Мне «Джокер» понравился очень. Он дал мне надежду, что, возможно, кино еще может дать зрителю что-то настоящее, а не только развлечение и способ забыться на пару часов. Надежду на то, что кино еще может быть «позвоночное», с зубами и характером.
Понимаю прекрасно: эти надежды — это почти мечты. Потому что нынешнее кино — это на 99,9% про деньги. Не про искусство, не про авторский взгляд, не про желание высказаться, растормошить, спровоцировать, заставить очнуться, задуматься — нет. Только деньги. И потому в кино не может, не должно быть ничего, что могло бы испугать, напрячь зрителя. Это я еще аккуратно формулирую. По-другому: в кино не должно быть ничего, что отпугнет от кассы ваши рубли и доллары. Формула кино XX века — вчерашнего и почти ушедшего: «автор + зритель = новый мир», формула кино века XXI: «деньги кинокомпании + деньги зрителя = еще большие деньги». Вас, уважаемый зритель, в этой формуле уже нет. В ней нет Человека. Не нужен он. Ни в качестве автора, ни в качестве зрителя. Есть некое среднее арифметическое, некий аморфный гуманоид, существо без пола, без цвета кожи, без возраста, без убеждений, которого в кинотеатре расстроить и вывести из равновесия может что угодно — кровь, боль, неприятная правда, сложный художественный язык («Ничего не понял!»), любая, самая немудрящая метафора («Заумь какая-то!»), даже непривычно спокойное повествование («Затянуто!»). И потому не осталось больше (хорошо: почти не осталось) в кино ни художественного языка, ни правды жизни, ни метафоричности — ничего! Синоним сегодняшнего массового кино для меня — та умиротворяющая классическая музыка, которую включают коровам на фермах, чтобы ни о чем не переживали и давали больше молока.
В нынешнем кино не осталось живого Человека. Как, кстати, нет Человека и в той вакханалии, которая сейчас трясет Америку. Толерантность, политкорректность — красивые слова, которыми прикрывают банальную трусость, бесхребетность и полную потерю координат.
Где сегодня в кино великие авторы? Где Коппола, где Линч, Финчер и иже с ними? Почему мы не видим их новых работ? Деньги. Money makes the world go round. Копполу, Финчера, Линча и им подобных трудно продать. Они не принесут такой прибыли, какую дадут мастера зеленого экрана, экранизаторы комиксов. Даже эти гиганты, уважаемые мною большие авторы уже не могут найти деньги на свое (особенное, отличающееся от всех других — за что мы его любим и ценим!) кино.
Если такие имена вдруг и мелькнут в титрах сериалов, надо понимать, что им, как настоящим авторам, дадут там снять одну серию из десяти. Первую, чтобы зритель успокоился. Укоротив, насколько это возможно, все их оригинальные идеи, вбив их в единый, доказавший свою эффективность шаблон. Остальные девять сделают уже по лекалам «гуманоидного» кино совсем другие режиссеры.
Ну, и сверну на привычную мне тропинку: сравню с театром. Совсем другая картина. В театре есть «градус», он быстрее и точнее реагирует на то, что происходит на улице. В театре (вот, возможно, главное отличие!), успех и, как следствие, деньги (ладно, упомянем для полноты сравнения) приносит как раз ощущение Человека, авторский взгляд. А любая усредненность — это провал. В театре не может быть беспозвоночного, толерантного творчества.
Вот сейчас мы готовим в театре премьеру спектакля «Человек с глазами Моцарта», главную роль сыграет прекрасная актриса Анна Каменкова. Это пьеса о войне. В ней нет ни выстрелов, ни крови, ни откровенной жестокости, но я сомневаюсь, что сегодня я смог бы воплотить что-то подобное в кино. Почему? Потому что это очень эмоциональный рассказ. Непростой, переворачивающий душу, лишающий комфорта. Там есть сильнейшая любовь и тяжелейшее ожидание возвращения любимых. Настолько тяжелое, что оно сводит с ума. Это мое личное высказывание о войне. О том, что война — это ужас и боль, это любовь и высокая жертва. О том, что воспринимать подобные вещи, не выходя из «зоны комфорта», невозможно. Такие истории трогают сердце. Так и должно быть.
Представить себе что-либо подобное на экране сегодня просто немыслимо. Там сегодня рулят приключенческие блокбастеры. Даже про войну.
Я слежу за нашим кино — осторожно, чтобы не покалечить свое эстетическое чувство. И время от времени что-то смотрю. В том числе и современные фильмы про войну. Про них нельзя сказать, что их создатели всеми силами пытаются обойти все острые углы, никого ничем ни в коем случае не задеть сценами насилия или жестокости. Нет, в них действительно показывают, как погибают люди, как нацисты сжигают деревни, там есть и кровь, и боль, и предательство. Но вот что странно: все эти экранные ужасы меня совершенно не пугают. Они меня даже, в общем, не трогают. Потому что — и тут самое место для лозунга нашего времени! — «все всё понимают». И я понимаю. То, что происходит на экране, — не настоящее, понарошку. В этом нет ни грамма правды.
Это вызывает у меня чувство удивления, к которому примешивается даже какая-то нотка наивной детской зависти: сделать фильм про войну, который не вывел бы из состояния равновесия ни единого зрителя — это ж уметь надо! Кстати о детстве. Мне кажется, что, когда мы, пацаны и девчонки, играли в наших дворах в «войнушку» — мы и то переживали происходящее почти по-настоящему, несмотря на то что это была игра и «все всё понимали».
После «Они сражались за Родину», «В бой идут одни старики», «Иди и смотри» я был уверен, что снять фильм о войне — это если не подвиг, то тяжелейшее дело, по крайней мере. Тяжелейшее именно с эмоциональной точки зрения: переживание и проживание происходящего в кадре может просто раздавить, ты можешь этого просто не выдержать. Может быть, поэтому я так долго подступался к военной теме и поставил спектакль о войне вот только сейчас.
Но нынешние мастера российского кино доказали мою неправоту. Они наглядно показали, как можно делать кино о войне легким и ненапряженным. В этом кино все понарошку, все по приколу: прикольно летит снаряд, прикольно, в «слоу-мо», взрывается дом. Там, внутри дома, люди, но зрителю некогда об этом думать, иначе он пропустит очередной прикольный спецэффект.
Не мною сказано: наша речь отражает наше сознание. Обилие в нынешнем разговорном языке формулы «как бы» очень ярко иллюстрирует наше восприятие мира. На экране разворачивается как бы война, как бы солдаты идут в как бы атаку, как бы герой совершает как бы подвиг и как бы погибает. В зале сидят как бы зрители и смотрят как бы кино. Единственный непреложный факт, который стоит за всем этим, — это то, что зритель заплатил за билет. Вот тут все по-настоящему. И всё — ради этого факта.
Со временем стало понятно: советское кино, кино, которое делали талантливые люди в непростых условиях тоталитарного режима, было гораздо более свободным, честным, правдивым и человечным, нежели то кино, что производится сегодня в свободной России. Не хотелось бы думать, что кинематографу (нашему и ихнему) для выздоровления нужен новый тоталитаризм. «Джокер» вон появился безо всякого контроля со стороны условного отдела культуры условного ЦК КПСС. И даже (кошмар! как такое возможно вообще?!) при полном отсутствии Министерства культуры как такового. И зритель, которого создатели вытащили из зоны комфорта и погрузили в нездоровый, полный боли и страдания мир главного героя, вдруг оказался им за это благодарен, сделав «Джокера» самым кассовым фильмом категории «R» в истории.
А недовольные? А те возмущенные британские зрители, что написали свои жалобы? Читаем новости внимательно и создаем свое собственное мнение: за весь 2019 год во всей Великобритании таких недовольных нашлось 20 (двадцать) человек.
Поэтому: не боимся «неприятного» кино — оно настоящее. Поэтому: смотрим «Джокера» и не даем себе успокоиться! Ну, и увидимся там, где трусливые и политкорректные не выживают — в театре!