— Вы как-то говорили о том, что, глобально интересуясь происходящим, все-таки стараетесь быть немного в стороне. Якобы это единственный выход, чтобы сохранить себя. Но так или иначе за вами идут люди: слушателям важно, что вы говорите. Как сохранить баланс между этой внутренней замкнутостью и открытостью к диалогу с публикой?
— Я думаю, одна из самых важных вещей, которую слушатель может «прочитать» в последнем альбоме, заключается в том, что есть другие варианты отношения к происходящему сейчас, нежели те, который навязываются нам. Не обязательно разделять или не разделять то, что тебе предлагают, участвовать или не участвовать в этом. Можно занимать совершенно другую, свою какую-то конкретную позицию, смотреть на эти вещи иначе. К сожалению, я не тот человек, который мог бы изменить ситуацию, сложившуюся у нас в стране, на что-то повлиять, я могу только делать хорошо то, что я делаю. Я этим и занимаюсь. Как мне кажется, моя задача — дать возможность людям посмотреть на обычные для них вещи просто с другой стороны. Не справа или слева, а, может быть, как-то снизу или сверху с очень небольшой высоты, чтобы иметь более широкое представление об этом. И, возможно, среди них найдутся люди, которые будут способны изменить ситуацию.
— Вы назвали альбом «раздраженным комментарием к происходящему». Может ли сегодня артист занимать созидательную позицию? И в чем может заключаться это созидание?
— У меня есть все основания назвать свою пластинку созидательной, потому что она дает возможность собраться с мыслями и дает одно из решений, как можно себя вести в сегодняшнем дне. Она дает некую опору, основу, какие-то положения для того, как действовать в том мире, в котором мы сейчас живем.
— Мне кажется, то, что вы делаете, требует определенной концентрации: это не только звуковые волны, но и смысловые удары. Ощутить их можно, внимательно вслушиваясь в текст. В этом смысле комфортно ли вам выступать перед расслабленной фестивальной публикой?
— Конечно, всегда приятнее выступать в замкнутом помещении, в клубе, в том смысле, что ты знаешь — публика пришла конкретно на твой концерт. Там ты получаешь больше энергетических «отзывов», и это не то чтобы проще, но действительно комфортнее. Однако мы рассматриваем фестиваль больше как возможность показать свою музыку тем людям, которые вообще никогда в жизни не оказались бы на нашем концерте. Сказать, что мы, во-первых, существуем. Во-вторых, что наше творчество им, может быть, понравится. Мы с удовольствием после того, как они рассмотрят нас здесь, увидим их на своих концертах. Это скорее больше такая рекламная история, нежели исповедальная. Хотя, конечно, мы всегда думаем о тех, кто специально пришел послушать нас, для них у нас всегда есть «специальный» сет, но мы также хотели бы рекрутировать кого-то еще в свои ряды.
— Интересна ли вам новая музыка, то, что происходит на современной сцене? Или вы полностью сконцентрированы на внутреннем творческом процессе?
— С возрастом, конечно, становишься все более искушенным и во многих вещах, которые появляются, видишь очевидное возвращение каких-то старых тенденций. Или понимаешь, что для молодых людей это новое, а ты уже это пережил, переиграл и немного по-другому к этому относишься. В этом смысле я всегда желаю быть сильно удивленным тем, что я услышу. Когда слушаешь музыку и думаешь: «я так сам могу», это не интересно. Вот если у тебя возникает мысль: «я так вообще никогда в жизни не смогу» — вот это очень круто.
— Как вам кажется, искусство сегодня чаще существует в отрыве от социального поля или, наоборот, сильно интегрировано в него?
— Тем, кто пытался закрутить какие-то социальные истории, мне кажется, не хватало таланта для того, чтобы конкретно за собой вести. А те, кто смог бы это сделать, этого не делают. Может быть, устали… Да не важно, по каким причинам. Еще такой момент, что в обществе нет глобальной потребности для появления такого человека. Вот когда эта потребность возникнет, таких людей появится много. Сразу. Они будут разного качества, уровня и величины, но их точно будет много.