Сад «Аквариум» Театра Моссовета заполнен людьми. Однако в этот раз они пришли не на премьеру, а на прощание с легендарным Сергеем Юрским. Его преданные зрители, коллеги, друзья плачут и несут цветы.
— Для меня его уход личная потеря. Его Остап, Чацкий — гениальные образы, — делится своими эмоциями пожилая москвичка.
Вслед за ней эти слова о Юрском мог сказать едва ли не каждый из сотни человек, выстроившихся в длинную очередь. В таком потоке хорошо различимы лица. В основном старшее поколение, те, кто помнит первые спектакли Сергея Юрьевича еще в ленинградском БДТ.
— С юности следила за его творчеством. Даже мужа себе искала, похожего на Юрского, — говорит, вздыхая, женщина средних лет.
Народ постепенно начинают запускать в здание театра. Несмотря на февральский ветер, люди смиренно ждут команды администрации. Все спокойно, интеллигентно. Конечно, ведь «командовать парадом больше некому».
Для актеров и представителей театров выделен отдельный вход. Но мало кто хочет разговаривать с прессой, чаще закрывают лицо рукой и стараются пройти к зрительному залу. Быстрым шагом идет министр культуры Владимир Мединский. Из Петербурга приехал Олег Басилашвили. Адвокат Генри Резник, близкий друг Юрского, после недолгого колебания соглашается сказать несколько слов:
— Уникальный человек. Ему свойственны совесть и ум, способность мыслить вне рамок, самостоятельно. Эти качества не свойственны людям искусства, а у Сергея Юрьевича были. Мы с ним очень дружили. Он был для меня эталоном нравственности и преданности.
Фоном звучит голос по аудиотрансляции, зачитывающий соболезнования семье Сергея Юрьевича от Владимира Путина, Валентины Матвиенко, Владимира Мединского, Сергея Собянина, Михаила Горбачева.
— Для меня Юрский — целая жизнь, — говорит Аркадий Инин. — Не знаю, кому сейчас больше сочувствую — ему или Наташе Теняковой (вдова Сергея Юрского. — Авт.). Надеюсь, он найдет счастье в высших мирах. Вы можете меня корить, но я сейчас очень переживаю за Наташу.
Многие, кто выходит к микрофону, отмечают удивительный талант артиста перевоплощаться, когда он читал стихи: он и Пушкин, и Бродский, и Хармс. В фойе театра сталкиваются люди совершенно противоположных политических взглядов и разных профессий, и для всех он примиряющий, объединяющий. Хоть ненадолго, но в эту минуту...
— Помню, как мы с ним пили пиво, — рассказывает правозащитник и писатель Алексей Симонов. — А потом я увидел на экране, как Юрский читает Пастернака, и понял те стихи, которые раньше не понимал.
Совсем молодые ребята кладут белые розы к афишам спектаклей с участием Юрского. Театру Моссовета он отдал несколько десятков лет своей долгой жизни. Церемония идет своим чередом: поклонники возлагают цветы, коллеги говорят последние слова со сцены, то и дело оглядываясь на гроб.
В партере и амфитеатре не осталось свободных мест. Людей просят освободить центральный проход: по нему будут нести гроб. Тем, кому не хватило мест, слушают трансляцию из фойе. На экране фотографии Юрского, его кино- и театральные образы. Художественный руководитель «Школы современной пьесы» Иосиф Райхельгауз:
— Юрский — это единственный человек, которому я верил всегда. Он знал биографию каждого артиста, который играл с ним в спектакле. Поэтому в его случае спектакль начинался не с вешалки, а с первой ступени у входа в театр.
Министр культуры Москвы Александр Кибовский:
— Юрский ушел в день дуэли Пушкина. Мы знаем, какое место в его жизни занимало наследие поэта. В этом есть какая-то символичность. Вечная память.
До окончания церемонии остается 15 минут. Евгений Стеблов зачитывает телеграммы от Михаила Швыдкого, Давида Смелянского, Театра Олега Табакова, «Ленкома», Театра Пушкина, Шведского драматического театра и многих-многих других. Цветы ложатся и ложатся на гроб, пока в зале не раздается грохот и последующий за ним крик: «Дайте воды!» Внезапно потерял сознание Евгений Стеблов. Несколько человек пытаются спустить его со сцены и привести в чувство.
Паника в зале моментально нейтрализуется — на сцене Александр Филиппенко посвящает Сергею Юрьевичу стихи. К счастью, Евгений Стеблов приходит в себя и объявляет об окончании церемонии.
В финале — фрагмент записи, где Юрский читает стихи. Зал молча встает и словно по команде образует строгий людской коридор, через который шесть мужчин в черных костюмах несут гроб под несмолкающие аплодисменты.