МК АвтоВзгляд Охотники.ру WomanHit.ru

Бутусов раскрыл подноготную семейных разводов на сцене РАМТа

В театре состоялась самая ожидаемая премьера осени

Долгожданная. Пронзительная. Ошеломляюще искренняя. Эти слова чаще других звучат в адрес «Сына» Юрия Бутусова, премьерной постановки в Российском молодежном театре. Именно ей должен был открыться сотый, юбилейный сезон РАМТа. Но из-за болезни артиста спектакль переносили несколько раз. Теперь благодаря одному из самых парадоксальных российских режиссеров Юрию Бутусову и одному из самых горячих литературных талантов Франции Флориану Зеллеру столичный зритель наконец увидел душераздирающую семейную историю, от которой многие не могли отойти еще несколько суток.

Фото: Мария Моисеева

В Москве существует почти вся сценическая семья «Папа-Мама-Сын» французского писателя Флориана Зеллера, которого британская газета The Guardian окрестила «самым ярким молодым драматургом нашего времени». В прошлом сезоне в «Современнике» режиссер Евгений Арье поставил «Папу», первую часть психологической семейной саги, с Сергеем Гармашем и Викторией Толстогановой в главных ролях. Теперь в РАМТе появился «Сын» — завершающее звено трилогии — в прочтении Юрия Бутусова с Евгением Редько в главной роли.

О том, что известный режиссер будет ставить в РАМТе, стало известно еще в прошлом году. Только тогда его взгляд пал на «Бурю» Уильяма Шекспира. Однако изначальный замысел претерпел существенные изменения и воплотился в Флориана Зеллера, который по глубине образов и драматической точности может претендовать на звание современного Шекспира. «Эта пьеса о Гамлете в каждом из нас», — говорит Бутусов. И с ним невозможно не согласиться.

В центре пьесы — бытовая и слишком хорошо знакомая многим семейная история. Отец ушел из одной семьи, завел вторую. От обеих женщин у него родились сыновья. Старший Николя (Евгений Редько) остался с матерью. Теперь он подросток, учится в выпускном классе. Но в школу ходить бросил, что, естественно, волнует его родителей — Пьера (Александр Девятьяров) и Анну (Татьяна Матюхова). Обобщенно-философские отмазы подростка и истерично-надломленное состояние матери приводят к тому, что Николя переезжает к отцу — в новую семью, к мачехе Софии (Виктория Тиханская) и младшему новорожденному брату. Но теперь-то заживут? Увы, в жизни так слишком редко бывает.

Зеллер сгущает серость вокруг семьи, все сильнее ввинчивая тинейджера в настоящую депрессию. И это не подростковый период, который как-нибудь сам пройдет. А страшное пике, в которое летит молодая душа. Николя быстро теряет румянец юности — его лицо белее смерти, прекрасный возраст — он выглядит гораздо старше своих родителей — и способность говорить. Речь мальчика, как ядовитые шипы: короткие и острые. «Ты не можешь так поступить со мной… не можешь!» — кричит Николя отцу.

«Конечно, я не адвокат, как мой герой Пьер. Но тоже все время работаю, о чем мне часто говорит супруга, — рассказывает Александр Девятьяров, исполняющий роль отца. — Да, пьеса бытовая. Но нашей задачей было правильно преподнести знакомую многим ситуацию, чтобы она как раз не звучала бытово. И ключом стало то, какими родителей видит именно Николя. Поэтому форма повествования такая острая. Она на уровне чувств, а не на уровне мозга».

Юрий Бутусов многое переводит в гротеск и клоунаду. Поклонники режиссера быстро считывают фирменный почерк: «нарисованные» лица, размазанный по ним грим, заостренная пластика, танцевальные вставки и музыкальные ремарки. Оттого подростковая тема, знакомая каждой второй семье, так остро звенит в сознании зрителей.

Если пьесу просто читать со сцены (как это попутно с листа делает Евгений Редько) без всякого дополнительного визуала, она сама по себе способна скрутить душу слушающих. Но Бутусов — гениальный манипулятор человеческими эмоциями. Он включает в спектакль еще одного героя — музыку. И находит для нее два взаимодополняемых воплощения. Одно из которых зовут Человеком, который поет (Денис Баландин). Собственно, именно его голос, переходящий от оперного баритона к эстрадно-джазовому вокалу, отражает эмоциональное состояние Николя.

Но и сама музыка добавляет выжигающий подсознательный свет в монохромную сценографию Максима Обрезкова. Это и легкий джаз от Club Des Belugas, и невероятное симфоническое звучание от Ханса Циммера. Музыка работает как моментальный проявитель. Именно благодаря ей зритель без единого слова понимает, что именно творится внутри этих несчастных людей. А потом молча выходит из зала, снимая с лица влажную от слез маску, и куда-то в пустоту произносит: «А ведь такое могло быть и с моим ребенком».

Получайте вечернюю рассылку лучшего в «МК» - подпишитесь на наш Telegram

Самое интересное

Фотогалерея

Что еще почитать

Видео

В регионах