Счастье, что не знаем свое относительно недавнее (уж не говорю про отдаленное) прошлое.
Вот, например, сбрызгивание политических оппонентов зеленкой… Откуда есть пошло это сегодняшнее ноу-хау?
Оказывается, никакое не ноу и не хау, ибо чуть меньше века назад иеромонах Илиодор призвал помечать дегтем интеллигентно выглядевших прохожих. И обязательно, всенепременно евреев. Илиодор не стеснял себя в выражениях и в одном из многочисленных воззваний ратовал за то «чтобы все дружно стояли друг за друга против инородцев, особенно жидов и поляков, которые завладели богатствами нашей родной земли».
Не было ни одной сферы жизни, куда Илиодор не вмешался бы и не пытался бы ее переиначить — на свой манер и в соответствии со своими принципами. (Но разве были у него принципы! Об этом ниже.) Он немало способствовал запрещению философской драмы Леонида Андреева «Анатэма». В статье «Победа православных истинно русских людей над дьяволом» Илиодор хвастал: «Теперь уже не придется бриторылым лоботрясам из театральных подмостков кощунствовать и издеваться над православной христианской верой».
В галереях Царицынского монастыря повесил портрет отлученного от церкви Льва Толстого и призывал проходивших мимо истинных патриотов плевать на лик великого писателя. (Чем это так уж отличается от упреков в свинстве, брошенных Пастернаку?)
Нельзя сказать, что идеи пламенного гонителя инакомыслия находили уж очень широкую поддержку. Но определенным влиянием иеромонах пользовался и интенсифицировал, наращивал свое влияние. Этому немало способствовал «Союз русского народа» — организация, в которой наш герой играл заметную роль. В «Союз» вступали не только темные низы, живо реагирующие на черносотенные призывы, но и представители правящей верхушки, вплоть до министров. Принадлежность к организации сигнализировала о верноподданническом настрое примкнувшего к ней члена, а неприятие «Союза» говорило о неблагонадежности. Можно сказать, это был прообраз КПСС: если не примыкаешь к передовому отряду строителей светлого завтра, то не можешь претендовать на высокие государственные посты.
Оголтелость Илиодора достигала таких высот, что уже и полиция стала смотреть в его сторону косо: деятельность проповедника расшатывала стабильность и без того взбудораженного общества. После нескольких предупреждений газета «Почаевские известия», где Илиодор был редактором и печатал жутчайшие опусы, оказалась закрыта. Но самого Илиодора Священный синод не покарал и передал его в объятия саратовского епископа Гермогена — еще одного сподвижника и идеолога черной сотни. Гермоген назначил Илиодора епархиальным миссионером и настоятелем Святодуховского монастырского подворья в городе Царицыне (впоследствии — Сталинград), и тут Илиодор развернул поистине титаническую деятельность: выкопал силами прихожан множество подземных ходов, построил помост, а на него водрузил чучело, которое символизировало революцию и которому после ритуальных витийств он отсекал голову. Задолго до Ленина Илиодор оценил преимущества наглядной пропаганды. Он мог бы сказать, что из всех искусств для него важнейшей является театральная мистерия. В отличие от драмы Леонида Андреева кустарная инсценировка на импровизированной сцене не была запрещена и пользовалась громадным успехом. Профанация повторялась ежедневно. Ночью гидре пришивали оттяпанную голову, и спектакль можно было возобновлять.
А еще Илиодор водрузил на площади бочку с дегтем, в которую погрузил кисть. Дегтем следовало помечать идеологических противников. Надпись поясняла несообразительным: «Сей квач выставлен на прославление истинно русских православных людей и посрамление газетных стервятников, жидов и русских дураков-безбожников…»
10 августа 1908 года случилось столкновение предводительствуемой Илиодором паствы с полицией. Толпа, науськанная Илиодором, начала избивать прохожего, который выглядел «журналистом». (Вероятно, не “квасного” разбора, а разряда Дмитрия Холодова или Анны Политковской. Но на самом деле это был учитель гимназии.) Его пытался защитить помощник пристава, но и этого огрели палкой и оторвали ему ухо. К месту стычки прибыл полицмейстер, Илиодор приказал ему убраться. А зомбированные люди оплевали (вслед за портретом Толстого) представителя закона.
Саратовский губернатор С.С.Татищев собирался притянуть бесчинствующего иеромонаха к ответственности. Этот порыв к соблюдению законности поддержал председатель совета министров и министр внутренних дел П.А. Столыпин — предыдущий саратовский губернатор. По распоряжению Столыпина синод принял решение изъять Илиодора из монастыря. Не тут-то было! Черносотенные издания дружно встали на сторону бузотера, в его пользу выступил и отставной премьер-министр Горемыкин, пользовавшийся доверием царя и царицы. Сам Илиодор заявил, что не подчинится синоду. Поразительная дерзость! Однако могущественный Столыпин не справился с осатаневшим (если женщин-революционерок принято уподоблять валькириям, то Илиодора впору назвать викарием русской смуты) и становившимся все более заметным и харизматичным борцом за правду. В течение полугода Столыпин не раз напоминал обер-прокурору синода П.П.Извольскому о необходимости приструнить Илиодора. А обер-прокурор откручивался и честно признавал: это не в его силах. Добиваясь высочайшего разрешения остаться в Царицыне, Илиодор вполне панибратски адресовался Николаю II: «…В ваших державных руках находится замедление хода и даже совершенное уничтожение надвигающейся грозной тучи повсеместного восстания народа, выведенного из терпения преступным поведением неправедных домоправителей». Да и церковным иерархам доставалось от него: «Наши духовные пастыри и архипастыри, — разъяснял он черни, — первые изменники, обманщики и лгуны. Они первые отказались от своих слов и отдали народ на растерзание волкам».
Новый обер-прокурор синода С.М.Лукьянов подготовил доклад о вредной деятельности Илиодора. Царь начертал на докладе резолюцию: «Жалея духовных детей иеромонаха Илиодора, разрешаю ему возвращение в Царицын на испытание в последний раз».
О царе Илиодор пока отзывался сочувственно, горевал, что тот подпал под влияние жидомасонов, в первую очередь — Столыпина. Столыпина он предлагал пороть на конюшне по средам и пятницам, чтобы не забывал постные дни.
Когда Столыпин был убит, Илиодор объявил, что вместо заупокойной панихиды отслужит благодарственный молебен: «Господь оказал России и всему русскому народу великую милость: он спас государя императора от смерти, а Россию от кровопролития, междоусобицы и гибели!»
(Любопытно, что Столыпин, не афишируя, разделял позицию Илиодора: «Ужасно то, что в исходных своих положениях Илиодор прав, жиды делают революцию, интеллигенция, как Панургово стадо, идет за ними, пресса также, да разве Толстой, подвергнутый им оплеванию, не первый апостол анархизма, но приемы, которыми он действует, и эта полная безнаказанность все губят…)
Слава Илиодора росла. Царь пригласил его на беседу.
Царем вертели все — жена, мать, министры, каждый играл на доверчивости и малообразованности монарха по-своему. Наивный царь верил, что если кто-то (особенно кто-то в священнической рясе) произносит патриотические лозунги, то этот кто-то и впрямь горячий приверженец самодержавия.
Царь был недалек, а Илиодор проницателен и дьявольски изощрен. Царям надо быть настороже с такими ушлыми карьеристами. Илиодор позже оставил свидетельство о встрече с государем (то ли правдивое, то ли измышленное — царь якобы мямлил: «Ты… вы… ты… не трогай моих министров»).
Казалось, царскому любимчику уготовано блестящее будущее. Идеолог безбрежной монархии, открыто озвучивавший то, что государь не решался произнести, вероятно, метил вскарабкаться к кормилу власти. Но потерял чувство реальности. Затеял войну против бывшего своего приятеля и конкурента, соперника, более преуспевшего в чудотворстве, чем он, — Григория Распутина, который не раз ходатайствовал за него перед государем. Этого посягательства ни царь, ни царица Илиодору простить не могли.
Иеромонах долго прятался в доме тибетского лекаря П.А.Бадмаева, но в январе 1912 года был отправлен во Флорищеву пустынь, на окраину Владимирской губернии. Его стерегли круглосуточно 12 филеров, его фотографии были разосланы лесным сторожам и полицейским на железнодорожных станциях. Илиодор опять обратился с просьбой о помиловании к Николаю II, а когда не получил ответа, ославил царицу, размножив ее письма к Распутину, которые выкрал у тобольского старца. Собственно, эти письма и послужили причиной страшнейшей, непоправимой дискредитации монарха и его супруги.
Илиодор предполагал вернуться в Царицын и спрятаться в катакомбах (вот как далеко он смотрел, заставляя верующих рыть подземные ходы). Затем намеревался поджечь монастырь и выступить вместе с народом против царя. Плевать он хотел на прежние свои монархические заявления.
Когда план не удался, Илиодор расстригся, направив в синод объяснение: «Я же ныне отрекаюсь от вашего Бога. Отрекаюсь от вашей веры. Отрекаюсь от вашей церкви. Отрекаюсь от вас как архиереев». Он обвинил пастырей церкви в том, что они забыли Христа «за звезды, за ордена, за золотые шапки, за бриллиантовые кресты». Расстригшись, женился, а после очередного провалившегося покушения на Распутина, которое с необыкновенной легкостью организовал, патриот земли русской сбежал в Норвегию. Там писал мемуары. Вернувшись после Октябрьской революции на родину, угодил в лапы чекистов. Бывший иеромонах читал по их указке — предел падения! — антирелигиозные лекции.
Он умер в США, трудился там швейцаром в зачуханном отеле.
…И все же отдадим должное прозорливости Илиодора. Он предрекал не желавшим задуматься о будущем богатеям: «Горе вам, царицынские купцы, справляющие золотые и серебряные свадьбы, ибо детям вашим не придется справлять даже медных, а внукам, может быть, и глиняных свадеб».
Повторюсь, мы не знаем своего прошлого, иначе не повторяли бы след в след деяний наших предшественников.