— Ронни, вы родились и выросли в Чили и только потом переехали в Испанию. Что происходит с рок-, металической сценой в Южной Америке? Развивается ли она как-то?
— На самом деле нет, она полностью утоплена в андеграунде, потому что все заполоняет мейнстрим — электронная, танцевальная, поп-музыка. Кроме того, в Южной Америке в принципе почти нет сильных рок-исполнителей. В Испании все иначе. Там развивается разноплановая музыка, в том числе металическая. Конечно, не так, как в других европейских странах — Германии, Скандинавии, но так или иначе в Испании ты ближе к ним. Я начал работать там уже на другом, более профессиональном уровне, у меня появился выход на массовую аудиторию.
— Почему же вы сразу не переехали в Германию или Скандинавию?
— Я влюбился в испанку. Мне нравится эта страна, и переехать из Чили туда было легче.
— В детстве вы пели в церковном хоре. Это дало какой-то полезный опыт для развития или скорее было пыткой?
— Это была хорошая школа в любом случае. Я начинал с госпела, потому что вырос в протестантской семье, родители всегда были очень верующими, так что в 5 лет я был уже в церкви. Только в плюс, когда ты умеешь петь в разных стилях и аккумулировать опыт, применять его на своих концертах.
— Многие говорят о том, что метал — музыка прошлого, неактуальная сегодня. Что вы думаете об этом?
— Мне кажется, она довольна сильная. Конечно, это не 70‑е и 80‑е, когда рок, глэм-рок, хэви-метал были частью мейнстрима. А сейчас музыке любых жанров приходится конкурировать с огромным количеством не только других направлений искусства, но и способов развлечений — у людей есть голливудские фильмы, Интернет, в конце концов, им хочется не вдумываться, а развлекаться. Интернет в большей степени. Огромная часть жизни перенеслась в виртуальное пространство. Может быть, в этом есть и вина нас самих. Может быть, мы — музыканты — не даем публике того, что ей действительно нужно, не чувствуем ее, но, я уверен, через несколько лет рок снова будет в топе.
— У метала, несмотря на множество подстилей в нем, довольно жесткие жанровые рамки. Вам не тесно в них?
— Для того чтобы разнообразить свое творчество, нужно в том числе изучать музыкальный рынок. Не просто танком идти против всех: «Я играю рок, метал, как я его слышу, и меня не волнует ваше мнение!» — а задаваться вопросом «понравится ли это слушателям?». Кроме того, нужно искать именно свою аудиторию и попадать в нее, четко ставить цель. Над этим надо работать, потому что рок-музыканты просто очень ленивые, они просто сидят и ждут, когда к ним придет успех.
— В этом году у Lords of Black вышел альбом «Icons of the New Days». В чем главный месседж?
— Очень важно, что это моя собственная группа, которую я собрал 6 лет назад. Те идеи, которые мы стараемся передать слушателям, на самом деле очень сильно отличаются от того, о чем принято петь в тяжелой музыке. Тексты Lords of Black — очень поэтичные, в них нет секса, наркотиков и алкоголя. И в каждой песне заложено несколько смысловых пластов, каждый воспринимает их по-своему. Наверное, главная, скрытая идея, объединяющая все композиции, в том, что музыка может залечивать душевные раны, может что-то изменить в человеке.
— Насколько активно вы вовлечены в социально-политическую проблематику? Кажется, такие композиции, как «World Gone Mad» («Мир сошел с ума») да и «Icons of the New Days» («Иконы нового времени»), с ней довольно тесно связаны…
— Да, это так. Это реакция на то, что происходит в мире. Мы не боимся говорить о таких вещах, как политическая пропаганда, насилие, психологическое влияние телевидения, Интернета. Люди должны знать и задумываться о них. Мы не идем против системы, музыканты не должны этим заниматься, мы просто берем и кладем этот месседж на стол, брать его или нет — выбор каждого. Я вижу, что наши слушатели — умные люди, способные анализировать, рассуждать, рассматривать те идеи, которые мы высказываем, под разным углом зрения. Так или иначе, важно доносить до публики ту мысль, что всегда есть надежда.
— Вы в том числе работали с Rainbow. Что дал вам этот опыт?
— Очень многое. Для меня это был подарок судьбы. Выступать на одной сцене с Ричи Блэкмором, который является одним из самых лучших в мире гитаристов за всю историю, — бесценный опыт. И каждый раз, когда мы выходили вместе на площадку или даже болтали за кружкой пива, я старался научиться всему, чему мог, впитать все, что он говорит, и начал применять все эти знания на практике. Не каждому современному исполнителю посчастливилось поработать или просто пообщаться с легендой. Благодаря его советам мне гораздо проще теперь развиваться в своем творчестве, направлять группу. В том, что я делаю, одновременно есть нечто новое и продолжение традиции. Быть частью Rainbow — значит, приобщиться к истории, Lords of Black — это уже движение вперед, в будущее.
— В чем секрет творческого долголетия?
— Судя по моим наблюдениям за Ричи, он в том, чтобы быть аутентичным, всегда оставаться самим собой, не пытаться кого-то строить из себя. Не думаю, что стоит надевать какую-то маску, людям гораздо интереснее, когда ты настоящий, и в конце концов для них гораздо важнее твоя музыка, чем твой имидж.
— Могут ли современные музыканты стать достойной заменой уходящим легендам?
— Времена меняются. И в том, что эпоха стадионных героев прошла, есть доля правды. Раньше людям нужны были идолы, сейчас они ищут чего-то другого. Например, у меня есть пятилетний сын. Когда я был ребенком и смотрел видео Kiss, Judas Priest, я был под впечатлением от костюмов, персонажей, их характеров, того, как они вели себя на сцене. Если показать их моему сыну, не факт, что ему понравится. Скорее всего, он подумает, что это странно. Сегодня людям интереснее реальная жизнь, чем героический эпос: в Инстаграме большей популярностью пользуются фото звезд в пижаме, чем их же снимки со сцены.