И вот на отечественный экран вышла комедия «Пара из будущего» с Марией Ароновой и Сергеем Буруновым в главных ролях. Их герои (супружеская чета) живут как раз в середине XXI столетия, когда цифровизация добралась-таки до артистов. Выглядит это впечатляюще: Мария Аронова, играющая примадонну провинциального театра, заходит в зал на репетицию и видит картину, от которой теряет дар речи. То есть на сцене в профиль стоит примадонна собственной персоной, только не натуральная, как есть, а в виде голограммы. Голографическая Аронова произносит текст, глаза ее излучают божественный свет, и вся она какая-то божественная. Немая сцена.
А что, вполне реальное будущее: в такой цифровой реальности даже можно найти свои плюсы — режиссер не будет страдать от актерских капризов (цифра — она ж послушна, как отличник), артист при цифровом заменителе всегда может на халтуру смотаться или дома передохнуть от непосильного труда, ну а зритель за свои кровные увидит в театре все такое безупречно стерильное-стильненькое. Неужели это будущее нашего театра и к такой оцифрованности надо готовиться артистам и их поклонникам? Об этом я спросила известных актеров, режиссеров, ректоров театральных институтов. И вот их ответы.
Сергей Безруков, актер, режиссер, худрук (Губернский театр): «Цифровой формат — это некая заданность, программа, и ее можно сделать в любом варианте. Но все равно спектакль неповторим: каждая сцена в нем, каждая фраза всякий раз звучит по-новому. И не бывает двух одинаковых спектаклей. Единственное изменение в будущем я вижу в том, что актер, наверное, станет перемещаться в пространстве настолько стремительно, что тратить время на дорогу вообще не придется. То есть от дома до театра он доберется со скоростью света: нажал кнопочку, и уже в театре. Или со съемок он может уже не лететь самолетом, а опять же, нажав на кнопку, сразу оказаться в гримерке — гримируется и костюм надевает. Кнопочка эта будет в айфоне или смартфоне, но только лет через тридцать, и такие особенные гаджеты, скорее всего, будут находиться у нас в ухе — нажал на мочку и полетел. Но… Мне хотелось бы, чтобы театр остался таким, какой он есть сейчас. Потому что цифровой формат не даст эффекта потрясающего живого звучания, сценического образа и театра как такового».
Дмитрий Бертман, режиссер, худрук («Геликон-опера»): «В будущем хочется видеть актера без маски, без перчаток, без запахов санитайзеров, без дистанции от партнеров и публики. Актера, способного гастролировать по миру, которому аплодируют битком набитые залы. И увидеть его смогут только те, кто туда попал. Поверьте, за этим счастьем невозможно наблюдать онлайн... Пусть будущие зрители узнают, что такое настоящее театральное счастье!!!!!»
Мария Аронова, актриса Театра им. Евгения Вахтангова: «К счастью или к сожалению, не знаю, но я в кино — гость. А в театре меня никто не заменит — никакие голограммы, ни прочая ерунда. Как было в цене человеческое тепло и энергия, так они и будут в цене. Самое главное, чтобы нас продолжали учить правильные учителя. И чтобы нам не рассказывали: «Петелька — крючочек и шлейф роли — это ерунда, а главное — форма». Конечно, в спектакле должны появляться какие-то фантастические вещи, голограммы или еще что-то, но в принципе актер незаменим в театре. Я держу кулаки за то, чтобы это искусство было вечно, и я в это верю».
Алексей Бородин, худрук Молодежного театра: «Театр — искусство непременно живое, сам смысл театра заключается в контакте людей и в зрительном зале, и на сцене, а также в актерской импровизации и сиюминутности происходящего. Импровизация непредсказуема, и она — самое интересное, что есть в человеке вообще и в театральном искусстве в частности: существование человека в неожиданных обстоятельствах, его неожиданные проявления в ту или иную секунду.
А через 30–40 лет может быть придумана другая форма — возможно, более совершенная, но она никак не изменит актерской сути и не сможет заменить самого актера. Мне кажется, что неживое, каким бы совершенным оно ни было, никогда не сможет заменить живое».
Сергей Газаров, актер, режиссер, худрук (Театр Джигарханяна): «На мой взгляд, никогда не существовало ни артиста будущего, ни артиста прошлого — существует только артист настоящего. А настоящий именно тот, который движется только со своим временем. Когда же мы говорим об актере будущего, мы недооцениваем это самое будущее, которое нам готовят Билл Гейтс и Илон Маск. И у того, и у другого человек ни разу не конкурентен, не обсуждаем — там только антенки и послушные ребятки-роботы.
Действительно, можно представить, что артисты исчезнут и вместо них будут какие-то приложения. C их помощью любой человек сможет нарисовать, одеть, обуть артиста в любого героя, вложить в него любой текст, чтобы он двигался, как Лев Толстой, или поглаживал бородку, как Антон Павлович… Но тогда и театр должен стать виртуальным — всё через телефон или компьютер и не вставая с дивана.
Или ты все-таки сидишь в зале — вышли актеры, начали играть, а ты включаешь приложение на телефоне этого спектакля и начинаешь ими управлять, в результате меняя ход событий. Только разница в том, что цифровые артисты, в отличие от живых, не смогут удовлетворить зрителя. Они просто выполнят команду, которую ты знаешь. А это же скучно, потому что актеры не смогут тебя удивить.
И все же я уверен, что и через 20–30 лет театр не подведет, найдет лазейку, чтобы о себе заявить ярко и красочно. И, конечно же, он станет очень технологичным, потому что мы неуклонно прем в эту сторону. И это не будет хуже или лучше, это будет своевременно».
Владимир Машков, актер, режиссер, худрук (Театр О.Табакова): «Когда мы придем к будущему театру, нас первым встретит молодой, мудрый и лукаво улыбающийся Станиславский». Я совершенно согласен в этом пункте с Георгием Александровичем Товстоноговым. Станиславский первым понял и изложил законы, управляющие деятельностью артиста. Если артист будет развиваться в соответствии с законами природы, с законами жизни, исследовать себя, добиваясь правдоподобия чувств и эмоций, то найдет самый точный путь к сердцу, чувствам и разуму зрителя. Процесс нахождения этого пути и есть эволюция артиста. Мой личный масштаб открытий в этой области пока очень маленький, я только научился «по слогам» разбирать то, что написал Станиславский.
На протяжении тысячелетий эмоционально человек не особенно меняется, изменяются предлагаемые обстоятельства, поэтому наша профессия будет все дальше и дальше уходить в уточнение. Артист будущего, через которого можно передать все смыслы, должен быть еще более внимательным, и если мы, конечно, не деградируем, ему придется усваивать огромное количество информации, держать в поле внимания множество объектов, контролировать свое внимание и внимание другого, понимая, куда оно направлено. Что касается технологических попыток имитировать актера, пока публику обмануть не удается. Зрителю все-таки важно видеть живого человека и с ним себя соотносить. Но эволюция может совершить другой, неожиданный виток, и театру на новом этапе вовсе не актер будет не нужен, а режиссер. Кто знает?»
Борис Юхананов, худрук «Электротеатра Станиславский»: «Актер будущего, как и все то драгоценное, что пришло к нам из прошлого, не претерпит никаких изменений. Участвуя в самых невероятных, высоко и правильно технологичных аттракционах, играя на сценах необычных театров или снимаясь в 10D-фильмах, он останется все тем же «ребенком до самой могилы», о котором напоминает нам всем устами комического актера Гете в «Фаусте»!..»
Григорий Заславский, ректор ГИТИСа: «Актер будущего — это… актеры, которые поступили в ГИТИС (и не только, конечно, в ГИТИС), учатся сейчас и скоро выйдут из наших стен с дипломами наперевес. Сегодня «20–30 лет спустя» можно сравнить, например, с Викторией Толстогановой и Павлом Деревянко, окончившими ГИТИС 25 лет назад. 20 лет назад Щукинский институт окончил Сергей Бурунов, один из самых востребованных сегодня актеров.
3D и прочие голограммы, конечно, будут востребованы, и несколько лет назад Валерий Фокин за (если память не изменяет) шесть миллионов рублей реконструировал голос артиста Юрьева, игравшего Арбенина у Мейерхольда в «Маскараде». Замечательный фокус был, но живому зрителю, я уверен, и дальше будет интереснее живой актер, и нашим выпускникам, как сказала замминистра культуры Алла Манилова, не придется переквалифицироваться в разносчиков пиццы».
Дмитрий Крымов, режиссер, художник: «Я надеюсь, что ничего не изменится и я, войдя в репетиционный зал через 20–30 лет, увижу таких же красивых Машу Смольникову, Вику Исакову, Толю Белого, Машу Сехон, Борю Дьяченко, Женю Цыганова, Игоря Войноровского, Сашу Матросова, Инну Сухарецкую и других моих любимых актеров, смотрящих на меня в ожидании новых авантюр.
Ничего и не должно меняться, так как, пройдя через так называемый «театр художника» — молчаливый, с прекрасным и удивительным реквизитом, чудными табуретками и волшебными стульями, я уверен, что ничего более волшебного, чем хороший актер и хорошая компания актеров, нет. Это тост, как в том анекдоте: на зоне сидят старые зэки, выпивают, закусывают, и один говорит: «Ну, чтобы нас эта амнистия не коснулась!»
Евгений Князев, ректор Театрального института им. Щукина: «Человек не меняется, и театр будет жить ровно столько, сколько будет жить человечество. Потому что у человечества будут оставаться те же самые проблемы, что и сейчас. Человек думает о высоком, о низком, о верности, о предательстве, честности, и если об этом мы хотим разговаривать с людьми, то мы и должны воспитывать такого человека, который имеет право об этом говорить. И через 30–40 лет будут востребованы только яркие личности.
Будут разные артисты — технологичные, супертехнологичные, перформеры разные. Для них не будет большой проблемы окончательно раздеться или запредельно материться (уже раздеваются и матерятся), заниматься жестокостью на сцене — в общем, что будет предложено временем, то и будет. Но я уверен, что надо продолжать искать талантливых людей, которые будут иметь право выходить на сцену и разговаривать с людьми. «Цель театра во все времена была и будет одна — держать, так сказать, зеркало перед природой, показывать доблести ее истинное лицо и ее истинное — низости, и каждому веку истории — его неприкрашенный облик» (Шекспир, «Гамлет»)».
Иосиф Райхельгауз, режиссер, худрук («Школа современной пьесы»): «В самом недавнем прошлом восхищение вызывало «преобразование» артиста, как в известном фильме: «Я не узнаю вас в гриме». И это было похвалой для артиста. Парик, измененный голос, наклеенный нос, хромота… Существовало понятие «копилка артиста», из которой он извлекал подсмотренные в жизни детали чьего-то поведения — заикание, нервный тик, хлюпанье носом и пр.
Через 30–40 лет, в середине XXI века, ценность актера будет еще больше проявляться в его реальном содержании и объеме — мозгах, нервах, обаянии, глазах, пластике. А еще в умении распорядиться этим внутренним запасом и талантом. Пользоваться им как уникальным инструментом — так хороший певец пользуется своим голосом.
А смыслы, как и раньше, будут приходить из большой драматической литературы, режиссуры и сценографии. И в визуальных решениях, конечно, будет использоваться совершенствующаяся с каждым днем техника. В том числе и цифровая. Но она никогда не примет на себя главную роль в театре. Драматический театр и драматический артист именно потому и существуют, что заменить их нельзя. Зритель видит их прямо здесь и прямо сейчас — с этой энергетикой, этими нервами, запахами, звуками, накладками, атмосферой и пр. А потому я допускаю такую перспективу: театр может стать суперэлитарным искусством, доступным лишь избранным. Только они смогут видеть живого артиста, а для прочих — виртуальный ширпотреб. Но надеюсь, что до этого дело не дойдет. И человечество отстоит свое право на театр как уникальный способ постижения жизни».
Марина Брусникина, актриса, режиссер, худрук (театр «Практика»): «Вот сколько веков существует театр? И актер в нем? И с чего это он вдруг исчезнет? Театр, конечно, будет меняться и прирастать новыми формами, но, убеждена, что есть вещи неизменные, как корень в слове в языке. Живой обмен живой энергией — эта форма театра, мне кажется, не исчезнет».