание на Арбате и разрушила его. Вахтанговцы уезжали в Омск, будучи уверенными, что скоро вернутся в столицу, что война ненадолго. Поэтому ехали практически налегке, захватив только необходимое, как, например, Алла Казанская, — пару концертных платьев. А в итоге почти два года пробыли в Омске.
Надо сказать, что омский период в жизни театра, как это ни странно прозвучит, сами артисты позже называли его расцветом. Играли и репетировали в Омской драме, выпускали премьеры, поделив сцену с хозяевами: четыре дня в неделю играли москвичи, три — местная труппа.
— Когда они приехали, в подвале для них сделали столовую, чтоб как-то подкормить, — рассказывает директор омского театра Виктор Лопухов.
Голод, холод зимой, комнаты в коммуналках без каких-либо удобств, на местном рынке приходилось продавать вещи, чтобы выжить, но старались жить без уныния. «Роптать на отсутствие дров и сетовать на скудное питание считалось непристойным, — позже вспоминал сын Рубена Симонова Евгений. В Омске он был еще подростком и не думал, что возглавит Вахтанговский после смерти отца. — Сшить себе модное новогоднее платье тогда считалось верхом легкомыслия, а грызть, предположим, яблоко в общественном месте признаком безвкусицы и дурного тона». Вахтанговский и в Москве до и после войны негласно считался театром аристократов, насколько ими тогда можно было оставаться в СССР. Теперь это уже история, в которую новое поколение артистов вписывает свою страницу.
За несколько часов до первого спектакля артисты двух театров пошли к памятнику Михаилу Ульянову, три года назад поставленному возле драмы. Будущий народный артист СССР, гордость страны, приехал в Омск из маленького областного городка Тара тоже во время войны, не подозревая, как эвакуированный из Москвы театр повлияет на его судьбу.
— Михаил Александрович приехал с мешком картошки, это единственное, что смогла дать мать ему с собой, — говорит директор Вахтанговского Кирилл Крок. — И он стал студийцем при Омском театре, а потом поехал поступать в Щукинское училище.
— У меня много есть воспоминаний о работе с Ульяновым, — рассказывает Владимир Симонов. — Но, может быть, самое ценное для меня вот какое: когда я начал работать в театре, он подарил мне книгу, в ней написал: «Володя, держись за театр». Вот я и держусь.
Здание, где начинает играть столичный театр, дивной красоты — украшение сибирского города. Еще в конце позапрошлого века городская дума объявила конкурс на проект нового здания театра взамен сгоревшего деревянного. Победил проект гражданского инженера и архитектора Хворинова с редким именем Иллиодор. Строительство начали в 1901 году и через четыре года закончили. Не театр — а довольно объемная шкатулка получилась в стиле классицизма — с башенками, затейливыми окнами, спаренными полуколоннами. Фронтон венчала скульптура «Крылатый гений» чешского мастера Вацлава Винклера. Труппа в Омской драме всегда считалась сильной в стране, в ней в разное время работали Вацлав Дворжецкий, Спартак Мишулин, Татьяна Ожигова, отец Сергея Чонишвили Ножери и сестра Ольги Аросевой Елена, Николай Чиндяйкин и Владимир Раутбарт, тот самый профессор, который «лопух» из знаменитой комедии Гайдая «Операция Ы».
Внутри большого и роскошного здания довольно-таки компактный зал на 480 мест, зато с тремя ярусами балконов. Первым на сцену Омской драмы вышел «Ромул Великий» в постановке Уланбека Баялиева. У «Ромула» в Сибири обнаружились две проблемы: техническая — омская сцена по зеркалу оказалась несколько меньше московской, хотя мест в зале здесь больше в два раза — ничего, адаптировали. А вторая — человеческая: перед отъездом заболел исполнитель роли антиквара Олег Форостенко, и режиссеру срочно пришлось на нее ввести Максима Севриновского, который занят во втором акте. Серьезная задача на перевоплощение, но молодой артист отлично с ней справился, практически без грима сделав себя неузнаваемым.
Спектакль, который в Москве сыграли не более десяти раз со дня премьеры, состоявшейся в самый разгар пандемии в декабре прошлого года, на сцене Омской драмы буквально летит от фарса к трагедии. Актеры, независимо от объема ролей, играют великолепно. «Исторически недостоверная комедия» Дюрренматта (так обозначен жанр швейцарским драматургом), яркая по форме и гротескная по игре, похоже, не потеряет актуальности, особенно там, где речь идет об империи.
— Какого ответа ты ждешь от гигантского здания Римской империи? Что может сказать император, восседающий на трупах своих и чужих сыновей? — произносит Владимир Симонов. — Рим ослабел, но преступления ему не отпущены. Мы проливали чужую кровь. Теперь придется платить собственной. Я говорю о справедливости… Я сознательно погубил государство, которое вы хотите защищать.
Император Ромул — одна из лучших ролей Владимира Симонова. Здесь он шут, фигляр, философ, мыслитель, утопист, в финале оставшийся одиноким пенсионером. Единственный без маски в этой человеческой комедии масок.
После «Ромула Великого» на историческую омскую сцену выходит Нонна Гришаева в спектакле «Люся. Признание в любви», а параллельно, в музыкальном театре, вахтанговцы показывают «Евгения Онегина». В гастрольной афише также «Мадам Бовари», «Сергеев и городок», «Бег», «Танго между строк».