Сам он писал о том, что все, что делал, немедленно вычеркивал из сознания, кроме нескольких кусков «Причала». Когда-то Сергей Соловьев уже ставил его со своими студентами, был и спектакль в «Ельцин-центре», как попытка расследования того, что же произошло с картиной. И вот теперь в небольшом зале «Человека» на 50 мест попытались «Причал» прочитать — легко, по-шпаликовски, но с невыразимой тоской, истоки которой сложно объяснить. Пришедший на спектакль режиссер Юлий Файт видел все три театральные адаптации, и последнюю оценил. Сам он снял в молодые годы короткометражку «Трамвай в другие города» по сценарию Геннадия Шпаликова, у которого небольшой эпизод пассажира трамвая с книгой в руках. Файт учился в той самой легендарной мастерской Михаила Ромма, где его сокурсниками были Тарковский, Шукшин, Митта, Александр Гордон. Поступали они в 1954‑м. Среди них и Владимир Китайский — детдомовец из Новочеркасска, писавший стихи, изданные годы спустя в Антологии русской поэзии Евтушенко. Те, кто знал Китайского, вспоминают, что не выдержал он испытания «Мосфильмом», когда ему, начинающему режиссеру, в пору работы над дипломной картиной «Причал» вправляли мозги идеологи, объясняя, что можно, а что нельзя. По другой версии, Китайский покончил с собой из-за безответной любви к актрисе Людмиле Абрамовой, которая должна была сыграть главную роль, а позднее стала женой Высоцкого.
В небольшом пространстве «Человека» априори создается атмосфера соучастия зрителя. Четверо актеров как на ладони: девушка — Арина Постникова, и трое мужчин — Андрей Савостьянов, Александр Соколовский и Антон Шурцов. Вместе с ними молодой режиссер Данил Чащин поставил спектакль, идущий чуть больше часа, пытаясь, как он сам говорит, снять неснятое кино в голове, импрессионистический этюд, и уловить светлое и яркое сегодня, которое уже завтра станет «вчера». Слушая текст Шпаликова, думаешь о том, что надо было ему встретить на своем пути Марлена Хуциева и Георгия Данелия, чтобы стать тем Шпаликовым, каким мы его полюбили. Но вначале был все-таки «Причал» и только потом измотанная цензурой и лично товарищем Хрущевым «Застава Ильича» и «Я шагаю по Москве». Но интонация всюду узнаваемая — шпаликовская.
На сцене — четыре стула-трансформера, полки, перекрывающие экран, на котором идут титры и кадры несуществующего фильма. В финале актеры расставляют по полочкам фотографии и документы, рассказывающие о нереализованном сценарии. В одном из теперь уже артефактов ушедшей эпохи, датированном 1960 годом, приводится список рекомендованных для переговоров и проб штатных артистов Центральной студии киноактера. Шкипер там один — Анатолий Кузнецов, ныне известный широкому зрителю как тов. Сухов из «Белого солнца пустыни», как и исполнитель роли укротителя львов Сергей Мартинсон. На девушку с виолончелью предполагалась молоденькая и худенькая Наталья Крачковская. Их портреты тоже выставлены. Среди претенденток на главную роль нет упоминания первых красавиц тех лет — Светланы Светличной и Марианны Вертинской, которых мы увидим в «Заставе Ильича». Но их портреты выставлены, а кандидатуры рассматривались. Светлана Светличная собиралась на премьеру в «Человек», но непредвиденные обстоятельства помешали ей прийти.
В рукописном заявлении третьего творческого объединения «Мосфильма» в музыкальный отдел киностудии речь идет об участии композитора Микаэла Таривердиева, кандидатура которого утверждена режиссурой фильма и санкционирована худруком третьего объединения Михаилом Роммом. Режиссера было два — тов. Китайский В.Б. и тов. Дциуба Г., как указано в документах. Второй — однокурсник Китайского — немец Хельмут Дзюба.
Самому Шпаликову редакторы прислали письмо, в целом одобряющее его сценарий, особенно эпизоды, связанные с блужданием Кати по Москве, но указаны и недостатки. Скажем, такой: «Те встречи, которые переживает Катя, никак не отражаются на ее характере и на сюжете сценария в целом», а «Москва, которая является фоном действия, выглядит в сценарии еще несколько вообще, в ней нехватает (в одно слово. — С.Х.) знакомых нам черт». Все это сильно подействовало на Китайского, и чем обернулось, теперь мы знаем, и сколько лет было предано забвению. В спектакле об этом ни слова, но уже за попытку воссоздать интонацию оттепельного времени — спасибо, за самолет на улицах Москвы, поездки в автомобиле со случайными попутчиками, фантастическую беззаботность (только кажущуюся) и необъяснимую грусть, разлитую в воздухе, который скоро будет перекрыт.