На своем веку театральная Москва повидала всякое. Сколько бы народ ни возмущался преступными трактовками бессмертной классики, режиссеры из года в год продолжают свои радикальные эксперименты: то Гамлета разденут («Elsinore» в Новом драматическом), то вовсе устроят пышные похороны детородному органу Атоса («Мушкетеры. Сага. Часть первая», МХТ им. А.П.Чехова). Издеваются все, издеваются… А народ-то просит классики!
Угодить вкусам переменчивой и пресыщенной толпы вызвался режиссер Владимир Драгунов, чей послужной список в Малом театре изобилует громкими постановками. Тут — чеховская «Чайка», бальзаковский «Делец», «Последняя жертва» Островского, а теперь и мольеровский «Тартюф», который, к слову, год уже с успехом собирает зал.
До конца неясно: аура Малого театра или негласное воззвание к классической трактовке побудили режиссера целиком довериться Мольеру и не изобретать в очередной раз велосипед. Цель, кажется, достигнута: в фойе толпятся ценители нерадикального прочтения — 65+, их внуки, ожидающие знакомства с «настоящим театром», и трепетные кавалеры, сопровождающие своих юных дам на первом культурном свидании.
Ну а «Тартюф»? Несмотря на общую популярность пьесы, на сцене Малого театра она довольно редкий гость: последний раз ставилась в 1884 году. Тогда Тартюфа и Эльмиру играли выдающиеся актеры Александр Ленский и Гликерия Федотова. По словам Константина Станиславского, Ленский был лучшим из Тартюфов, виденных им когда-либо.
Ну а теперь? Каков он, пройдоха и гений лицемерия, этот «Тартюф»? Во-первых, необычайно красив. Действие разворачивается в пятиметровых декорациях частного французского дома, созданных художником Станиславом Бенедиктовым. Статичная на первый взгляд конструкция не раз распахивает свои окна и двери, за которыми прячется расписной задник в духе эпохи Возрождения. Жаль, створки часто захлопывают безмолвные лакеи, и зритель лишь украдкой может разглядеть богатое полотно. Та же история с музыкой, написанной Григорием Гоберником. Она только расставляет акценты по ходу пьесы, в то время как зритель шепотом просит еще: «Как жаль, что мало музыки! Другое дело в Ла Скала с Паваротти…»
Сам же пройдоха нагл, целеустремлен — негодяй, во все века успешно морочивший господина Оргона. Ханжа, притворщик, обольститель в исполнении Глеба Подгородинского остается современным и неизменно близким не только для персонажей на сцене, но и в жизни. Вероятно, неспроста неутомимая зрительница позади меня воскликнула: «Ах, как он похож на Богомолова!». Да, внешнее сходство действительно есть. «Так и Максиму голову морочил, — не унималась дама. — Но ничего, и тот прозрел. Ай да Мольер! И тут он угадал».
Прозревший Оргон (Виктор Низовой) заслуженно срывал аплодисменты в зале. Когда хороший артист выступает в тандеме с хлестким текстом, каждая реплика с меткостью стрел Вильгельма Телля долетает до зрительского разума, то, кажется, оживает главный принцип эстетической программы Мольера — поучая развлекать. А ввиду последних культурных новостей этот постулат лишь подтверждает свое мудрое значение.