Как пробиться наверх?
— Революция, — говаривал Наполеон, — это десять тысяч вакансий.
Революция разом меняет весь политический класс. Государственный аппарат заполняется новыми людьми. Оттого смена власти так радует молодежь. Но проходят годы. Система формируется и застывает. Молодые когда-то чиновники достигают пенсионного возраста, но уходить не собираются.
Напротив, чиновники, достигшие вершины власти, жаждут стабильности, то есть покоя и комфорта. И несменяемости! Поначалу еще существовали официальные молодежные организации, которые обещали своим активистам карьерный рост. И кто-то даже пробился... Теперь и комсомола нет. Амбициозные молодые люди толпятся у подножия карьерной лестницы. Но кадровый лифт остановлен. А ожидающие своей очереди теряют терпение.
Как же пробиться наверх? И тут на помощь приходит классика. В Театре Антона Чехова играют спектакль «На посадку» по пьесе Александра Островского «На всякого мудреца довольно простоты». Сценическая версия и режиссура — Леонида Трушкина. Гениальная классика, отмечают искусствоведы, конечно, не теряет остроты сама по себе, но ее сценическое выявление в долголетнем обволакивании театральных традиций притупилось, побледнело и обветшало. Леонид Трушкин вознамерился обновить старые сценические формы современной динамикой, добавить сценической обостренности. Получилось.
У главного героя в кармане билет до Парижа. Но почему он должен уезжать — это же его страна! А что если пробиться наверх и изменить страну? Можно подумать, будто спектакль поставлен буквально за одну ночь, откликаясь на известные опросы общественного мнения, показавшие, как много молодых людей готовы уехать...
Место для порядочного человека?
Зрительный зал с готовностью откликается, слыша со сцены все намеки и полунамеки на глупости и гадости нашей жизни. Аллюзии встречает смехом и аплодисментами. Как в советские времена!
Зритель ведет себя крайне миролюбиво и чрезвычайно культурно. Публика дисциплинированна, внимательна и благодарна. Недовольный окружающим миром зритель желает постичь его в образах искусства. Вооружиться страстными эмоциями театра. Но его жрецы отгораживаются бархатными баррикадами. Эти баррикады заглушают шум и гасят огни внешнего мира, наполненного грохотом войны, криками и стонами, феерическими цветами пожарища.
А зрительный зал терпеливо ждет. Когда, сметая на пути мишуру и бутафорию золоченых божков и богинь из папье-маше, актеры и режиссеры займутся днем сегодняшним. Конечно, зритель высоко ценит подлинное мастерство и все достижения культуры прошлого. Это обеспечивает исключительный успех классической драматургии на современной сцене.
Но зритель желает видеть на сцене новых героев. И самого себя! Никакое самое изощренное драматургическое умение, никакая литературная гибкость и ловкость не могут заменить глубокого знания новой среды и понимания тех чувств и мыслей, которые ими владели. Фальшь и литературщину порождают те, кто пытался отразить сегодняшний день, не сочувствуя современнику.
А чувствуется, что в зале — как и в обществе — накоплены запасы взрывчатого материала, так и вспыхивают искры недовольства. Линия противостояния обнажилась. На сцене полный набор циников и профессиональных лицемеров. Александр Твардовский нарисовал некогда групповой портрет:
И не видеть эти лица —
Резвых слуг любой эпохи:
Краснобая-подлеца,
Молчаливого пройдохи,
Полномочного скота,
Групповода-обормота,
Прикрепленного шута
И внештатного сексота…
И при виде этих героев возникает другой мучительный вопрос: неужели нельзя добиться успеха, оставшись порядочным человеком? Какая-то приглушенная боль ощущается в зале, какая-то тоска по невыразимо прекрасным и невозвратимым дням прошлого. Грозы и громы прошли, шквал улегся, и на спокойную поверхность всплывает столько пакости, что все в ней захлебываются. И ждут, что кто-то разрушит царство зла.
Настолько снисходительно, добродушно и, может быть, сочувственно относится зритель к герою пьесы, что поневоле возникает вопрос: нет ли в этом образе какой-то частицы его самого? Не находят ли его мысли отзвука в сердце зрителя? Зал жаждет увидеть — и на сцене, и в жизни! — бескорыстного человека. Из той породы, кто во все времена идет наперекор господствующему мнению, нимало не беспокоясь о своей личной судьбе.
Но в России легче встретить святого, чем безупречно порядочного человека, шутил когда-то философ Константин Леонтьев. Оттого будущее — в густом тумане, в котором неопытным и слабым духом путникам заблудиться крайне легко. Здесь нет кипучей жизни. Перспективы ограничены и теряются в той же молочно-туманной дали. И герой пьесы, потерпев неудачу, отправляется на посадку — в кармане билет на прямой рейс до Парижа.
Соскучился по Хазанову
Театр — искусство одного дня, одного вечера. Оно никогда не повторяется дважды с полной тождественностью. Даже в одной и той же сцене актер никогда не повторяется полностью. А главное, невозможно сохранить для потомков те горячие токи, которыми непрерывно обменивается зрительный зал и сцена, нельзя воскресить атмосферу спектакля. Нет такой видеотехники, которая сохранит талантливый спектакль во всей свежести его красок, во всей его одухотворенности, во всей пленительности непосредственного творчества и полного слияния актера и зрителя. Этого никогда не будет, потому что жизнь можно имитировать, но ее нельзя воспроизвести во всем богатстве, во всей красоте и полнозвучности.
А жаль! В спектакле «На посадку» у Леонида Трушкина хороши все исполнители. Чудесно играет Геннадий Хазанов. Какие бы эмоции ни проявляли его персонажи, что бы они ни защищали или отрицали, выражая гнев, возмущение, протест или одобрение, зритель все равно смеется. Актеру присуще искусство перевоплощения, искусство воссоздавать на сцене людей, события и обстановку. Несколько неповторимых движений лица, и вы живо видите все то, о чем идет речь. Хазанов играет сочно и щедро, красок и средств у него много. Он никогда не бездействует на сцене, даже если он неподвижен и молчит.
Актер в своем искусстве совершенствуется до конца своих дней. Каждая новая роль — новая грань, новая сумма эмоций, которые призваны открыть новые черты человеческого характера. С каждой ролью открываются новые интонации, жесты, краски... Как же я соскучился по Геннадию Хазанову на сцене! А капитальный ремонт его Театра эстрады никак не заканчивается.