Как писал классик Сухово-Кобылин: «Язык отказывается говорить, глаза отказываются видеть». Люди, далекие от театра, но сохранившие остатки здравомыслия, спрашивают: какой же такой страшный душегуб этот Малобродский, что его нужно наручниками приковывать? Уж если закручивать гайки и следовать букве и параграфу правил содержания заключенных в СИЗО, то уж можно и к батарее приковать человека. И ведь какие-то люди это делают. Наверняка они тоже считают себя свободными в свободной стране, современными, модными, с айфонами, вооруженные до зубов гаджетами. А вот души, мозги и у тех, кто принимает такое решение, и у тех, кто его исполняет, из нашего жестокого прошлого. Иначе как объяснить такое несоответствие образа и поступков — меж ними пропасть. И меж нами — тоже.
Но это эмоции, наши возмущения и бессилие от безвыходности в деле Алексея. Наручники на больном Малобродском добили всех, даже не очень сочувствующих или совсем равнодушных к делу «Седьмой студии». Но эмоциями горю не поможешь. То, что сотворил Басманный суд и судьи, чьи фамилии, безусловно, войдут в историю, отказавших даже Следственному комитету в просьбе перевести нездорового 60-летнего театрального менеджера из СИЗО под домашний арест, дает теперь четкое понимание этой истории. Однозначно, что из Малобродского делают стрелочника, козла отпущения для устрашения.
Почему из него? Потому что у него нет громкого имени, которое можно использовать как щит, нет влиятельных покровителей, которые смогут нажать на нужную кнопку или позвонить нужному человеку, занести, если что, кому надо. Он маленький человек, который меньше всех работал в «Седьмой студии» (каких-то десять месяцев), не имел права финансовой подписи. Какой масштаб деяний должен был совершить Алексей Малобродский, как он должен был разорить театр, столицу, Родину, чтобы с больным сердцем оказаться прикованным наручниками к металлической койке?
Теперь уже ни у кого нет сомнения, что это показательный процесс, показательная порка, позорный урок для разношерстного театрального сообщества. А следующий год, между прочим, президент объявил Годом театра. Театральным повезло, поскольку такой год обещает театру, особенно провинциальному, особенно вдали от крупных населенных пунктов, где за копейки работают нищие энтузиасты, шикарные перспективы. Кого-то, наверное, еще и наградят, дадут путевку в санаторий. Но как эта радость от открывшихся перспектив монтируется с образом человека, маленького, худенького, лежащего на больничной койке и прикованного к ней наручниками? Как будет чувствовать себя театр от соседства с таким кадром? Театр, который все еще убежден, что думает о человеке, напоминая о совести и стыде. Театр, который так гордится и на каждом шагу козыряет своим братством? Может, пора что-то делать! Для конкретного человека. Фамилия — Малобродский. Возраст — 60 лет.