— Мне даже не пришлось Мишу уговаривать: я предложил — он согласился, — рассказывает обозревателю «МК» один из основателей и художественный руководитель «Ералаша» Борис Грачевский. — Хотя у моей творческой группы и были сомнения: а приедет ли Ефремов на съемку? Не сорвет ли ее?
— В связи с чем были такие сомнения?
— Дело тут в совпадении. Съемка была назначена на определенный день, уже и не помню число. Но накануне с Михаилом произошла в Самаре неприятная история — это когда, если помнишь, на гастролях он стал со сцены отвечать возмущенному зрителю. Ну и спектакль отменили, разразился скандал… Вот от этого сомнения и возникли. Помню, мой режиссер еще переживал: мы и квартиру для съемок сняли, и вообще все было подготовлено, а тут этот скандал. Но Михаил приехал, причем раньше условленного времени. Приехал абсолютно трезвый — а как иначе, ему же с детьми работать.
— Кого он должен был играть?
— Его герой — такой новый тип джинна из бутылки. Но не из-под водки или пепси, а из бутылки кефира он появляется и действительно начинает выполнять желание парня. Симпатичный такой джинн. Кстати, зовут его Кефирыч. И сюжет так называется.
— Что просит современный ребенок у ибн Кефирыча? Помнится, пионер Волька просил ковер-самолет и что-то еще такое романтическое…
— Ну, у современных детей все другое — меркантильное, приземленное. «Давай, — говорит он Кефирычу, — большой телевизор в мою комнату, крутой велосипед, ну и похудеть бы надо». — «Будь по-твоему», — отвечает ему Кефирыч-Ефремов, и тут же появляется велик, от которого к телеку тянутся провода, и тот включается, как только начинаешь крутить педали. «Заодно и похудеешь», — говорит джинн.
Сняли тогда с одного дубля. Михаил замечательно, я помню, сыграл. И вот что значит профессионал: когда режиссер попросил его добавить в образ яркости и готов был переснять, Михаил отказался. А знаешь, чем мотивировал?
— Интересно.
— Он объяснил, почему не надо переснимать. «Если плюсовать, скажут, что я пьяный снимался». И я его понимаю — сам максималист в такой ситуации.
— Не обсуждали тогда тот скандал в самарском театре?
— Нет, ни слова. Видно было, что он расстроен. Я уже говорил, что он пришел раньше, был такой очень корректный — после всей этой жути. Конечно, радости мало, когда тебя по всем газетам, по всем каналам полощут. И я не заикался: в доме повешенного не говорят о веревке. И хочу сказать, что никаких проблем с гонораром его у меня не было: обговорили сумму, начали работать. Не торговался, меркантильности — ноль.
Хочу сказать, что артист он глубокий, с годами становился по таланту все ближе к отцу. Я ведь помню его самую первую роль в кино — в фильме «Когда я стану великаном». Мише было лет 13–14 тогда, он блистательно сыграл роль хулигана и поэта, восьмиклассника Копейкина (реж. Инна Туманян, 1978 г. — М.Р.). И благодаря во многом ему этот фильм встал рядом с такими серьезными картинами для подростков, как «Ключ без права передачи» или «Не болит голова у дятла». Все тогда порадовались за него и поняли, что он не просто сын великого Олега Ефремова, а сам по себе талантлив. Самое обидное сейчас вот что: Миша действительно очень порядочный человек.
— Не могу не согласиться. И в этом вся трагедия: был бы мерзавец какой, ну сотворил еще одну мерзость — ждать от такого нечего. Вот теперь артисты боятся высказываться о нем, чтобы не быть неправильно понятыми и не навредить Мише своими рассказами — какой он замечательный. А по его вине погиб человек…
— Ни в коем случае речь не идет о выгораживании. Хочу сразу отделить свои переживания за артиста, у которого такая пагубная слабость, от случившейся трагедии. Мне очень горько, и, конечно, нет оправдания такому поступку. И у него самого для себя нет оправдания: он в этой чудовищной ситуации не стал прятаться, отнекиваться, «включать ресурс». Как кто-то правильно сказал: «Погибли два человека — водитель Захаров и артист Ефремов». Скажу честно: если артист Ефремов возродится, я буду только счастлив. Очень горько. Сердце за него разрывается.