— Вы раньше были с Тодоровским знакомы? Как к нему попали?
— Мы были знакомы шапочно, поскольку почти ровесники. Когда еще была советская власть, мы все крутились в Доме кино и в старом, еще не сгоревшем Доме актера, где делали из года в год капустники. Все были знакомы: Сережа Гармаш, Вася Мищенко, Мишка Ефремов, Валера Тодоровский, Сережа Шкаликов, Лена Майорова, Андрей Смоляков. Во всяком случае, знали друг друга в лицо. Почему Валера позвал меня в «Оттепель», мне неизвестно. Я долго отказывалась, потому что было страшно, морочила голову его кастинг-директорам. Боялась услышать: «Нет». В общем, трусила со страшной силой, а пробы уже заканчивались, и чуть ли не через неделю начинался съемочный процесс. Я отнекивалась, пока это не стало уже неприлично. Мои агенты сказали: «Выдумываешь, что у тебя нога хромает, голова болит, назначен экзамен или репетиция. Всем уже понятно, что ты врешь». Я съездила от абсолютной безнадеги, просто из вежливости.
— Как все прошло?
— Я приехала вся такая красивая, в перламутре. Меня умыли, накрутили. Валеры не было на пробах. Он дорабатывал сценарий. Уходя, попросила, чтобы мне позвонили, не мучили, сразу сказали правду. Не хотелось жить в страшном напряжении. Все же Тодоровский — не фунт изюма. Вечером мне позвонили и сказали: «Вы утверждены».
— Когда произошло ДТП с участием Михаила Ефремова, я пересмотрела программу Юрия Дудя, где Михаил рассказывал про вас с Евгением Дворжецким, приводил в пример вашу любовную историю как одну из самых впечатляющих. Вы смотрели?
— Мне сын показал этот фрагмент, где Миша про нас говорил. Он — мой давний друг. Мы нежно друг к другу относимся. Я много лет знаю, какой он и что с ним. Ни для кого это не было тайной. Был такой Миша, какого мы принимали, и разговоры о том, что он алкоголик, это разговоры. Замечательный пост написал Андрей Орлов (Орлуша) в Facebook. Все, что там написано, правда. Это одна сторона вопроса. А другая сторона вопроса заключается в том, что я не существую в социальных сетях, ничего там не публикую, пользуюсь только мессенджером, когда надо отправить сообщение или поговорить со своей американской подругой.
Но сейчас у меня руки чешутся. Не знаю, какое слово употребить. Хочется надавать по щекам, открутить голову, плюнуть в лицо тем, кто продолжает пинать, кидать камни, писать гадости и участвовать в травле. Всем им хочу сказать: «Заткнитесь!». Произошла страшная трагедия. Это жуткое горе для близких погибшего. А все, что творится вокруг, безобразно и омерзительно. Хуже всех сейчас Мише. Что тут еще сказать. Я его люблю. Чем ему помочь? Найдутся близкие люди, которые подставят плечо. Я бы тоже пошла и сделала это. Просто не нужно сейчас много плеч.
— Каким он был на съемках «Оттепели»?
— Он — блестящий артист, талантливый человек, добрейшей души человек. Считается, что на детях артистов, музыкантов и художников природа отдыхает. Так вот никто в данном случае не отдыхает. Мне работалось с ним прекрасно. Он — остроумный, выдумщик, творит вместе с партнером и режиссером. Не единоличник, не эгоист в профессии.
— Некоторые уверены, что в «Оттепели» он сыграл отчасти самого себя?
— Да нет! Мишка — артист. Он просто прекрасно сыграл этого героя. Он у него живой, настоящий, без вранья. В «Оттепели» вообще не было прототипов. Знаю, что некоторые их там пытались найти: не этого ли оператора там показали? Мою героиню тоже воспринимают как гениальную сотрудницу «Мосфильма», которая ругалась матом. Но это не она. Я бы сказала, что это наш «Амаркорд»: такие люди были — и не будем о них забывать. Но это сборная солянка. Не надо искать прямых параллелей. Миша играл другана моей героини, и у них, по сценарию, восемь совместных картин. А есть ли в его роли что-то автобиографическое, это надо у Миши спрашивать.
— Он фонтанирующий актер? Не предлагал почудить, что-то придумать на площадке?
— Он живой артист и придумщик, но фонтанирующим я бы его не назвала. Он был очень включен в процесс, ему было интересно. Мы — профессионалы. Чего чудить-то, когда надо отснять определенное количество материала, знать текст. Мы делаем работу либо весело, с хорошим настроением, либо нам тяжело — и что-то не клеится. На «Оттепели» бывало, что посмеемся, расколемся, но это ситуативно. Мы хохотали, когда снималась сцена в машине, где герой Миши совершенно пьяный, когда его привозят на площадку. Смешно! Миша прекрасно это делал, будучи абсолютно трезвым. Дальше он полез обниматься, сняли это. Но это сценарий, четкие рамки.
Мы с ним по жизни дружили, но вместе снимались только в «Оттепели», где он был прекрасен как партнер и товарищ, как член съемочной группы. Мы не проводили все время вместе. Миша — занятой человек: приезжал на съемки, работал и уезжал. У него были еще и другие проекты.
— В «Оттепели» многие вас для себя открыли. А вы считаете эту картину для себя поворотным пунктом?
— Валерий Тодоровский умеет открывать артистов, до этого каких-то там бывших. Я надеялась, что после «Оттепели» что-то произойдет. Мне много всего предлагают, но все это ужасно. После Тодоровского у многих актеров начинается новая история, но я очень капризная. У меня нет цели — непременно сниматься в кино. Я очень внимательно отношусь к сценарию. Отказываюсь от невероятного количества предложений. Сейчас новая мода — интернет-платформы. Это вообще зашибись. Другого слова нет. Ужас!
— А в чем ужас?
— Кино, которое снимают для Интернета, — совсем уж на потребу невзыскательному зрителю: мат-перемат, все то, что мы видим во дворе, про якобы простую такую жизнь. Не хочу принимать участия в таких проектах. Это ниже моего человеческого и профессионального достоинства. Но отказавшись, хотя бы могу сказать: «А вы сами-то прочитали, что написали? Вам не стыдно?»
— Но не только же однодневное барахло делается?
— Я обожаю Веру Сторожеву. Куда бы она меня ни позвала, пусть на крохотный эпизод, пойду и буду работать. В ее фильме «Сдается дом со всеми неудобствами» я снималась у нее без проб. И когда я в «Мурке» снималась, тоже проб как таковых не было. Мне и фильм нравится, и моя работа. Не то чтобы я все время отказываюсь, нет. Я езжу на пробы, но где-то не подхожу. Сама, как профессионал, понимаю, что какой-то материал — не мой. Например, знаю, что не буду органичной в ролях сельских бабушек и тетенек. Не получится. Не мое амплуа.
— Может, вам так кажется? Фрейндлих же сыграла?
— Она мой кумир. Я посмотрела «Карпа отмороженного» и считаю, что моя любимейшая, гениальная Алиса Бруновна — никакая не деревенская старуха. Это моя точка зрения. Кто-то с этим не согласится. Я и про себя знаю, что это будет неправда. Зачем тогда? Такой у меня выстрел с «Оттепелью» был. Я не снималась полжизни в кино, теперь что, наверстывать? Это не для меня с моим чувством самоиронии.
— Вы упомянули Дом кино, а я вспомнила, как писала для киножурнала текст о династии Дворжецких: Вацлаве, Владиславе, Евгении, и пригласила туда Женю Дворжецкого на интервью, а вахтер нас не пустил. Женя не был членом Союза кинематографистов, но был узнаваемым актером. Мне кажется, его стали забывать. Совершенно незаслуженно. Артистов быстро забывают, правда?
— Да, и, к сожалению, это закономерно. Женя ушел очень молодым. Не так много еще было сделано. Если бы тогда не произошла авария (39-летний Евгений Дворжецкий погиб 1 декабря 1999 года, когда его автомобиль столкнулся с грузовиком. — Прим. авт.), то сейчас он бы снимался из фильма в фильм, и на телевидении была бы работа. Так мне кажется.
«Блат заканчивается с выдачи студенческого билета»
— В РАМТ вы работаете уже 35 лет? Не хотелось сбежать? Перемены иногда способствует творческому рывку.
— А куда бежать? Можете назвать, где лучше? Я пришла в наш театр в 1986 году. Очень доверяю нашему художественному руководителю Алексею Владимировичу Бородину. Мне хорошо под его крылом. У нас, конечно, не идеальные отношения, не райские кущи, но я не задумывалась о том, чтобы уйти в другой театр. Зачем, когда во главе всего стоит человек чрезвычайно интеллигентный, образованный, мастер своего дела?
— Раньше говорили: театр — это дом. РАМТ — один из немногих, где еще живо это понятие?
— Я эту формулировку никогда не использовала, потому что я против того, чтобы театр был домом. Театр — это место моей работы, а мой дом — это совсем другое понятие. Но то, что наш театр — один из немногих — пока здоров, это факт.
— Трудно взрослой актрисе в молодежном театре?
— Все зависит от случая, взгляда режиссера и репертуарной политики. Я не знаю, из-за чего, из-за какой вредности, наверное, отказалась участвовать в «Береге утопии», а потом десять лет ничего нового не играла. Зато поставила как режиссер спектакль «Мой внук Вениамин» в пространстве «Черной комнаты».
— Десять лет без ролей! Это сурово.
— Но я уже тогда преподавала в Театральном институте им. Щукина, продолжала играть репертуар, в котором была занята, снималась в кино гораздо чаще, чем до этого. Отсутствие театральных ролей уравновешивалось таким образом. Я не страдала. У меня была нормальная жизнь: семья, дети, институт, где те же дети, за которых отвечаешь.
— Какое время стало самым счастливым?
— Оно все счастливое. Нельзя гневить Бога. Это мое кредо. Мне и сейчас хорошо. Было интересно выпускать «Короля Лира», а до этого «Между небом и землей жаворонок вьется», «Баню». Мы были молоды, а я еще не стала циничной. Сейчас я хорошо знаю актерскую профессию изнутри и что-то волшебное рассказываю своим студентам. Знаю, насколько она прекрасна и насколько коварна. Многое в ней зависит от случая, стечения обстоятельств, расположения звезд.
— К 100-летию театра намечаются торжества?
— Планируются, но из-за пандемии многое идет вкривь и вкось. Мы надеемся, что выйдем на работу 1 августа, но что произойдет — никому не известно. Были планы вернуться к спектаклям Центрального детского театра, как когда-то назывался РАМТ, но я не посвящена в детали. Я же не Бородин, не Егор Перегудов, не Софья Апфельбаум, не руковожу театром. Замечательно придумывает Роспотребнадзор, как зрителям сидеть в зале. На картинке это выглядит красиво. Но мы задаем вопрос: «А они когда-нибудь в театре были?» Зрители могут сидеть как угодно — хоть в шахматном, хоть в шашечном порядке. Мы-то как будем работать? Отелло будет душить Дездемону на социальной дистанции? Не представляю, как можно репетировать в маске.
— Чем вы занимались во время карантина?
— Сначала мы торчали в Москве, а потом уехали за город, слава богу, есть куда. Я участвовала в проекте «Помоги врачам», где читала письма врачей. Ксюша Алферова начинала, а я продолжала. Собирала своих студентов, держала руку на пульсе, что-то с ними обсуждала, рекомендовала посмотреть фильмы, прочитать книги.
— Как вы умудрились окончить учебный год?
— Не могу сказать, что это было чрезвычайно сложно. Наше руководство быстро сориентировалось, и студенты в простое не находились. В zoom читались лекции, танцевальные упражнения отправлялись через Интернет, занимались художественным чтением, сдавали зачеты и экзамены. Но мой третий курс не смог сдать мастерство. У нас уже заявки на дипломные спектакли, и репетировать в zoom невозможно. Я даже не пыталась.
— Мне о вас как о заботливом педагоге рассказала Зоя Кайдановская, сын которой учится на вашем курсе.
— Я очень давно этим занимаюсь благодаря Алексею Владимировичу Бородину. С 1988/89 года я начала работать на его курсе, который он набрал в ГИТИСе. А потом уже пришла в Щукинское училище. Какое-то время работала на оба заведения, но это было трудно. Тем более еще в театре была занята, время от времени снималась в кино. И я рванула в альма-матер, где намечались карьерные перспективы. В ГИТИСе — система мастерских, а в Щукинском есть художественный руководитель — и вся кафедра актерского мастерства преподает на каждом курсе.
— Много у вас актерских детей? Ректор одного творческого вуза каждый год перед вступительными экзаменами меняет номер мобильного телефона, потому что кинематографисты просят за своих отпрысков, родственников, знакомых.
— Его можно понять. Но мне просто. У меня нет никакой совести, потому что у меня два ребенка — и я прекрасно знала, что если они выберут эту дорогу, то я буду за них просить. С самого начала говорила им: если решите идти в актеры, то будете блатными. Только блат заканчивается с выдачей студенческого билета. Дальше самому надо отстаивать свою фамилию, достоинство, возможности, талант. На сцену-то им выходить. Мой сыночек Миша учится на оператора во ВГИКе у Игоря Клебанова, окончил третий курс. Он же будет кино снимать, не я за него. Вот и закончился весь блат. Мне это вообще смешно слышать. Сегодня разговаривала со знакомым, у которого ребенок поступает, и вспомнила великую Веру Константиновну Львову — прямую ученицу Вахтангова. Мне посчастливилось учиться у нее. Она еще преподавала и была педагогом на нашем курсе. Она всегда говорила, что наши дети — это наш крест, и мы должны для них сделать все возможное. Если мы можем их выучить, значит, выучим. Это и моя позиция. У меня учатся сын Зои Кайдановской, Леша Славкин, дочка народной артистки и моей однокурсницы Светланы Рябовой, другие дети, приехавшие не из Хабаровска. Конечно, это сложно, но я пытаюсь сделать все, чтобы они учились. Иногда вынуждена говорить родителям, если это близкие люди: извините, но могу взять только на платное обучение. Советую им поговорить с ребенком, чтобы он не поступал. Как правило, это бесполезно.
— Но Шукшины в сапогах еще приезжают?
— Конечно, приезжают. У меня на предыдущем курсе учился Сережа Соцердотский из Южно-Сахалинска. Он снимался в «Холопе», «Отчиме». Рыжий такой. Он мне говорит: «Я люблю летом ездить в деревню к бабушке». «Деревня-то близко?» — интересовалась я. «Да близко. 500 км», — ответил он. Мой любимейший студент Саша Горбатов приехал из Запорожья. Был он уже взрослый, 22 года. Пришел, сверкнул голубыми глазами. Я спросила, есть ли у него образование. «Да, я — газосварщик», — сказал он. Скоро выйдет «Угрюм-река» с его участием, а сейчас идет «Ненастье», где он сыграл одну из главных ролей. Саша в кино нарасхват. Мы не только актерских детей учим.
— А своих детей муштруете, пытаетесь, как опытная актриса, влиять на творческую жизнь?
— Конечно. Они задают мне вопросы, я отвечаю. Миша нам всегда показывает свои курсовые работы. Мы честно высказываем свое мнение. Дочь Аня играет на сцене. Мы с ней вместе участвуем в одном спектакле — это отдельное развлечение. Если она задает вопросы — отвечаю. У еврейской матери все под крылом.
— Но вы друзья, не диктатор?
— Друзья, конечно. Какая там диктатура. Одной 30 лет, второму — 21. Диктатура уже закончилась.
— Кинопроизводство постепенно войдет в свою колею. У вас есть какие-то проекты, которые остановились с началом карантина, и есть ли шанс к ним вернуться?
— Мы ждем Веру Сторожеву. Она продолжает снимать второй сезон сериала «Шифр», где у меня эпизод. Я уже снималась в первом сезоне, и мой персонаж продолжит свою жизнь. И у Алешки (муж Нины Дворжецкой — Алексей Колган. — С.Х.) тоже есть работа в продолжении. Мне также прислали симпатичный сценарий, на который я согласилась. Но переговоры начнутся, когда станет понятно, что мы сможем начать работу. Кто-то, говорят, уже снимает. Мы пока ждем.
— Грустно все, конечно.
— Да не грустно. Это интересно. Вы могли себе представить, что такой финт будет по всему миру? Надо продержаться, не скурвиться, не сломаться. Можно посыпать голову пеплом и говорить: «Какой ужас!». Мы все выдержим и пойдем дальше. Жизнь обязательно будет продолжаться. Будем снимать кино, выйдем на сцену. Зачем ждать плохого? Надо ждать хорошего. Вам кажется, что я солнечная оптимистка? Я хочу, чтобы все были здоровы и морально, и физически. Хотя Черчилль говорил, что на «Титанике» все были здоровы. Все дело в том, с какой точки зрения посмотреть.