- Он учился на втором курсе, я – на первом. Я потянулась к нему интуитивно, мне нравилась его смелость совершать поступки, отчаянная отвага. Он заходил за мной и спрашивал: «Что ты сегодня вечером делаешь?» – «Ничего». – «Все, идем в театр!» Таскал меня по всем театрам. Для него не существовало закрытых дверей.
Благодаря Виктюку я посмотрела все балеты в Большом театре, видела Уланову, Лепешинскую, Стручкову. Я была готова ради него на многое. Он научил меня ездить «зайцем» в троллейбусе, уговорил как-то стащить книги в библиотеке.
Как-то мы без билетов прорвались на концерт Гилельса в Консерватории. Мне удалось протиснуться сквозь прутья ограды, а Рома попался – за ним, как за карманником, гнались охранники вместе с администратором. А потом он устраивал эти прорывы в свой театр на «Служанок» и «Мадам Баттерфляй» и страшно гордился этим. «Маленькая моя, двести человек прорвались! Представляешь?» – хвастался, блестя глазами.
- Он был пробивным человеком?
- Внутри он был скромным, тихим украинцем. И даже несмелым. Однажды мы должны были с труппой лететь в Мюнхен, и оказалось, что только у шести человек заграничные паспорта были оформлены в МИДе, как положено, а у остальных – не понятно, где, в каких-то левых фирмах. В итоге нас не пропустили на самолет.
Но был еще вечерний рейс. Наш директор Таня Сухачева скомандовала: «Идут Талызина и Виктюк!» И мы поехали переделывать эти неправильные паспорта. В кабинете начальника я начала говорить речь, что наша театральная молодежь разбежится, если мы провалим эти гастроли. И с пафосом добавила: «Они больше не поверят в театр».
Слова попали в цель. Виктюк все это время молчал и трясся от страха. Я повернулась к нему: «Рома, ну что ты молчишь?» – «Я согласен». Через час вынесли паспорта. Рома робко протянул руки, а подполковник сказал: «Нет, не вам – ей!» и отдал мне стопку паспортов. Мы вернулись в аэропорт, у меня голова раскалывалась, давление подскочило от волнения. Я легла там на лавку и сказала: «Водки!», потом: «Пива!», но ничего не помогало, а Виктюк, пожимая мою руку, с пафосом произнес: «Мы непотопляемы!» На следующий день мы играли спектакль в Мюнхене.
- Роман Виктюк был невероятно экспрессивным, эмоциональным режиссером. Как вам с ним работалось?
- Как я плакала после премьеры «Анны Карениной», когда Ульянов взял его в Вахтанговский театр. Помню, шла по Садовому кольцу в слезах от обиды: Рома поставил серьезный спектакль в серьезном театре, а меня там не было….
- Не пригласил?
- Нет. И долго не звал. Он на меня кричал на репетициях к «Лолите»: «Пескоструйщица! Тебе асфальт надо делать! Комсомолка тридцатых годов! Чтоб ты пропала!» – это он говорил мне, той, которая его обожала. Он на мне камня не оставлял, когда я в первый раз вошла в его театр.
За кулисами я рыдала, ко мне подходил Олег Исаев и говорил: «Ларионовна, не плачь! Осталось семь дней до людей! Нам бы только дойти до людей!» Я стала играть в режиссерском рисунке Виктюка, и какая-то известная критикесса на втором или третьем спектакле прослезилась, глядя на вышколенную Виктюком Талызину. Потом поставил на меня «Бабочка… Бабочка…» в своем театре. И уже не кричал. Всего я играла в его семи спектаклях.
- Что вспоминается сейчас, когда Роман Виктюк ушел навсегда?
- Я вспоминаю его прибаутки, его любовь ко мне. Он называл меня «талант». Звонил мне домой, мама подходила к телефону, а Рома говорил: «Позовите талант!» Однажды он сказал: «Из ГИТИСа вышли только двое: ты и я».
Вспоминаю его художественные пиджаки. Как он показывал мне какие-то не очень приличные книги, и я говорила: «Закрой, мне это неинтересно». Он ко мне снисходительно относился. Одно время я хватала его за грудки: «Что я здесь играю?» Ко мне подходил Павел Осипович Хомский, любимый, и говорил: «Валя, не надо!»
Рома Виктюк был великий русский режиссер, хотя Украину любил безмерно, больше, чем маму, наверное, но почему-то туда не уезжал. Его учителями были великие артисты МХАТа. Он приходил к Эфросу, сидел у него на репетициях, познавал этот метод. Вбирал, впитывал все и выработал свой уникальный режиссерский почерк, который бил наповал. В артисте он, прежде всего, видел человека с его страхами, сомнениями, и работал на этом материале. Я называла это методом Эфроса-Виктюка. В последнюю нашу встречу после его спектакля «Мелкий бес» я вышла и призналась: «Гений, что еще можно сказать!»
- Наверное, многие актеры Виктюка думают сейчас о том, что будет после его ухода, останется ли его театр?
- Один из его лучших учеников — Александр Дзюба. Он бы мог возглавить театр.
Читайте также: