Месседж Юрия Грымова начинаешь читать с самого начала – в качестве декорации на сцене у него тяжело лежит серп с молотом, изрядно проржавевшие, но пока слитые воедино. Одним это как символ, другим - арте-факт. На нём-то и устроились два типа, один вид которых свидетельствует о том, что у них уже все в прошлом. На одном – скособоченный цилиндр, потёртый фрак, у другого костюм постаревшего анфана, но без привязки к конкретному времени. Оба пожухлые какие-то, но стараются жить. Особенно тот, что в цилиндре – Кочкарёв (Алексей Багдасаров) расписывает своему визави преимущества семейной жизни. Текст следует точно по Гоголю, и, как ни странно для современного театра, он, Гоголь, даже не тронут вероломной режиссёрской фантазий. К паре, рассуждающей о женитьбе, чуть позже присоединятся ещё три претендента на руку Агафьи Тихоновны, богатой дамы, пересидевший в девках.
Все персонажи если не с помойки, то точно со свалки. И нет сомнения в том, что с исторической. А иначе как расценивать этот серпасто-молоткастый элемент на сцене, вокруг которого, да и на котором, собственно, происходит попытка свершения матримониального обряда по Гоголю. А еще по Чехову и Островскому, фрагменты из произведений которых Грымов добавил к гоголевской «Женитьбе». Персонажи расшаркиваются, представляются, козыряют былыми заслугами – Балтазар Балтазарович, Иван Кузьмич... Впрочем, последний только наблюдает весь этот парад фриков – иначе их и не назовёшь.
Маски, доведённые до гротеска, но без злобы, скорее, с сочувствием к особям мужского пола, неожиданны и хороши. Они без конкретной сословной привязки, и только по костюмам, точнее, по их отдельным элементам, можно догадаться к какому сословию принадлежал данный тип.
Кстати, временной разброс в костюмах Ирэн Белоусовой, постоянного соавтора Юрия Грымова, лет, наверное, сто: намёки на цивильное и партикулярное платье 19-го века тут соседствуют с лётным шлемом, хоккейной формой нынешнего. И все на сцене ждут выхода невесты. И в зале тоже чувствуется напряжение от ожидания — как Лолита? Что Лолита? Не обманет надежд?
Но вот марш Мендельсона, пневмо пушка выстреливает праздничным серпантином и наконец появляется она – Лолита собственной персоной в образе гоголевской героини. С первой же минуты о диве следует забыть: перед нами забавное существо, такой пугливый зверек, растерянный от вида соискателей ее руки и сердца.
Исторические и политические претензии режиссёра подчёркивает музыкальный ряд, состоящий только из советских шлягеров. Да, собственно, и телевизор, возле которого то и дело уютно устраиваются гоголевские персонажи, показывает только советские кинохиты. А другие то у нас есть? Ну только честно? Изображение, правда, мы не видим, но зато слышим: "Москва не сразу строилась, не сразу все устроилось. Москва слезам не верила, а верила судьбе». Финальная музыкальная точка окончательно расставит все по местам, и совсем не к политическим ассоциациям, а к человеческим, личностным реалиям приведет свою «Женитьбу» Грымов.
Впрочем, до финала далеко, пока же у него – трус не играет в хоккей. На серпе и молоте хоккеист с номером на спине - 1. Чей это номер нам известно. Помещик из чеховского «Предложения» тоже хочет жениться, поэтому ржавый молот он расчерчивает мелом: «Воловьи лужки мои». Так было в 90-ые, территориальные претензии наблюдаем и в веке нынешнем. Тут уж не до женитьбы, тем более по любви…
Брак ещё не заключён ни на небесах, не на земле, а распад семьи, общества очевиден. Для Грымова "Женитьба "– метафора распада некогда большого дружного государства. "Да, я сожалею о распаде Советского Союза, который я, и не только я, считал дружной семьей. А оказалось, как у женихов Агафьи Тихоновны — один расчет и материальное вместо душевного» ", – скажет мне после спектакля режиссер.
Впрочем, эту линию он ведёт ненавязчиво, и комедию превращает в драму с философским открытым финалом, когда печаль проявится сквозь смех. Более того, она для него не главная, не закрывает другую — женскую тему. Да, Грымов, не придерживаясь модных трендов в театре и кино, продолжает рассматривать фигуру женщины, которая сегодня социально ориентирована, увы, не на личное счастье. Она предпочтёт скоротать оставшиеся годы у телевизора, где если что и можно смотреть, то лишь советские киношедевры про Штирлица – героического мужчину во всех смыслах: и Родину и женщину спасал.
Лолите за дебют — зачет. Она работает точно, тонко, не выпадает из ансамбля и, местами кажется, что придерживает своего "рыжего клоуна", который устраивает феерии на эстраде. Чтобы, не дай Бог, этот обаятельный клоун, сидящий в ней, не нарушил баланс, гармонию, существующую в ансамбле. А публике-то хочется.