— Стюарт, в своих опусах вы создаете особую реальность, и последняя пластинка — не исключение. Вы вообще интересуетесь тем, что происходит вокруг, или предпочитаете концентрироваться на внутренних ощущениях?
— Конечно, мои песни всегда были отражением того, что происходит внутри меня, — я никогда не буду петь о войнах и экономических кризисах, например. Но в случае с последним альбомом отодвинуть окружающий мир от себя было сложно, да и не нужно. Он был создан на греческом острове, пропитан духом Средиземноморья, и в нем я говорю о прекрасных вещах — той красоте, которая нас окружает, несмотря ни на какие внешние реалии. Он стал чем-то новым и для меня самого. Я бы не назвал его повествовательной историей из нескольких частей, каждая композиция самобытна, но одновременно все они каким-то образом связаны между собой. Эти произведения были написаны за достаточно короткое время в особенном месте. Это и повлияло на то, что получилось в итоге.
— В чем главное отличие пластинки от предыдущих?
— Последние лет десять наша работа была неразрывно связана со студией. Если говорить о таких пластинках, как «The Waiting Room» 2016-го, «The Something Rain» 2012-го или, например, о саундтреке к фильму Клэр Дени «Высшее общество», то это были именно студийные эксперименты. Готовясь выпустить «No Treasure But Hope», мы решили просто собраться вместе и полностью записать пластинку так, как она может звучать живьем, причем в акустике, и посмотреть, что из этого выйдет. Раньше мы никогда не записывали альбомы таким образом. И, мне кажется, это был эксперимент, связанный с естественностью, с человеческими отношениями, с тем, как мы можем слышать друг друга внутри коллектива, с попыткой поймать момент и передать это ощущение в записи.
— В следующем году Tindersticks исполняется уже 30 лет. В чем секрет вечной творческой молодости?
— Вопрос исключительно в желании двигаться дальше. Если чувствуешь, что тебе есть что сказать, чем поделиться, какие еще неизведанные тобой музыкальные области исследовать, это невероятно мотивирует, включает в поток. К счастью для нас самих, группой уже много лет движет общее коллективное желание, общие цели, мы смотрим в одном направлении, каждый искренне заинтересован в том, какой шаг будет следующим. Отталкиваясь от такого эмоционального посыла, мы можем продолжать жить.
— Вы с детства мечтали быть артистом? Или у вас были какие-то другие планы на жизнь?
— Я думаю, это судьба. Мы с гитаристом Нейлом Фрезером оба родились и выросли в пригороде Ноттингема — Басфорде. Наши семьи были из рабочего класса. Все, что нас ждало, если бы мы жили по инерции, — работа где-нибудь в магазине. И музыка была единственной возможностью вырваться из всего этого. Вообще, если рассуждать о таком феномене, как фирменное британское звучание, думаю, на его формирование очень сильно повлияла именно среда, в которой жили мы и многие другие, начинавшие в то время и раньше музыканты. Англия в те годы была специфическим местом, и многие артисты вышли именно из рабочего класса. Например, The Beatles (они, конечно, старше нас, но тем не менее). Одним из «побочных эффектов» их влияния на массовую культуру стало то, что выражаться сленгом рабочего класса стало модно. Возвращаясь к личной истории, я не задумывался о том, что моя карьера будет связана с музыкой, просто именно в ней я мог по-настоящему взрослеть, внутренне развиваться. Это был мой единственный шанс, который я использовал.
— Продолжим немного тему поколений. Вы начинали свой путь в совершенно другое время. Насколько ощутимы сейчас смены музыкальных тенденций?
— Мне сложно об этом говорить, потому что мы всегда чувствовали себя аутсайдерами (смеется). В том смысле, что мы никогда не стремились примкнуть к какому-то модному движению, попасть в мейнстрим. Для нас то, что мы делали, всегда было стремлением к освобождению. Я считаю, что сейчас достаточно «здоровое» время для развития хорошей музыки, у артистов гораздо больше возможностей, чем раньше, и появляется много интересных исполнителей.
— А как вы считаете, могут ли шоу-бизнес и искусство идти рука об руку? Или это две разные истории?
— Все зависит от отношения к тому, что ты делаешь. Если, сочиняя песню, ты нацелен на то, чтобы попасть в струю, у тебя практически нет шансов создать что-то действительно стоящее, я имею в виду — произведение искусства. Творческий человек по своей натуре пишет и исполняет музыку, потому что не может иначе. И один из важнейших этапов его пути — делиться тем, что он создал, с другими людьми, поэтому он начинает выходить на сцену. Быть на сцене не так-то просто. Мы должны постоянно учиться, самосовершенствоваться, в том числе и учиться делиться. И, конечно, нужно по-настоящему наслаждаться живыми концертами вместе со своей публикой, а не устраивать их из-под палки или думать о славе и каких-то других подобных вещах. Это перекрывает творческую энергию. Некоторые сходят с ума просто потому, что становятся звездами. Для меня шоу-бизнес — это нечто реальное, можно сказать — осязаемое, но я не отношу себя к этой системе, и мне даже не хочется тратить свое время на то, чтобы анализировать, как она развивается и функционирует.
— Некоторых российских музыкантов (преимущественно рокеров) критикуют за то, что они заигрываются с красивыми текстами, забывая о качестве звучания. В этом смысле вам удается сохранять баланс. Можете дать небольшой мастер-класс?
— Я мыслю образами. Песни приходят из воображения как нечто целостное. Звуки, ритмы, мелодии и слова для меня — одинаково важные составляющие общей картины. Первично чувство, момент, когда ты хочешь зафиксировать то, что родилось внутри, передать эту эмоцию. Детали уже складываются в паззл естественным образом. В этом я переживаю свой творческий опыт. Меня часто сравнивают с Ником Кейвом, Леонардом Коэном, но я всегда говорил, что у нас мало общего. Они настоящие поэты, они оттачивают свои тексты, в моем же случае процесс происходит по-другому, я не считаю себя поэтом в чистом виде.