Учреждения культуры не научились монетизировать свою работу через онлайн
— Какую вы выделяете самую большую проблему, вставшую перед культурой в мире в связи с пандемией?
— Я думаю, что сегодня возникла серьезнейшая проблема монетизации художественной культуры в онлайне. Прежде всего потому, что культура во всем мире понесла серьезный экономический урон и обнищала. И это при всей серьезной поддержке, которая оказывается людям и культуре в частности. Я приведу простой пример: бродвейские театры откроются в лучшем случае поздней весной 2021-го, потому что в отличие от российских театров они работают за счет публики, без государственной поддержки. И они не могут работать при 50-процентной заполняемости: уходят в ноль только при 60-процентной заполняемости зала. И в этом смысле, может быть, наш Театр мюзикла, единственный из по-настоящему больших московских театров, который ощущает это очень остро. Мы несем колоссальные убытки и, если все-таки начнем сезон при заполняемости 30%, эти убытки будут еще больше. Нам нужно 55% заполняемости, чтобы уходить в нули, а если этого нет, я должен доплачивать за удовольствие играть на сцене. Государственные театры такое могут себе позволить — их финансирует государство.
Учреждения культуры не научились монетизировать свою работу через онлайн. Приведу простой пример: Эрмитаж посещает за год 6 миллионов человек. За 2 карантинных месяца Эрмитаж в онлайне посетило около 14 миллионов или даже больше. Бесплатно. Вы понимаете, что если хотя бы люди по 10 рублей заплатили, то было бы уже 140 миллионов. А Эрмитаж зарабатывает на посетителях 200 миллионов в месяц. Спектакль «Реверс» нашего Театра мюзикла посмотрело более миллиона человек. Если бы это было монетизировано, было бы хоть что-то.
— Но тут нужна законодательная база. Когда она может появиться?
— Нужна юридическая база и готовность платформ идти на это. Но тут встают серьезные вопросы, связанные вообще со смежными авторскими правами. Когда мы сегодня говорим об экономическом ущербе, нанесенном культуре, мы говорим прежде всего о титульных учреждениях — Большом театре, Эрмитаже, Музее имени Пушкина, Театре Вахтангова, Мариинском и так далее. А простите меня, половина культуры сегодня — это разного рода коммерческие организации, индивидуальные артисты, индивидуальные предприниматели. И эта культура понесла урон еще более серьезный. Вы понимаете прекрасно, что музыканты, которые играют на улицах в Москве, на полгода оказались в ситуации просто нищенства. Слава богу, сейчас будут выплачивать индивидуальным предпринимателям МРОТ, но, повторю, — подавляющее большинство свободных артистов тоже индивидуальные предприниматели, которые снимаются в сериалах, фильмах и так далее. Но, как видим, ничего не снимается, и значит, они полгода будут получать по 12 тысяч 300.
— Пользователи соцсетей наблюдали на эту тему жесточайшую схватку двух тяжеловесов шоу-бизнеса: Иосифа Пригожина и Шнура. Пригожин посетовал на то, что артисты шоу-бизнеса бедствуют, а Шнур ему ответил, мол, не надо жаловаться, сидя во дворцах. На чьей вы стороне?
— Понятно, что массовая публика знает первую двадцатку-тридцатку певцов и музыкантов, которые выступают на телевидении, имеют концерты, корпоративы. Я не люблю, когда лазают в чужие карманы, но, наверное, какие-то запасы у этих людей есть, и они позволяют им жить скромнее, чем они жили, но жить. Впрочем, не думаю, что эти запасы бесконечны. Понятно, что Алла Борисовна одна и Валерия одна, и Филипп Киркоров тоже один. А есть люди, которых мы не знаем, но которые составляют трудовую армию, работающую в этой сфере. Уверен, что у них нет подушки безопасности больше, чем на пару-тройку месяцев. Поэтому я не знаю, про кого говорил Пригожин, но понятно совершенно, что все профессионалы эстрады просто лишились заработков.
Есть знаменитости, которые и сейчас устраивают онлайн-корпоративы, они выступают, и им платят. Но простите меня, в московском Театре мюзикла, в Театре на Серпуховке работает много артистов, у которых были свои вечера, какие-то приработки, они выступали в небольших кафе, клубах. У них нет миллионов, и я это прекрасно знаю. Поэтому вынужден залезать в долги и платить зарплату, понимая, что ребятам просто надо есть, содержать семьи, платить ипотеки и так далее.
— Министерство культуры насколько серьезно рассматривает вопрос финансовой поддержки частного сектора в культуре?
— Министерство очень старается. Там сейчас вообще команда, которая очень доброжелательна, которая хочет помогать. И московский Департамент культуры хочет помогать. Но в этом деле нет большой практики. Только сейчас начали создавать реестр социально ориентированных НКО в сфере культуры. Такое впервые делается Министерством культуры для Министерства экономики с тем, чтобы правительство включило НКО в возможную программу поддержки. И московская власть помогает НКО, и учреждениям культуры тоже, за что они благодарны. Но в сегодняшней ситуации, когда очень много дополнительных выплат ложится на бюджет (детские выплаты и поддержка среднего и малого бизнеса, и так далее), то, конечно, на все денег не хватит. Но впервые пандемия подтолкнула к созданию реестра социально ориентированных учреждений культуры, что важно, потому что пандемия закончится, а этот реестр так или иначе останется.
Страшно не заболеть, страшно умереть от случайности
— Активно и панически дискутируется вопрос о санитарных нормах, которые вынуждены будут соблюдать в учреждениях культуры. С вашей точки зрения, это дело каждой страны или будут выработаны универсальные нормы?
— Ни одна ВОЗ не возьмет на себя выработку универсальных правил. Все зависит от конкретной пандемической ситуации в каждой отдельной стране. И при этом надо понимать, что пандемическая ситуация может меняться. Сейчас вроде бы, после того как завершилась пандемия в Корее, коронавирус опять проявил себя, и у них за последние сутки немало заболевших. Так что каждая страна будет вырабатывать свои правила. Ситуация везде крайне разная: одна она в Чехии, которая очень рано закрылась, совершенно другая в Швеции. А австрийцы вообще объявили, что проведут Зальцбургский фестиваль. Мы к этому времени, видимо, только начнем репетиции.
— Южная Корея, которая уже открыла театры и даже не все закрывала во время карантина, людей не рассаживает в шахматном порядке — сидят рядом.
— Ну потому что считается — они победили пандемию. Я не специалист в области вирусологии, но все серьезные вирусологи говорят о том, что на производство вакцины нужен год, а может, и больше. Но я уверен, что эффективная методика лечения будет найдена. Врачи считают, что найдут уже к осени, и тогда будет понятно, какие лекарства позволят избежать летальных исходов — страшно же не заболеть, страшно умереть от случайности. Мы же болеем гриппом, болеем разными болезнями, и главная задача, которую ставят и врачи перед нами, и мы сами перед собой, — не умереть. Так что тут психологическая история. Будет найдена методика лечения — люди перестанут бояться ходить в театр.
Лавров сказал: «Мир будет другим, но хотелось бы, чтобы он был лучше»
— Михаил Ефимович, в пандемическом угаре политические разногласия, которые существуют у нас со Штатами или Великобританией, мешают в продвижении важных культурных или образовательных инициатив?
— Тут происходят самые разные вещи. Например, Международный центр компетенций в горнотехническом образовании под эгидой ЮНЕСКО, который работает на базе Петербургского горного университета, несколько дней назад подписал соглашение с Британским институтом материалов, минералов и горного дела. Вот, казалось бы, у нас с Британией плохие отношения, пандемия, но тем не менее там, где есть работающие люди, где есть потребности, там создается нормальная рабочая среда. Или сейчас Министерство культуры РФ при поддержке МИДа РФ вместе с ЮНЕСКО готовит большой Международный марафон культур. Это огромный проект, в котором примут участие не меньше 50 стран. Художественным руководителем согласился стать Андрей Кончаловский. Как только началась пандемия, и стало ясно, к чему она ведет, российские деятели культуры направили письмо международному культурному сообществу и ЮНЕСКО о том, что культура окажется в достаточно сложном положении и в процессе пандемии, и после нее. И что, с одной стороны, надо привлечь внимание к ее проблемам, а с другой — показать, что именно культура помогла людям переживать изоляцию и будет помогать потом. Культура учит людей самому главному искусству — искусству жить на земле.
— Вы сказали, что идет подготовка марафона планетарного масштаба. Что он из себя будет представлять?
— Долго обсуждали этот вопрос, были разные предложения, но мы пришли к выводу, что это должна быть панорама культуры мира. И что не надо делать безумный формат на двое суток. Скорее это фильм (он может длиться часов пять) о многообразии культурной жизни мира. Сюжеты о культуре каждой страны, которые будут включать в себя и природные красоты, и высокую культуру, и самодеятельность людей во время пандемии. И на этом фоне какой-то очень важный для каждой страны человек скажет слова, которые кажутся сегодня очень важными для его страны, для мира, человечества.
— Кому же от нашей страны доверят такие слова? И как избежать ложного пафоса, который сопровождает речи от имени государства?
— Пока не решено. Пока мы рассылаем матрицу того, чего ждем и хотим получить от каждой страны. Надо сказать, что все откликнулись очень быстро: китайцы, французы, американцы, латиноамериканские страны. Мы хотим рассказать о том, что мир велик, богат, прекрасен. Вот сейчас все говорят о том, что мир будет другим, и мы будем жить в каком-то другом мире. Но, как недавно сказал Сергей Лавров в приветствии к Потсдамским встречам, «мир будет другим, но хотелось бы, чтобы он был лучше».
Еще одна тема, которая обсуждается, — конец глобализации, но на самом деле пандемия показала, что именно в этот период деятели культуры как никогда активно работали в глобальном пространстве. Потому что сложившееся за последние 40 лет мировое культурное пространство никуда не денется, и глобализация в сфере культуры сохранится. Но это вовсе не значит, что она будет представлять угрозу для национальных культур. Напротив, чем универсальнее связи, тем острее самоидентичность культур: мы интересны, потому что мы русские. А не французы, не итальянцы, не американцы.
— Россию на Марафоне будут представлять, естественно, титульные институции — Большой театр, Мариинка, Эрмитаж…
— Мы хотим, чтобы каждая страна представила все свое многообразие, потому что есть народное искусство. А Россия многонациональная страна: у нас около 200 этносов — русские, татары, башкиры, буряты, и мы постараемся каким-то образом все сложить. Но кроме высоких институций, конечно, есть и народная культура — она потрясающая. Посмотрите, что происходит сегодня в Сети. А юмор пандемии — вообще отдельная тема. И мы постараемся сделать так, чтобы все-таки это не выглядело официальной открыткой. Постараемся показать разное
— Ну да, а то опять, как в Русских сезонах за рубежом, — один и тот же набор.
— Когда вы говорите о Русских сезонах, важно понимать, что этот набор существует последние 120 лет, со времен Дягилевских сезонов. Ведь на самом деле мы ничего не навязываем партнерам — партнеры сами выбирают. Публика широкая, страны очень разные. Японцы, к примеру, очень любят то, что они любят и уже видели, а американцы любят всегда новое. Когда Станиславский в 1922 году был со МХАТом первый раз в Америке, они прошли на ура. А в 24-м их принимали очень уважительно, но такого коммерческого успеха уже не было. Им объяснили: американцы любят новое.
Моей задачей всегда было одно: чтобы помимо традиционного, желаемого всегда за рубежом нашего искусства мы показывали и современное искусство, науку, современную Россию. У меня есть друг Иен Блечфорд, директор Лондонского музея техники. Мы познакомились, когда он делал проект «Русский Космос». А потом он делал выставку, посвященную царской семье, в интересном ракурсе — гемофилия как заболевание. Сейчас готовит проект по российским железным дорогам. Его интересует новая Россия. Поэтому, когда встает вопрос, как показывать Россию, всегда возникает некая коллизия между тем, что хорошо знают на Западе, что вызовет там интерес, и тем новым, что важно нам показать — современные научные проекты, связанные, скажем, с биотехнологией. А у нас действительно есть прорывы в ряде научных областей.
Люди небогатые и бедные будут жить с культурой в онлайне
— В связи с пандемической встряской, которую трудно с чем-либо сравнить, происходит переоценка ценностей, в частности, в области культуры?
— Это сложный философский вопрос. Но я вспоминаю всегда историю человеческую — мы удивительные в этом смысле существа. Была «испанка» в начале ХХ века, во время Первой мировой войны, она докатилась до России. И тут же наступили так называемые «ревущие 20-е» с жаждой жизни, с необычайной энергией и в Европе, и в России (по своим причинам, послереволюционным). Но, как ни странно, память человека избирательна, мы стараемся забывать все плохое. И я думаю, никаких переоценок не будет. Люди — вот какими они были, такими и останутся. Давайте возьмем просто 6 тысяч лет назад, когда создавался Ветхий Завет. 3а тысячелетия интенсивной культурной жизни мы мало изменились. Да, были катастрофы, были пандемии, чума, войны, уносившие десятки миллионов жизней. Вторая мировая война... Но проходило время, довольно короткое, и люди начинали жить так, как будто ничего не было. Это счастливое свойство человеческой натуры.
Я не говорю, что люди беспамятны. Нет, 75-летие Победы показало, что память вещь очень важная. Но избирательность ее тоже вещь абсолютно могущественная. Что бы там ни говорили, но за последние 5, 7, 10 тысяч лет люди мало изменились. Были какие-то мутации, как считают некоторые, но в принципе мы так же зачинаем детей, как зачинали их 200 тысяч лет назад, мы так же мужаем, взрослеем, вступаем в брак, стареем и умираем, и этот консерватизм жизни, великий и прекрасный, определяет очень многое.
После пандемии не напишут сразу «Войну и мир» и в «Окопах Сталинграда» не напишут, как Виктор Некрасов сразу после войны. Но жизнь ускоряется и искусство тоже. Удивительный человеческий документ — дневники и высказывания врачей, работающих сегодня в больницах, в «красной зоне», стали литературной основой для пронзительного 12-часового радиоспектакля БДТ, а Евгений Водолазкин, который упорно уверяет всех, что он не драматург, написал необычайно театральную парадоксальную пьесу «Сестра четырех», действие которой происходит в инфекционной больнице в наши дни.
— Но многие уверены, что после пандемии… Тут прогнозы полярные — от всемирного одичания до всемирной культурной революции в онлайне. Ваш прогноз?
— Онлайн — это среда обитания культуры. Это в значительной степени больше информация о культуре, чем собственно сама живая культура, живое общение. Я вам скажу, что произойдет: произойдет еще большее социальное неравенство. Люди небогатые и бедные будут жить с культурой в онлайне. Люди богатые будут жить с культурой в реальности. Люди небогатые будут лечиться и учиться по телевизору, люди богатые будут отправлять своих детей учиться в реальные институты, к реальным педагогам. Вот такое социальное разделение может произойти. И в выигрыше всегда будут люди, которые получат образование из рук педагога и будут смотреть спектакль не онлайн, а будут видеть живого артиста. Живое общение станет роскошью. Это произойдет где-то через 50–100 лет, и это опасно. Потому что любое социальное неравенство такого масштаба может привести к очень тяжелым социальным последствиям.
— Из-за кризиса экономического в первую очередь?
— Экономический кризис экономическим кризисом. Я говорю о длинной истории, когда все в онлайне будет дешевле и дешевле.
— У меня последний вопрос и, извините, не очень приятный для вас — допускаете мысль о том, что из-за тяжелейшей экономической и пандемической ситуации придется закрыть ваше любимое детище — Театр мюзикла?
— Марина, вы понимаете, в чем дело — меня иногда такие мысли посещают по ночам, но к пяти часам утра они проходят. Я буду бороться до последнего. В трудные моменты вспоминаю Уинстона Черчилля, который когда-то на выпуске одного из университетов произнес замечательную фразу. От него ждали длинной-длинной речи, а он приехал, вынул сигару изо рта, снял котелок и сказал: «Никогда не сдавайтесь». Я, в общем, стараюсь никогда не сдаваться.