Владимир Машков, скромно стоя у сцены, объясняет публике, что героев романа Агаты Кристи «Десять негритят» по соображениям толерантности в пьесе переименовали в десять маленьких индейцев.
— Очевидно, индейцы в отличие от негритят не обижаются. Потому что они... индейцы. Пусть негритята посмотрят на индейцев.
Негритятами худрук «Табакерки» называет черных манекенов, которые разделили зал вместе с публикой — сидят по двое, удовлетворяя тем самым Роспотребнадзор в шахматной рассадке. Во всяком случае, рядом с ними, черненькими и ткаными, появляется твердое ощущение, что зал скорее наполовину полон, чем наполовину пуст.
Содержание детектива «Десять негритят» и написанной на его основе пьесы «И никого не стало» — ни для кого не секрет, что само по себе расстраивает: где интрига-то? Ведь благодаря нескольким экранизациям, как зарубежным, так и отечественным, мало-мальски продвинутый зритель знает, с чего все начинается, и уж подавно — чем дело кончится. А именно: десять не знакомых друг с другом людей оказываются в одном месте (остров Индейца, замок) и в одно время для того, чтобы некто свел с ними счеты за некогда совершенные ими убийства. Вот и вся недолга. Зрителю остается только смотреть, как произойдет кровавая расправа. На что рассчитывал Владимир Машков, давно мечтавший перенести культовое произведение Кристи на сцену?
Удивительно, но факт: при всей очевидности содержания зрелище увлекает довольно быстро. Ну понятно, что сейчас один за одним посыплются трупы, причем практически ни одно убийство не будет произведено на глазах почтенной публики. Только первая жертва — обаятельный мажор Энтони (Владислав Миллер) — схватится за горло, как от удушья, и бездыханная падет к ногам сотоварищей по несчастью. Все же остальные, согласно детской считалочке, покинут этот мир, находясь за кадром: ушел и не вернулся, легла и не проснулась, от кого-то только один ботинок и останется.
Чем же держит Машков зал? Хорошо подзабываемой современным театром актерской игрой. На сцене великолепный ансамбль — семь мужчин и три женщины, — который живет в одной системе координат. Оказывается, эти параметры заданы точной наукой биологией, а в меньшей степени художественным подходом, и это во многом определяет успех зрелища. Страх, который овладевает людьми, программирует их стайное поведение, сравнимое с поведением животных или птиц перед смертельной угрозой. У такого поведения есть специальное название — «мурмурация», и вот ее, родимую, прекрасно воплощает ансамбль на сцене.
В этом ансамбле, охваченном паникой, стройное движение, четко обозначенные и сыгранные характеры. Вообще очень приятно видеть на сцене семерых мужчин, а не особей неопределенного пола. Валентин Юдашкин, второй раз приглашенный в качестве художника по костюмам, одел персонажей Кристи соответственно моде 40-х годов прошлого века: в пиджаки с широкими плечами и лацканами и совсем не узкие брюки. Женские туалеты представлены от гардероба прислуги, как бы делового костюма, до вечернего, с норковым палантином. Последний элегантнейшим образом, как будто родилась в нем, носит Аня Чиповская, героиня которой, хорошенькая секретарша Вера Клейртон, испытает убийственный ад до конца. И это действительно станет театром ужасов, как у Хичкока, Спилберга и прочих мастеров истинных ужастиков.
С каждой минутой состояние публики от чисто созерцательного (по причине известности финала) незаметно наполняется напряжением, энергией ужаса происходящего на сцене. Да так, как будто финал обещает быть другим. Впрочем, про другой исход — недалеко от истины: не все погибнут. Кое-кто останется в живых и даже составит свое счастье на острове Индейца.
Стоит отметить очень удачный дебют скульптора Александра Рукавишникова в качестве сценографа. Казалось бы, самый разнообразный набор предметов и декора на сцене гармонично сливается в единое решение, не вызывая вопросы, а, скорее, подсказывая ответы.