Путешествие №1. В детство
— Наше первое путешествие — в детство.
— В начале 70-х родители купили дом, куда нужно было добираться от Рыбинска еще пять километров по проселочной дороге. Под ногами — горячий пыльный порошок по щиколотку, прогретый солнцем. До сих пор его ощущаю. Помню, как меня поили парным молоком, как не боялись отпускать одну в лес за земляникой… Я целый год ждала этой поездки: приезжала, бежала здороваться с родничком. И, конечно, Рыбинск, репетиции отца с его джаз-оркестром.
— Как говорят цирковые, ты выросла в опилках.
— Да, я выросла на репетициях папы и, как только научилась прогуливать уроки, прибегала к нему. Знаешь, я очень не любила учиться и не люблю до сих пор, потому что... не умею. Могу понять только то, что потрогала руками, то есть на практике. Скажем, географию понимаю только в том случае, если где-то уже побываю: приезжаю на место, впитываю атмосферу и сразу все про страну понимаю.
— Тоже мне — двойная отличница!
— Какая там отличница... Я считалась худшей ученицей в классе. Но при этом была лидером. С виду прилежная гимназистка: две толстые косы, форма, сшитая бабушкой (белоснежная батистовая сорочка, юбка до колен), — а по поведению абсолютный мальчишка. Дралась, стреляла в тире, в футбол играла. Даже хор, в котором пела (его создала моя мама в Доме культуры), состоял только из мальчиков. Но на выпускной, когда все пришли кто в чем, я единственная была в платье с декольте и с разрезом по всей длине ноги. Такая двойственность меня всегда сопровождала, может быть, потому, что я родилась 22 апреля 1966 года — одни двойные цифры. И до сих пор продолжаю жить в несколько странном, выдуманном мире, во многом не соответствующем реальности. И знаешь, мне в нем очень комфортно.
— Обозначь систему координат твоего мира?
— Во-первых, я вечная студентка. Все время учусь, живу с ощущением, будто один экзамен сдала, а уже надо сдавать другой. Притом что учиться не умею, мне тяжело дается запоминание нового материала. Во-вторых — я открыта миру, а мир — мне.
— Ты поешь джаз, романсы. Этот путь был предопределен с детства?
— Вопрос сложный, я бы сказала, это детская травма. Дело в том, что мой папа, не учась нотной грамоте, взял в руки аккордеон и сразу начал играть. Он не понимал, почему его дочь с ходу не может повторить мелодию. Да, он видел, что у меня красивый голос, что я артистична, но всегда говорил: «Боже, почему у тебя все позднее?» А я действительно во всем очень поздняя.
У меня остались письма отца, которые он мне писал, когда я училась в институте в Ленинграде. Не просто письма, а школа жизни. «Человек один ничего в жизни не сделает. Ты должна подобрать команду, тебе нужны соратники», — писал он мне двадцать лет назад, когда я считала, что самая крутая и со всем справлюсь. И только когда я нашла композиторов, художников, стилистов, поняла, что все надо отдать профессионалам и спокойно заниматься пением. Или, скажем, на первом курсе я очень резко поправилась: была 60, стала под 90. Потому что изменился гормональный фон, я повзрослела: была такой невинной барышней, которая искала не физических, а романтических отношений. И вот тогда папа мне написал: «Если хочешь быть счастливой, ты должна понять, что твоя физическая масса 74 килограмма — ни больше, ни меньше. Потому что дальше у тебя меняются пропорции лица, и ты становишься некрасивой. С твоими амбициями, желанием быть на сцене ты не должна выходить за эту норму». С тех пор я держу вес в районе 70.
— Я правильно понимаю, ты папина дочка, и именно он, а не мама, был твоим основным учителем по жизни?
— Мама у меня красавица, ее все обожали. Но ей многое приходилось терпеть, потому что женщины перед отцом падали ниц, особенно когда он начинал петь своим красивым тенором. Отсюда у меня комплекс неуспешной девочки великого отца. Он был очень жестким человеком. Каждый в Рыбинске знал, что я дочка Аркадия Шацкого. И если я, не дай бог, на улице случайно с кем-то не поздоровалась, ему тут же звонили: «Ваша дочка зазналась». Я получала разнос, и, как сейчас понимаю, он был прав, когда говорил: «Завтра нас не будет — и ты никто. Ты должна научиться жить самостоятельно, а для этого нужно уехать из Рыбинска».
Что я и сделала — уехала для стажа работать заведующей клубом. Никто не хотел ехать в сельскую местность, работать в клубе мукомольного завода. А я поехала зарабатывать стаж. У меня там две бабульки были в подчинении — билетер и гардеробщица. Я сама писала сценарии каких-то праздников, сама их вела. Кстати, жизнь там медом не казалась: чтобы полностью получить зарплату, нужно было на сто процентов выполнить план по прокату кино. А в клубе — всего сто мест, фильмы давали по остаточному принципу, то есть самый отстой, и никто не ходил их смотреть. Но однажды мне удалось всего на один день получить польский фильм «Знахарь». Что-то из заграничной, пусть и старой жизни, но народ повалил, люди приходили со своими табуретками — план я выполнила.
Путешествие №2. В джаз
— Нина, все-таки ты странная артистка — не скрываешь возраст, вес. Не боишься быть такой откровенной и открытой?
— Меня почему-то многие считают хитрой, принимая мою непосредственность за расчет. Я действительно очень открытая, пока не доходит дело до серьезной работы. Тут я сразу становлюсь абсолютно другим человеком — требовательным, жестким, и для многих это является неожиданностью. А я никогда не прикидываюсь — одно дело, когда мы дружим (я все для друга сделаю), а в работе у меня включается папина генетика на рефлекторном уровне.
— Люди искусства часто прибегают к мифу — в нем всегда выглядят лучше, чем в реальности. Не боишься рассказать о провале или фиаско? Или публике не нужна скучная правда?
— А чего скрывать? Одно такое фиаско я не могу себе простить до сих пор. Приехав в Москву из Ленинграда (там закончила Гуманитарный университет профсоюзов по специальности управление и параллельно студию мюзик-холла), пела в «Интуристе», в варьете Иосифа Кобзона. Там познакомилась с молодыми людьми, с которыми потом дальше мы шли рядом по жизни. Это не были какие-то партийные бонзы, богатые папики, а просто молодые ребята, которые только начинали строить бизнес. Им нравилось, как я пою, и потом на протяжении многих лет они мне совершенно безвозмездно помогали.
И вот в середине 90-х один из этих ребят дал мне большие деньги на проект, который я хотела делать с Максимом Дунаевским. Речь шла о программе песен, которые были заказаны самым крутым на тот момент авторам в США. Мы даже поехали туда на студию, но там все почему-то затянулось и в результате никуда не пошло. Максим хотел, чтобы я пела легкую модную музыку, а я — другую. И он отказался от меня: «Не буду ею заниматься, она бесперспективная».
А в контракте-то все оговорено: сроки, штрафные санкции. Вернувшись в Москву, я плакала оттого, что, получив колоссальный шанс в жизни (деньги-то под меня и мне давали), потеряла его по собственной вине. Но прошло время, и я поняла, что хочу сделать программу русских романсов. Попросила этих же ребят в последний раз мне помочь, и тогда они сделали мой первый сольный концерт в Театре эстрады.
— Не фиаско, а просто сказка. Не всем артистам так везет — чтобы бескорыстно давали деньги.
— А у меня всю жизнь так: дают, ничего не требуя взамен. Я, может, и хотела бы иных взаимозачетов, тем более что один из друзей — из тех, что меня спонсировали, — мне очень нравился, но только я ему не нравилась. Короче, еще учась в Ленинграде, я нашла хорошего педагога — бывшую оперную певицу, а концертмейстером у нее была Злата Раздорина, которая и написала ахматовский цикл. Я начала его петь, став первой исполнительницей «Реквиема» Ахматовой. В 22 года записала его на радио. Когда я загорелась идеей записать его с симфоническим оркестром, мой приятель спросил: «Ты на этом заработаешь?» — «Нет». — «А тогда зачем?» — «Понимаешь, если такие, как ты, не начнут помогать таким, как я, ваши дети будут слушать только один шансон». Поверил, поддержал. И потом, сколько я ни зарабатывала, я все вкладывала в симфонические аранжировки. Многие тогда мне говорили: «Шацкая, успокойся, кому это надо?» Надо мне. Кстати, не так давно я встретила этого друга, и он признался: «Я иногда думаю: что я в жизни сделал хорошего? Наверное, то, что помог тебе с «Ахматовой».
— Ты поешь романсы в джазовой манере. Такие джазовые баллады, которые стали фирменным стилем Нины Шацкой. Как ты его нашла — эксперимент, кто-то подсказал?
— Никогда не экспериментирую, иду путем наименьшего сопротивления. Когда поняла, что мне не удастся овладеть академическим стилем исполнения и в романсе, и в джазе, стала петь как получается. И вдруг оказалось, что мой стиль узнаваем, многим нравится. В такой манере я спела «Снился мне сад», который превратился в джазовый вальс. А пару лет назад я оказалась в одной компании с Нани Брегвадзе, и после того, как я спела, она подошла ко мне и сказала, что такая манера исполнения ей нравится и что она сама не прочь попробовать. Получается, что джаз я упрощаю; в таком джазинге нет изобилия музыкальных приемов, но есть что-то другое.
— В чем, по-твоему, секрет успеха старого городского романса у людей XXI века? Залы на романсовых программах забиты.
— Изменились технологии, но не чувства. Эмоции — это константа. Романс трогает душу, бередит эмоцию, особенно если человек имеет опыт несчастной любви, разрушенных чувств. Вот тогда он становится легкой добычей романса. С Ольгой Кабо мы сделали невероятный спектакль по Ахматовой, а потом и цветаевский проект — это мои победы.
Казалось бы, все складывалось, но... Мы начинали вместе с Валерией, когда та еще была Аллой Перфиловой, и она пошла, а у меня ничего. Вроде бы есть свой стиль, пою, записываю программы, меня приглашают петь для королей, для Бориса Ельцина, но карьеры нет, имени нет, залы не собираю. Я стучалась в программу «Романтика романса», а редактор, побывав на моем концерте, отвечала, что хотя публика меня и любит, «но с телевидением, Нина, вам не везет». Но однажды раздался звонок, и меня все-таки пригласили спеть в «Романтике романса». Как только там стала сниматься, у меня появилась своя аудитория; теперь я по стране собираю филармонические залы. Да, это небольшие деньги, но я пою для людей, которые знают меня и знают жанр. Кстати, когда был первый концерт, меня многие предупреждали, что у романсов и джаза разная публика, что на меня не придут. Однако начали ходить и ходят до сих пор.
Путешествие №3. В дальние страны
— Ты активная путешественница. Летаешь по миру, снимаешь, взрываешь соцсети своими потрясающими снимками. Когда и как ты заболела охотой к перемене мест?
— Я всегда любила перемещаться в пространстве, но при этом никогда не могла проснуться рано, переночевать в лесу, в палатке. Но вот как-то мои друзья поехали на Мальдивы, и все деньги, которые у меня тогда были, я вложила в эту поездку. Они поехали семьями, с детьми, а я одна — Нина Шацкая. Но именно там с детьми (ну не тратить же время на разговоры в женской компании) начала заниматься дайвингом. И могу четко сказать, что после первого погружения в Индийский океан мой «компьютер» как будто включили в Мировую паутину. Я стала другая, и мир для меня стал другим. Начала фотографировать, писать. Я захотела двигаться, стала вставать на рассвете, чтобы слушать птиц. Легко могу спать на полу, на коврике, а раньше хотелось всегда комфорта.
— Какое самое экстремальное путешествие ты предприняла?
— Не в Афганистан, как все думают. Реальный страх был в путешествии по Камеруну. Когда мы въехали в ЦАР (это было до того, как там погибли наши журналисты), у меня кровь в жилах стыла по ночам. Нет связи, электричества, дороги разбиты, но главное — люди… Когда едешь, видишь, как вдоль дорог сидят обкуренные, несчастные, голодные люди, и в этот момент ты реально понимаешь, что если человек захочет есть, ты легко станешь его добычей, без всякого политического и прочего подтекста.
А самое яркое мое впечатление — от Мьянмы, невероятной красоты страна. Шикарна и африканская природа. Не ожидала, что так полюблю горы. На Памире живут самые красивые мужчины, а женщины самые нежные и добрые в Таджикистане. В разных странах, где я была, люди гостеприимны, но такой всепоглощающей доброты, как в Таджикистане, я нигде не встречала. На рассвете для тебя топят печь, делают горячую воду, улыбаются, и при этом у женщин фантастическая кротость. Я жила в караван-сарае, где чем больше народу, тем теплее. В Иране, которым нас так пугают, было совершенно невероятно видеть, как в старинных мечетях ко мне бежали старушки.
— С какой целью?
— Чтобы сделать со мной селфи. Ведь они в мечетях сидят как в клубе по интересам: болтают, общаются.
— Путешествие по миру дорогое удовольствие. Тут финансы, если человек не богат, поют романсы.
— Я уверена, что деньги как шагреневая кожа: если ты их не тратишь, они исчезают. Другое дело, что у меня ничего особенно и нет, я живу сегодняшним днем. Когда начала путешествовать, подумала: «Что я делаю? Все, что заработала, трачу на путешествия». А потом решила: какое это счастье — столько видеть!
— Но теперь, составив прекрасную партию с Павлом Гусевым, ты же можешь себе позволить больше дорогих путешествий? Муж отпускает?
— Если честно, путешествий стало меньше: муж не любит, когда я уезжаю, но если мы отправляемся куда-то вместе, то он тратит свои деньги. В прошлом году мы с ним съездили на две недели в Перу, и, надо сказать, Павел обгонял меня на высоких подъемах, когда мы поднимались на самую высокую точку — Мачу-Пикчу. Я сопровождаю его, когда он ездит на охоту. Что касается денег, то у нас есть договоренность, что поездки оплачивает он, но он не является моим музыкальным продюсером.
— Ты ездишь с ним на охоту? А не смущает, что ты фотографируешь животных, а он в них стреляет?
— Я страдаю от этого. Не хожу туда, где он стреляет, не хочу видеть, как разделывают туши — для меня это травма.
Путешествие №4. В любовь
— Я всегда пребывала в состоянии влюбленности: заканчивалась одна, тут же начиналась другая; но 90 процентов из моих «любовей» даже не подозревали о моих чувствах. Я страдала внутри себя. Моя бабушка, которая мне шила форму и заплетала косы, так меня воспитала: она была строга и все время говорила: «Не вешайся на мальчиков».
— Ты жена моего главного редактора. Ваша встреча случайность, закономерность, везение?
— Все время об этом думаю. Мы оба еще 5 лет назад не имели бы никакого шанса встретиться. Это притом, что у нас много общих знакомых и я бывала там, где был и он тоже. Но Павел говорит, что он меня не помнит.
— Тогда расскажи, как и где встретить такого мужчину?
— Его и меня пригласили на юбилей программы Алексея Пушкова, и мы, тогда незнакомые друг с другом, оказались за одним столом только потому, что оба опоздали. Павел сидел напротив; он был внешне респектабелен, в нем читалась внутренняя сила, но глаза какие-то погашенные. Я удивилась: обычно люди этого круга блестящи и внутри, и снаружи, а тут… Когда я спела романс на стихи Цветаевой и вернулась к столу, то увидела в его глазах слезы, и меня это зацепило. Мы начали встречаться, но то, что отношения становятся очень серьезными, поняла, когда его близкий друг Сергей Лисовский как-то сказал мне: «Я давно не видел Пашу таким счастливым».
— Как в известном романсе, ты его за муки полюбила?
— Я так не оцениваю наши отношения. Просто поняла, что мы не устаем друг от друга, а мне без него вообще плохо. К этому времени я уже понимала, что мне нужен реальный человек. Последние лет 10 была уверена, что обязательно встречу своего человека, даже не волновалась, стала спокойной.
— Несмотря на возраст? Ведь женщину, когда она доходит до определенной возрастной черты, начинает реально штормить…
— У меня наоборот: шторм прекратился, когда начала одна путешествовать. Я поняла, что самодостаточна. Да, я очень хотела найти своего человека, но не уходила в депресняк, не запивала — от слова «пить».
— Может быть, ты перфекционистка и у тебя высокий рейтинг для мужчин?
— Мне важно всегда было, чтобы меня принимали вместе с моим пением, привычками и моими путешествиями. У меня приятельница есть, которая замужем за одним из крупнейших бизнесменов России. Так вот она, живя за границей, как-то сказала мне: «Я знаю, сколько нулей должно быть в счете отца моего будущего ребенка». Я тогда, честно, даже не поняла, о чем она. Но так ставится вопрос многими женщинами.
Когда я прежде встречалась с мужчиной, мне всегда видна была конечность наших отношений. То есть я понимала, что до старости с ним не доживу. Тогда зачем фиксировать такие отношения? А вот Паша — он такой энергетический гигант, умный лидер, большая планета. У нас с ним все хорошо. Можно сказать, я нашла своего человека. Мне же нужно было, чтобы со мной был человек одной крови. Химия должна быть между нами.
— Два немолодых человека, каждый со своими привычками и «тараканами», создают семью — это сложно или, наоборот, так проще строить семью?
— Пока не знаю ответа, но в Павле нет того, что меня раздражает. Он непростой человек, да и я тоже не сахар. Часто говорю, что я сильная, но это неправда — я выносливая. Я легко иду на компромиссы, хотя чаще в спорах перевешивает его личность. А я подчиняюсь. Ведь я же папина дочка и, наверное, подсознательно искала именно такого человека.
— Что он подарил тебе на свадьбу?
— Очень красивое кольцо с аметистом, отправил меня в Пакистан. А на этот юбилей, когда он спросил, какой бы подарок я хотела получить, я попросила его издать новую книгу моих путешествий.