Комета
Встретились и разговорились Пустое Место и Условно Сто Тридцать Девятое Место по списку Форбса.
— Чем так уж отличаешься от меня? — спросило Пустое Место.
— Тем, что мои усилия вознаграждены, — гордо ответило Сто Тридцать Девятое. — Я много работаю, труд мой не пропал даром, он замечен и отмечен.
Взволнованный монолог не произвел на Пустое Место большого впечатления.
— Я тоже работаю… Над собой, — пробормотало оно. — Занимаю видное положение. Чем ты лучше? — повторило оно.
Условно Сто Тридцать Девятое не сдержалось:
— Ты вскарабкалось на не соответствующую твоим данным высоту!
Пустое Место прервало:
— Я не карабкалось. Меня вознесли. Понапрасну не возносят.
— Вот уж правильно говорится: не место красит, а наполнение, — конкретизировало свою позицию Условно Сто Тридцать Девятое. — Ты само знаешь, что не стоишь ничего. Возносители куда как часто ошибаются в оценках.
— Может, в твоем случае они и ошиблись, — подкузьмило критикана Пустое Место.
Условно Сто Тридцать Девятое задохнулось в негодовании:
— Налицо конкретные результаты моей работы! Я могу их предъявить! Плодами моих трудов пользуются многие. А ты — паразитируешь. На чужой талантливости или глупости. Обманываешь, вводишь в заблуждение, ты лишь притворяешься значимым.
— Притвориться тоже надо уметь — так, чтоб не разоблачили, — цинично хохотнув, парировало Пустое Место.
— И тебе не стыдно? — патетически воскликнуло Условно Сто Тридцать Девятое. — Пройдет совсем немного времени, и тебя разоблачат, покроют позором, твоя ложь станет нарицательной, может, тебя и твою пустопорожность даже проклянут!
— Это когда еще случится, — беспечно отмахнулось Пустое Место. — Если случится вообще. Может, к тому времени и твои заслуги окажутся никчемными и фиктивными. Дискредитированными и дезавуированными. А у меня есть шанс. На высокой должности, которую, несмотря ни на какие нападки, я занимаю, сумею так себя преподать, так зарекомендовать, так пустить пыль в глаза, что на долгие века останусь светочем и иконой. Максимум, чего ты можешь добиться, это переползти на условно сто четвертое, сто второе, девяносто второе, даже первое место в своем хваленом перечне, который составляет неизвестно кто и по каким критериям. Я показываю всем: при минимуме способностей можно царить, управлять, восхищать, вести за собой. Ты — жалкий лузер, а я — комета, я ворвалась в тусклую жизнь и озарила ее неизъяснимым светом. Да, сгораю, плавлюсь в плотных слоях завистников — таких, как ты и твои соседи по всяким сомнительным рейтингам. Но в истории я останусь непревзойденной, незабвенной звездой.
Ошарашенное условно Сто Тридцать Девятое Место в замешательстве молчало, не находя, что возразить.
Похороны Пустого Места
На похоронах Пустого Места собралось множество Пустых Мест.
Траурный митинг открыл известный политик Пустое Место. Он едва сдерживал рыдания.
— Мы лишились, — всхлипывал он, — лишились потрясающего по своей глубинной пустоте соратника, представителя нашей дружной когорты, он был одним из первейших среди нас.
Слово взял театральный режиссер — Пустое Место, знаменитый тем, что довел вверенный ему мельпоменный коллектив до полнейшей пустоты и бессодержательности репертуара, это, в свою очередь, повлекло совершенное опустошение зрительного зала. Сей худрук не пускал на порог своего кабинета ни одного мало-мальски талантливого актера и гордился тем, что выбранные для постановки пьесы гулко пустопорожни.
— Скоро и я вслед за тобой, в вожделенную пустоту! — только и мог вымолвить он, поскольку более объемные мысли в его голове не помещались.
К микрофону подошел ученый Пустое Место и, бряцая прикрепленными к лацкану пиджака наградами, взгоревал:
— Некоторые недооценивали тебя. А зря. Ты занимал в жизни не просто огромное, а всеобъемлющее положение. Распространял свою пустоту на всех! Пустота безразмерна, но ты нагнетал ее невообразимыми темпами и сумел заполнить ею наше бытие до краев!
Выступила жена покойного.
— Ты был рядом и оставался неуловим, — сказала она, прижимая к глазам платочек. — Не знаю, как в своей профессии, о которой имею смутное представление, а в любви оставался подлинным ничем и никем: заразительно переливал из пустого в порожнее и обратно. Любимой твоей поэмой было «Облако в штанах». И в твоих штанах всегда было облачно, мягко и воздушно.
Не могло обойтись на прощании без ведущего сатирика. Он, естественно, подпустил юморку.
— Покинувший нас светоч всегда говорил, что выбирал между наполовину полным и наполовину пустым стаканом второй вариант. Но допивал и первый. А между первой и второй, как известно, перерывчик небольшой.
Все дружно рассмеялись.
С опозданием прибыл на панихиду один из руководителей государства. У него, как всегда, было очень мало времени, поскольку его рабочий день сплошь занимала пустая суета, в связи с этим речь его была деловой, краткой, энергичной и, как всегда, совершенно пустой.
— Инакомыслящие путают глупость с пустотой, — жестко заявил он. — Но это разные понятия. Глупый не удержится на высоком посту, а пустой — еще как сохранит лидерство. Пустой не может не быть хитрым и изворотливым, если хочет удержаться в пустоте на достойном уровне. Главное, — подчеркнул он, — пустота должна быть патриотичной.
Печальная процессия двинулась по кладбищенским аллеям к вырытой могиле. Когда после оружейного залпа и под звуки гимна гроб опустили на мягких полотенечных постромках в зияющий прямоугольный зев, пустота земельной опочивальни осталась прозрачно пустой.
По рядам пораженной необъяснимым чудом публики пронесся благоговейный ропот.
— Вознесен!
— Бессмертен!
— Не погребешь мессию Пустоты!
— Пребудет вечно живым! — изрек отпевавший покойного накануне в пустом храме батюшка и озорно блеснул пустым взглядом из-под кустистых бровей.
— Прям хоть спектакль, честное слово, ставь о замечательно пустой жизни нашего друга, — воодушевился режиссер. — Так и вижу грандиозную премьеру: огромный пустой зал, пустая сцена и пустой гроб посередине импровизированной пустыни… Христос в пустыне непонимания, да и только!
Могильную пустоту забросали землей, а через год те же самые пустейшие люди собрались на открытие памятника. Это было грандиозное сооружение: в каменном кресле восседала Пустота. На мраморном постаменте было высечено: «Пусть попустительствует тебе…» А дальше было пусто. Изваяние окружали цветы пустырника.
Пришедшие заблаговременно заказали себе в конторе кладбища такие же монументы — опасаясь, что их заслуги не будут по достоинству оценены пустоголовыми потомками.
Кони на переправе
«Коней на переправе не меняют», — яростно шептал Хозяин и нещадно нахлестывал несчастных каурок.
А кони — измученные, очумевшие от боли, голодные — думали: «Надо во что бы то ни стало перевезти его на тот берег, ведь утонет, дурак…»
Маленькая трагедия
Правитель входит в лавку сатаны.
ПРАВИТЕЛЬ. Мне недостает авторитета — внутри страны и в мире.
БЕС. Обойдется миллиона в три.
Правитель извлекает кошелек и отсчитывает три миллиона жизней сограждан.
ПРАВИТЕЛЬ. Этого хватит?
БЕС. Первый взнос зачтен. Мы так легко расплачиваемся за не понятно кому нужные победы…
Пушкин
Воскресший Пушкин посетил Москву. И был растроган до слез почитанием, которое ему воздают. Всюду он видел аршинные надписи: «Мойка», «Мойка», «Мойка» — в честь набережной, где жил в Петербурге возле одноименной реки, но вот номер дома почему-то был указан неверно: особняк, ставший последним прибежищем, имел обозначение «12», а в вывесках фигурировала цифра «24». «Удвоили зачем-то», — недоумевал Александр Сергеевич.
Воскресший Чехов посетил ряд столичных супермаркетов и, изучая ассортимент, видел водку «Дядя Ваня», хрен «Дядя Ваня», горчицу «Дядя Ваня» и колбасу «Докторская». Слеза прошибла Антона Павловича: каков пиетет, которым окружили врача-драматурга благодарные потомки!
Григорий Распутин явился с того света в Первопрестольную, чтоб нагрянуть в ресторан «Распутин», и был разочарован меню. А Владимир Маяковский, спустившись в пивной подвал «Лиля Брик», повторно застрелился.
Пушкин тем временем безмятежно посиживал в ресторане «Пушкин» и, млея, внимал певице Натали.
Александр Грин, побывав в торговом центре «Алые паруса», прямиком пошел в клинику Сербского.
А Жан-Жак Руссо, наведавшись в кафе «Жан-Жак», пытался убедить официанта, что у Истории и Литературы воровать нельзя. Но никто не слушал.